Спальный район

Спа́льный райо́н — жилой район города (обычно в крупных мегаполисах или в их пригородах), жители которого вынуждены ежедневно ездить на работу в деловой центр или в промышленный район города и возвращаться домой для того, чтобы переночевать (откуда и пошло название).

Как правило, спальные районы городов достаточно удалены от центра, где обычно располагаются офисы и места культурного досуга, но зато и цены на жильё в них существенно ниже, чем на квартиры и дома в престижных центральных районах.

Спальные районы в городах бывшего СССР

Застройка спальных районов обычно шаблонная, заранее проектируется весь район, жилой фонд в своём подавляющем большинстве состоит из типовых многоэтажных панельных домов. В районе предусматривается минимальная инфраструктура для поддержания жизнедеятельности на должном уровне (магазины, школы, детские сады, организации здравоохранения, рекреационные объекты), но для работы и активного отдыха жители района выезжают в другие районы. Иногда инфраструктура магазинов дополняется или заменяется целиком одним или несколькими супермаркетами или гипермаркетами.

Обязательным условием успешного развития и функционирования спального района является наличие развитой системы общественного транспорта, социальной инфраструктуры, школ, поликлиник, больниц, детских площадок, мест культурного досуга и общественного питания.

Спальные районы Москвы и Подмосковья

В конце XX века типичными спальными районами Москвы считались Западное Дегунино, Восточное Дегунино, Бирюлёво, Лианозово, Бибирево, Митино, Медведково, Строгино, Чертаново, Ховрино, Алтуфьевский, Братеево, Солнцево, Коньково, Вешняки, Раменки, Новогиреево, Орехово-Борисово, Отрадное, Бескудниковский, Черемушки и Ясенево, построенные на месте снесённых сёл и деревень, вошедших в состав города в 1960 году и позднее, либо на рекультивированных полях фильтрации, как Марьино. Они были застроены типовыми панельными домами высотой от 9 до 22 этажей. До станций метро жители добирались на автобусах и электричках. Культурно-досуговая инфраструктура, за исключением библиотеки, а в некоторых случаях, кинотеатра, в этих районах практически отсутствовала. За покупками жители районов отправлялись в центр города — в «ГУМ», «ЦУМ», универмаг «Детский мир», гастрономы на Смоленской площади, Лубянке, улице Горького (ныне — Тверская улица). В продовольственных магазинах в самих спальных районах ассортимент был скудный, до начала 90-х годов в продаже зачастую не было даже варёной колбасы. А трикотаж, костюмы и обувь можно было приобрести лишь в магазинах центра города. Из-за депрессивной обстановки и отсутствия возможностей для культурного досуга молодёжи во многих районах развивались преступные группировки, к примеру, Солнцевская, Ореховская или Гольяновская ОПГ.

С начала XXI века ситуация изменилась. Теперь жители центра Москвы отправляются за покупками в спальные районы вдоль МКАД, где построены крупнейшие сетевые гипермаркеты, где продукты и промтовары дешевле. В самих спальных районах появились клубы, рестораны и кафе, а в некоторых (Строгино, Митино, Марьино, Отрадное, Бибирево, Бутово) проложены новые линии метро.

С начала XXI века строительство спальных районов в Москве вышло за пределы МКАД. Гигантские спальные районы с многоэтажными панельными домами строятся на пустырях близ подмосковных городов — «Павшинская пойма» в городе Красногорск Московской области, где планируется проживание 50 000 жителей, «Новая Трёхгорка», или «Кутузовский» близ Одинцова, где на бывших колхозных полях построено 500 000 кв. м. жилья. Строятся новые крупные спальные районы вблизи Долгопрудного, Балашихи, Химок, Голицына и бывшего совхоза «Московского». Строительство новых районов массовой застройки планируется на полях фильтрации близ подмосковного города Люберцы. Подавляющее большинство жителей этих новых районов Московской области работает в другом субъекте Российской Федерации — Москве.

