Собор Святого Георгия (Стамбул)
| Православный храм | |
 Внешний вид собора с западной стороны | |
| Страна | Турция |
| Город | Стамбул |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Патриарший собор (Вселенский патриархат) |
| Дата основания | XVI |
| Состояние | Действующий храм |
Собор Святого Георгия (греч. Καθεδρικός Ναὸς τοῦ Ἅγίου Γεωργίου; тур. Aya Yorgi) в Стамбуле — православный кафедральный собор во имя великомученика Георгия Победоносца, с 1601 года — резиденция Константинопольского Патриарха. Расположен в стамбульском районе Фанар (Фенер). Храм представляет собой трехнефную базилику, имеет скромный внешний вид, однако богато украшен внутри.
Содержание
История
После падения Константинополя (1453 год), центром православной жизни города в XVI веке стал район Фенер, куда в конце столетия была перенесена резиденция Патриарха. В 1601 году[1] Патриарх Матфей II избрал своей новой резиденцией вместо храма св. Димитрия у Деревянных ворот (ныне тур. Aya Dimitri Rum Ortodoks Kilisesi, Kırk Ambar Sok. No. 12, Ayvansaray) храм Святого Георгия, бывший до того женским монастырём. После этого церковь была реконструирована ещё много раз так, что от её прежнего вида почти ничего не осталось. При Патриархе Тимофее II в 1614 году собор реконструировали и расширили. При Каллинике II вновь проведена реконструкция. В начале XVIII века (год точно неизвестен) в соборе произошёл сильный пожар. В 1720 году Патриарх Иеремия III начал реставрационные работы, которые продолжились и патриархом Паисием II.
Новый крупный пожар в 1738 году нанёс серьёзный ущерб церкви. Только в 1797 году Патриарх Григорий V начал реставрацию, в результате которой церковь приобрела свой нынешний вид. Патриарх Григорий VI (1835—1840) внёс новые изменения в здание храма и увеличил его высоту. Последняя крупная реконструкция была проведена патриархом Иоакимом III.
В 1941 году здания патриархии вблизи храма были уничтожены пожаром и по политическим причинам не восстанавливались до середины 1980-х. Во второй половине 1980-х при Патриархе Димитрии был сооружён новый комплекс административных зданий, а в начале 1990-х, при Патриархе Варфоломее, произведён ремонт и благоукрашение храма — в значительной мере на средства греческого промышленника Панайотиса Ангелопулоса[1][2].
Святыни
Справа от иконостаса — часть колонны (столб бичевания) из Иерусалима с остатками кольца, к которому, по преданию, был привязан во время бичевания Иисус Христос.
Среди особо почитаемых икон — образ «Панагия Фанеромени» в сребро-позлащённой ризе из России у северной стены и мозаичная «Панагия Паммакаристос» у южной, происходящая из бывшего храма Богородицы Паммакаристы.
У северной стены храма установлены ковчеги с частицами мощей Григория Богослова и Иоанна Златоуста, вывезенных из Константинополя во время Четвёртого крестового похода 1204 года и в 2004 году по распоряжению папы Римского Иоанна Павла II возвращённых Патриархату[3]. С южной стороны храма покоятся останки Евфимии Всехвальной (память в Константинопольской церкви — 11 июля и 16 сентября), Соломонии — матери мучеников Маккавейских и святой царицы Феофании. Серебряная рака мощей святой Евфимии Всехвальной прислана из России «От благочестивых русских жертвователей в дар Вселенской патриархии 1904»; надпись в нижнем левом углу лицевой стороны раки гласит: «По благословенію Высокопреосвященнаго Антонія Митрополита С-Петербургскаго».
Напишите отзыв о статье "Собор Святого Георгия (Стамбул)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.patriarchate.org/patriarchate/stgeorge The Patriarchal Church of Saint George]
- ↑ Fr. John Chrysavgis. The Ecumenical Patriarchate: A Brief Guide. The Order of St. Andrew the Apostle — NY, 2009, стр. 49, 54.
- ↑ [newsru.com/religy/01dec2004/relics_istambul.html Мощи святых не были украдены из Константинополя, заявляют в Ватикане] NEWSru, 1 декабря 2004.
Ссылки
- [patriarchate.org/patriarchate/tour A Tour of the Church of St. George]
Отрывок, характеризующий Собор Святого Георгия (Стамбул)
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
