Рихтер, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Рихтер
Дата рождения:	20 июля 1880(1880-07-20)
Место рождения:	Ростов-на-Дону
Дата смерти:	6 ноября 1932(1932-11-06) (52 года)
Место смерти:	Каркаралинск

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Влади́мир Никола́евич Ри́хтер (20 июля 1880, Ростов-на-Дону — 6 ноября 1932, город Каркаралинск, Казахстан) — деятель Партии социалистов-революционеров (эсеров; ПСР), член её Центрального комитета в 1917—1918.

Биография

Семья

Сын вольного штурмана Николая Карловича Рихтера и Марии Михайловны, урождённой Крузе, дочери полковника.

Был женат первым браком (закончившимся разводом) на купеческой дочери, которая была австрийской подданной (видимо, её фамилия была Петерец). В этом браке родился сын Николай Петерец (1907 (?) — 1944) — поэт, получил образование в Харбине, с 1934 жил в Шанхае, где и умер.

Вторая жена — Вера Вадимовна Суворова, из дворянской семье, участвовала в революционной деятельности. Дети — Всеволод (умер в детстве от дифтерита), Мария, Валерия (умерла в детстве), Вера.

Образование

Окончил Ришельевскую гимназию в Одессе (1899), историко-филологический факультет Новороссийского университета (город Одесса, 1903; экстерном). В 1904—1905 учился в Лейпцигском университете, в 1908—1910 — в Сорбонне (Школа социальных наук, а также филологический факультет). Затем учился в Римском университете, где получил юридическое образование и слушал курс естественных наук.

Революционер

С 1898 года участвовал в революционной деятельности. С 1902 — член ПСР. В 1901 и 1902 гг. высылался в Кишинёв и Бендеры. В 1902 году как революционер был исключён из университета, который пришлось заканчивать экстерном. С 1905 был одним из руководителей эсеровской организации. Весной 1906 был арестован, в июне выслан в Вологодскую губернию, откуда в декабре 1906 бежал за границу. В 1907 жил в Италии, в 1908—1910 — во Франции, где был членом и секретарём Областного Заграничного комитета ПСР, членом Следственной комиссии при ЦК ПСР, занимавшейся расследованием дел эсеров, обвинявшихся в связях с охранкой. Одновременно читал лекции по западноевропейской литературе в Парижском вольном университете.

В 1910—1917 вновь жил в Италии, изучал историю, археологию, архитектуру, занимался переводами с итальянского. Был экспертом в итальянской литературе. Занимался активной просветительской и журналистской деятельностью: был членом Ассоциации периодической печати Италии, членом Ассоциации зарубежной печати в Риме, итальянским корреспондентом кадетской газеты «Речь». Читал лекции по истории, архитектуре, проводил экскурсии по Риму и его окрестностям для русских эмигрантов.

Деятельность в 1917—1922

В мае 1917, после Февральской революции, вернулся в Петроград. Был избран членом Петроградского комитета ПСР, а на III съезде партии (май-июнь 1917) — членом ЦК ПСР. Также был избран секретарём ЦК, входил в иногороднюю комиссию и комиссию по выборам в Учредительное собрание. В 1917 был избран членом Учредительного собрания от Херсонской губернии по списку ПСР. На IV съезде партии (ноябрь-декабрь 1917) вновь избран членом ЦК. Был делегирован в Киев для переговоров с руководством украинских эсеров, не противодействовал их решению проголосовать за предоставление украинской делегации на переговорах в Бресте права на заключение сепаратного мира с Германией.

В мае 1918 за это был выведен из состава ЦК и уехал в Одессу, где возглавлял комитет ПСР до 1921. В этот же период продолжал заниматься журналистской, преподавательской (в средних учебных заведениях) и просветительской деятельностью. Выступал с лекциями и речами как по политической и идеологической тематике (весной 1920 прочитал курс лекций на тему «Идеология партии социалистов-революционеров»), так и по вопросам литературы и истории искусств. Был сторонником демократического пути развития России, подвергал критике антидемократические и авторитарные меры как красных, так и белых властей.

