Сапега, Ян Фредерик (писарь)
| Ян Фредерик Сапега польск. Jan Fryderyk Sapieha<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Ян Фредерик Сапега</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1653 — 1664 | ||
| Предшественник: | Зигмунд Пшиемский | |
| Преемник: | Якуб Потоцкий | |
| Рождение: | 1618 | |
| Смерть: | 3 июня 1664 | |
| Род: | Сапеги | |
| Отец: | Фредерик Сапега | |
| Мать: | Ева Скажевская | |
| Супруга: | Констанция Гербут | |
| Дети: | Николай Леон, Казимир Владислав, Павел Франтишек и Людвика Констанция | |
Ян Фредерик Сапега (1618 — 3 июня 1664) — военный и государственный деятель Речи Посполитой, писарь польный коронный (1653—1664), староста слонимский, овруцкий и черкасский. Участник войн Речи Посполитой с украинскими казаками (1648—1654), Россией (1654—1667) и Швецией (1655—1660).
Биография
Представитель коденской линии знатного литовского магнатского рода Сапег герба «Лис». Старший сын подкомория владимирского Фредерика Сапеги (ум. 1626) и Евы Скажевской (ум. до 1642). Младшие братья — обозный великий литовский Томаш Казимир, епископ виленский Александр Казимир и кравчий великий литовский Кшиштоф Франтишек Сапеги.
Учился в иезуитском коллегиуме в Луцке, в 1635 году поступил в Краковский университет, затем вместе с братом Томашем Казимиром выехал в Италию, где учился в университетах Болоньи и Падуи.
В конце 1630-х и в 1644—1645 годах Ян Фредерик Сапега служил во французской армии, в том числе под командованием Великого Конде. Около 1647 года вернулся на родину.
В 1648 году принимал участие в неудачной битве с восставшими запорожскими казаками под Жёлтыми Водами, где после ранения Стефана Потоцкого принял на себя командованием польским корпусом. После поражения в битве попал в татарский плен, из которого был освобожден весной 1650 года.
В 1653 году Ян Фредерик Сапега получил должность писаря польного коронного. В мае того же 1653 года участвовал в военных операциях против отрядов крымских татар, был взят в плен в феврале 1654 года. В декабре 1654 года был освобожден из татарского плена и вернулся домой.
В 1655 году Ян Фредерик Сапега был избран послом на сейм, затем 20 сентября 1655 года участвовал в битве с русско-казацким войском под Гродеком-Ягеллонским. 16 октября 1655 года перешел на службу к шведскому королю Карлу Х Густаву, который высоко ценил его военные способности. Был одним из самых рьяных сторонником короля Швеции. В ноябре 1655 года был отправлен в литовский лагерь под Брестом-Литовским, чтобы убедить литовские хоругви перейти на шведскую службу. В декабре 1655 года сформировал две казацкие хоругви.
В феврале-марте 1656 года Ян Фредерик Сапега, будучи главным начальником польских конных хоругвей, сражавшихся на стороне Карла Х Густава, участвовал в военных операциях шведского короля против партизанских отрядов Стефана Чарнецкого. В феврале 1656 года участвовал в разгроме шведской армией Стефана Чарнецкого в битве под Голубом. В конце феврале был отправлен шведским королём послом к Яну «Себепану» Замойскому, чтобы убедить его сдать Карлу Х свою крепость Замостье.
28 марта 1656 года польный писарь коронный Ян Фредерик Сапега под давлением своих подчиненных оставил шведскую службу. В дальнейшем служил в дивизии Стефана Чарнецкого и участвовал во многих военных кампаниях, в том числе в трёхдневной битве под Варшавой (1656), в походе польско-литовской армии против трансильванского князя Дъёрдя Ракоци (1657) и блокаде шведских гарнизонов в Пруссии (1658—1659).
В начале 1659 года Ян Фредерик Сапега стал служить в дивизии под командованием великого гетмана коронного Станислава Потоцкого «Реверы». Весной 1659 года вместе с Яном Собеским занимался строительством укреплений Львова, в 1660 году участвовал в битвах с русско-казацкими войсками под Любаром (16-26 сентября 1660 г.), Чудновом (27 сентября — 4 ноября 1660 г. и Слободищем (7-8 октября 1660 г).
Был сторонником профранцузской партии, с 1663 года получал от двора Людовика XIV пенсию в размере 3 тысяч франков.
В конце 1663 года должен был получить булаву польного гетмана литовского, но из-за ухудшения здоровья отказался от этой должности.
Семья и дети
В 1642 году женился на Констанции Гербут, от брака с которой имел трёх сыновей и одну дочь:
- Николай Леон Сапега (1644—1685), ротмистр королевский (1670), каштелян волынский (1680—1683), воевода брацлавский (1683—1685), староста овруцкий
- Казимир Владислав Сапега (1650—1703), подстолий литовский (1685), стольник литовский (1686), подскарбий надворный литовский (1686), каштелян трокский (1689), воевода трокский (1697)
- Павел Франтишек Сапега (1656—1715), полковник литовских войск (1683), пробст коденский (1688), каноник варшавский, духовный секретарь великий литовский (1704), епископ жмудский (1715)
- Людвика Констанция Сапега
Напишите отзыв о статье "Сапега, Ян Фредерик (писарь)"
Отрывок, характеризующий Сапега, Ян Фредерик (писарь)
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
