Совет Севера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Совет Севера — административный орган, созданный в 1472 году королём Англии Эдуардом IV, первым монархом из династии Йорков, для обеспечения правительственного контроля и экономического процветания Северной Англии. Брат Эдуарда Ричард, герцог Глостерский (впоследствии Ричард III), был его первым лорд-президентом.[1]

Совет на протяжении всей своей истории располагался в Йоркшире: сначала в замках Шериф-Хаттон (англ.) и Сандал (англ.), а затем в Кингз-Манор, Йорк (англ.). Генрих VIII восстановил Совет после Реформации в Англии, когда север стал ассоциироваться с Римско-католической церковью. Он был распущен в начале Гражданской войны в Англии.





Создание

Совет был учрежден в 1472 году королём Англии Эдуардом IV. Его главные резиденции были в замках Шериф-Хаттон и Сандал[2]. Он предназначался для осуществления Королевского правосудия в северных частях Англии, включающих Йоркшир, Ланкашир, Камберленд, Уэстморленд, Дарем и Нортамберленд[3]. Ричард назначил в Совет группу местных сторонников короля. Когда Ричард сам стал королём, Совет продолжил работу под номинальным руководством его сына Эдуарда Миддлгемского. После смерти Эдуарда в 1484 году Ричард передал его в руки своего нового преемника Джона де Ла Поля, графа Линкольна, который был наместником в Йоркшире[4].

После смерти Ричарда совет был восстановлен Генрихом VII в 1489 году, его номинально возглавил сын короля Артур Тюдор. После ранней смерти Артура в 1502 году он собирался от случая к случаю для решения неотложных вопросов. Большей частью севером управляла мать короля Маргарита Бофорт через совет, собиравшийся в Средней Англии.

Возрождение

Совет был возрождён Генрихом VIII в 1537 году после периода, когда север управлялся менее официальным советом под председательством Генри Фицроя[5]. Побудительным толчком для воссоздания Совета оказалось сопротивление Реформации.

После роспуска монастырей и отделения церкви Англии от Рима на севере Англии поднялось возмущение. Большинство людей оставались здесь верными сторонниками Римско-католической церкви и глубоко страдали от перемен. Народ восстал в Йорке, собравшись в 30-тысячную повстанческую католическую армию, несущую кресты и знамена с изображением Святых Ран Христа; это выступление получило название Благодатное паломничество.

Восставшим пообещали, что они будут помилованы, а в Йорке соберется парламент для обсуждения их требований, и они, уверенные, что монастыри вскоре будут открыты, разошлись по домам. Однако, когда мятежники рассеялись, Генрих велел арестовать предводителей, и 200 участников беспорядков были казнены. После этого Совет был реорганизован в 1538 году при президенте Роберте Холгейте. Было установлено, что каждый год будет проходить 4 заседания совета: в Йорке, Дареме, Ньюкасле и Халле.

После закрытия монастыря св. Марии (Йорк) (англ.) дом аббата, удержанный королём за собой, был официально передан Совету в 1539 году. Здание в наше время называется Кингз-Манор (King's Manor - Королевское Поместье)[6].

Упразднение

В 1620 году Томас Уэнтуорт произнес в совете знаменитую речь, в которой он настаивал на «праве короля» как основе общественного порядка: «краеугольный камень, который венчает свод управления государством»[7]. Тем не менее, к 1640 году совет воспринимался уже не как агент централизованной королевской власти на севере, но как потенциальный центр сопротивления. Эдуард Хайд предложил распустить совет. В 1641 году Долгий парламент упразднил Совет по причинам, связанным с Реформацией: Совет был оплотом католической оппозиции.

Список президентов Совета Севера

См. также

Напишите отзыв о статье "Совет Севера"

Примечания

  1. [richardiii-ipup.org.uk/timeline Richard III Timeline]
  2. [www.richard111.com/northern_properties.htm The Northern Properties]
  3. Susan Walters Schmid, John A. Wagner (eds), Encyclopedia of Tudor England, ABC-CLIO, 2011. p.304-5.
  4. Frederick William Brook, York and the Council of the North, Borthwick Publications, 1954, p. 4.
  5. [www.historyofyork.org.uk/themes/after-the-dissolution After the dissolution]
  6. [www.historyofyork.org.uk/themes/tudor-stuart/king-s-manor-tudor-and-stuart King's Manor Tudor and Stuart]
  7. Robert Wilcher. The Writing of Royalism 1628-1660, Cambridge University Press, 2001, p. 3.
  8. Richard III by Kendall

Литература

Ссылки

  • [www.constitution.org/sech/sech_075.htm The Act of Henry VIII]
  • [www.york.ac.uk/admin/presspr/kmanor/ University of York King's Manor page]
  • [www.bbc.co.uk/northyorkshire/iloveny/devolution/history/index.shtml BBC on the King's Manor]
  • [www.tudorplace.com.ar/Documents/president_council_north.htm List of Presidents at the Tudor Place]

Отрывок, характеризующий Совет Севера

Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.