22 февраля 1921 Рихтер был арестован, в течение года находился в Одесской тюрьме. Один из одесских чекистов дал такую его характеристику:

Рихтер является теоретиком, духовным главою организации, особенно пользуется большими симпатиями среди учащейся молодежи, им был организован кружок по изучению народничества, из которого в последнее время образовалась студенческая организация. Даже и теперь, находясь в изоляторе, он руководит действиями Одесской организации П. С. Р. и большинство статей, напечатанных в их листовках, принадлежат ему.

В связи с подготовкой процесса над эсерами в 1922 московское начальство потребовало от Одесской ЧК отправить Рихтера в Москву. 8 марта 1922 был отпущен из одесской тюрьмы для устройства личных дел и скрылся (существует версия, согласно которой чекисты, испытывавшие уважение к Рихтеру, фактически позволили ему бежать, зная, что в Москве ему угрожает смертный приговор). Перешёл на нелегальное положение, был членом Центрального организационного бюро, заменявшего ЦК ПСР.

В тюрьмах и ссылке

28 сентября 1922 был арестован на совещании эсеров в Киеве с документами на имя Писаревского. Был доставлен в Москву, где содержался во Внутренней тюрьме ГПУ. Назвал свою настоящую фамилию, но отказался давать показания. Обвинён в том, что в 1918 участвовал в заговоре с целью убийства В. И. Ленина и передал члену ПСР Л. В. Коноплёвой яд кураре, использовавшийся позднее при покушении на Ленина. Обвинение основывалось на показаниях Коноплёвой, к тому времени ставшей коммунисткой и работавшей в военной разведке.

Понимая, что приговор предрешён, отказался участвовать в суде. 4 июля 1923 был приговорён Судебной коллегией Верховного суда РСФСР к расстрелу. 18 сентября того же года Президиум ВЦИК заменил ему смертную казнь десятью годами лишения свободы.

В октябре 1923 — феврале 1924 находился в Суздальском политизоляторе, в феврале 1924 — июне 1925 — в Челябинском политизоляторе, в июле 1925 — июне 1926 — в Тобольском политизоляторе, летом 1926 — в Бутырской тюрьме, в сентябре 1926 — июне 1929 — в Верхне-Уральском политизоляторе. С 1929 находился в Средней Азии.

С июня 1930 — в ссылке в городе Каркаралинске в южном Казахстане. Работал в конторе по снабжению хлебом населения, а затем счетоводом, помощником бухгалтера в Баяно-Каркаралинском леспромхозе. В 1931 был арестован по обвинению во «вредительстве», содержался в Каркаралинской тюрьме, затем был освобождён. Находясь в Казахстане, подружился со ссыльным православным священником Александром Андреевым. Умер от брюшного тифа.

В его автобиографии, написанной в Каркаралинской тюрьме в 1931, в частности говорилось:

При царском режиме трижды арестовывался, трижды ссылался и дважды был в эмиграции. При коммунистическом трижды арестовывался, восемь с половиной лет отбыл в политизоляторах и теперь нахожусь в ссылке. Член Партии Социалистов Революционеров.

Особую важность в этом тексте представляет информация о том, что и в 1931 Рихтер признавал себя членом партии эсеров, несмотря на фактическое прекращение её деятельности и на неизбежное недовольство такой позицией со стороны органов советской власти.

Поэт

Автор прозаических произведений, а также большого количества стихов, которые были написаны в тюрьмах. Одно из них — «На расстрел Гумилёва» — было написано 29 декабря 1928:

Где смерть для проклятых имён,

Лежащих в прахе вечных тлений?

А с ними в список занесён

И твой палач покорный, Ленин!

Когда звереющий чекист

Плюется пулею в поэта,

Что нам до подставной руки!

Лишь ты ответственен за это!

Библиография

• «Сын вольного штурмана» и тринадцатый «смертник» процесса с.-р. 1922 г. Документы и материалы из личного архива В. Н. Рихтера. / Составление, комментарии К. Н. Морозова, А. Ю. Морозовой, Т. А. Семёновой (Рихтер). М., 2005.

Ссылки

• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/author058c.html?id=1393 Рихтер Владимир Николаевич (1880-1932) журналист, эсер]
• [www.gumilev.ru/main.phtml?aid=190083656&view=line Стихотворение о Гумилёве]

Отрывок, характеризующий Рихтер, Владимир Николаевич

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.