Спальные районы Санкт-Петербурга

Начиная со второй половины 1960-х годов в Ленинграде массовое жилое строительство окончательно вышло за пределы довоенных границ города. Жилые районы начали возводиться на месте колхозных полей, болот, пустырей, военных полигонов и аэродромов времён ВОВ. Для застройки этого периода характерны более редкая (по сравнению с историческим центром) опорная уличная сеть, прямоугольная форма кварталов и тотальное преобладание типовых проектов среди всех категорий возводимых зданий. В новые районы сразу тянутся линии общественного транспорта. То же касается и метрополитена, но последний заметно отстаёт, и даже сегодня некоторые из возведённых в советский период районов остаются им неохваченными (Полюстрово, Ржевка-Пороховые, Юго-Запад, Ульянка, целиком Красносельский, Петродворцовый, Кронштадтский, Колпинский, Пушкинский, Курортный районы).

В 1965—1973 годах застраиваются Полюстрово, Гражданка, северная часть Купчино, Весёлый Посёлок, Ульянка, Лигово и Сосновая Поляна. Массово возводятся здания типовых серий: панельных (5-этажные 504, 507, 502В; 9-этажные 602В, 600А, 606В) и кирпичных (9-этажные 528КП-40 и 528КП-41).

В начале 1970-х годах было прекращено возведение 5-этажных «хрущёвок», фоновая застройка выросла до 9 этажей (панельные серии 600А, 606М, 504Д, 602У), а здания высотой 12-16 этажей перестали быть редкостью. Качество панели улучшилось, отчасти поэтому и общественные здания начинают возводиться из панели. В 1973—1981 годах строительство велось в районах Комендантский аэродром, Шувалово-Озерки, северной части Невского района, южном Купчино и на Юго-Западе, на намытых территориях в западной части Василеостровского района.

В 1980-е годы получают массовое распространение серии 137, 600.11, 606М, 504Д; ими застраиваются Долгое Озеро, Ржевка-Пороховые, Рыбацкое, продолжается строительство на Юго-Западе, в западной части Шувалово-Озерков и в юго-восточном Купчино.

В 1990-е годы общий кризис затрагивает и строительную отрасль, объёмы вводимого жилья резко падают, некоторые ДСК становятся банкротами. В это время новые кварталы возводятся по инерции, согласно схемам, разработанным в предыдущие годы. Продолжается возведение панельных домов 137, 600.11, 606.11, 504Д2 серий, также получает распространение кирпичные дома (индивидуальный проект). По объёму вводимого жилья лидирует Приморский район, где ведётся застройка Долгого Озера, Северо-Приморской части, Коломяг.

В 2000-е годы наблюдается бурный прогресс в сфере торговли и услуг, уже сформированные кварталы «обрастают» торговыми и торгово-развлекательными комплексами. Получает широкое распространение технология монолитного возведения зданий, высота фоновой застройки в новых кварталах возрастает до 16-25 этажей. Массовое жилое строительство ведётся в Северо-Приморской части Приморского района и на Юго-Западе, начинают застраиваться пригороды, особенно прилегающие к станциям метрополитена — Парнас, Девяткино, а также Шушары, Новогорелово, Славянка и др. Также, в уже существующих спальных районах активно ведётся «уплотнительная застройка».

Спальные районы Краснодара

К ним относятся такие районы, как, например, Пашковский, Северный, Комсомольский, район Гидростроителей, Витаминкомбинат, Энка, Молодёжный, Славянский, Кирпичный, Вавилова, район Рубероидного завода, Российский, Новознаменский, Знаменский, район Демьяна Бедного, Западный Город, Берёзовый, Немецкая Деревня, Калинино.

Спальные районы в США

В США с 1945 по 1954 год 9 млн человек переехали жить из городов в пригороды. К 1976 году в пригородах жило больше американцев, чем в больших городах или в сельской местности. Пригороды застроены одно- и двухэтажными домами на одну семью.

См. также

• Городская агломерация
• Местное самоуправление
• Список населённых пунктов, существовавших на территории Москвы
• Маятниковая миграция

Отрывок, характеризующий Спальный район

Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]