Ореховская организованная преступная группировка

Ореховская ОПГ
Место базирования	СССР СССР → Россия Россия
Годы активности	1988 - н.в.
Территория	Москва Москва, Московская область Московская область
Криминальная деятельность	Вымогательство, рэкет, крышевание, отмывание денег, убийства
Союзники	Солнцевская ОПГ, Медведковская ОПГ, Одинцовская ОПГ. (Медведковская и Одинцовская позже вошли в состав Ореховской ОПГ), Таганская ОПГ, Измайловская ОПГ, Гольяновская ОПГ
Противники	Кунцевская ОПГ, кавказские ОПГ

Оре́ховская ОПГ — одна из центральных преступных группировок Москвы 1990-х годов, возникшая в 1986 году. Эта группировка была противником кавказских организованных преступных группировок.

История создания группировки

Ореховская организованная преступная группировка сформировалась в конце 1980-х на юге Москвы. Её основу составили молодые люди 18—25 лет. Их объединяли общие спортивные интересы: хоккей, футбол, культуризм и другие виды спорта. Все они проживали в районе Шипиловской улицы, которая объединяет несколько районов: Зябликово, Орехово-Борисово Южное, и Орехово-Борисово Северное. В середине 1980-х официально не существовало общедоступных спортивных залов, профессиональных «качалок»; как правило, их организовывали в полуподвалах. Многие бандиты занимались спортом и работали инструкторами в ведомственных клубах или тренерами в школах.

Ореховская ОПГ в 1980-е годы

Лидером «ореховских» был Тимофеев Сергей Иванович («Сильвестр»). Тимофеев родился в деревне Клин Мошенского района Новгородской области. Работал трактористом в колхозе, а после службы в армии перебрался по лимиту в Москву, где жил на Шипиловской улице. Тимофеева пригласили на должность инструктора по рукопашному бою при Главмосстрое. Вскоре Тимофеев бросил спорт, но продолжал усердно «качаться». Какое-то время Тимофеев занимался частным извозом, но он не приносил желаемых доходов. Горбачевский закон о кооперации открывал большие возможности как для честного предпринимательства, так и для вымогательства денег у новоявленных капиталистов со стороны криминалитета. Впрочем, баснословную прибыль приносила тогда игра в наперстки. К концу 1980-х Тимофеев превратился в «воротилу» игорного бизнеса, «опекая» наперсточников у магазинов «Польская мода», «Лейпциг», «Электроника», «Белград», у метро «Домодедовская», «Юго-Западная». В августе 1988 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, который внёс изменения и дополнения в соответствующие правовые нормы, устанавливающие ответственность за азартные игры. Помимо азартных игр банда Тимофеева занималась вымогательством у частных водителей у метро «Каширская», а с 1989 года контролировала автозаправки Советского и Красногвардейского районов столицы. Уже в конце 1980-х «ореховские» стали конфликтовать с «чеченцами». Под «чеченцами» подразумевались не только сами этнические чеченцы, но и кавказские группировки вообще, особенно, азербайджанцы. Известен случай, когда в ночь на 1 сентября 1989 года Игорь Масленников («Племянник») и другой ореховский боевик Александр Степанов («Дермантин») во дворе школы в микрорайоне Ясенево расстреляли из пулемета Дегтярева Казбека Ахматова, брата чеченского «вора в законе» Хусейна Слепого. В 1991 году МУРовцы раскрыли это преступление. Через два года суд приговорил Степанова к расстрелу (позже смертную казнь ему заменили 15-летним сроком), Масленников же на пять лет отправился в колонию строгого режима. В этот период «ореховские» объединились с «солнцевскими» для совместного противостояния кавказцам. В результате этой борьбы Тимофеев только выиграл: получил под контроль близлежащие к Солнцеву западные районы Москвы. Однако в декабре 1989 года сотрудники МУРа задержали лидеров «солнцевских» — Михайлова, Аверина, Люстарнова, а также Тимофеева, предъявив им достаточно экзотичные в тот период обвинения в вымогательстве денег и машин «Вольво» у председателя кооператива «Фонд» Вадима Розенбаума (застрелен в голландском Ойрсхоте в июле 1997 года). Обвинение впрочем рассыпалось, и за решетку отправился один Тимофеев, получивший по приговору суда три года лишения свободы в колонии усиленного режима.

Ореховская ОПГ в 1990-е годы

Сергей Тимофеев освободился в 1991 году, но это был уже не тот провинциал, занимающийся мелкокриминальными делами. Рушился Советский Союз, открывались границы, и Тимофеев уже не хотел заниматься наперстничеством и торговлей. Его интересы простирались в очень прибыльные банковские и нефтяные сферы. Подобно лидеру «солнцевских» Сергею Михайлову, Тимофеев предпочитал оставаться в тени и давать указания своим доверенным лицам, пользуясь уважением и признанием в криминальном мире, а не силой кулаков на улицах Орехова.

В начале 1990-х годов Ореховская ОПГ набирала силу и представляла собой несколько «бригад», руководители которых ещё были дружны друг с другом: Пятиборец Игорь Абрамов («Диспетчер»), чемпион СССР 1981 г. по боксу Олег Калистратов («Калистрат»), хоккеист Игорь Чернаков («Двоечник»), боксёр Дмитрий Шарапов («Димон»), культурист Леонид Клещенко («Узбек-старший»). Характерной чертой ореховских бригад было отрицание правил и понятий, установленных в уголовном мире. Первый капитал бандиты заработали на угоне и ограблении большегрузных фур на Каширском шоссе по маршруту в аэропорт «Домодедово». Участники ОПГ в масках выбрасывали водителей из машин, а впоследствии продавали машины и перевозимый груз. Затем «ореховские» взяли под свой контроль в этих же районах практически всех напёрсточников, автоугонщиков и квартирных воров. Постепенно, самым прибыльным способом обогащения для них стал рэкет. «Ореховские» обложили данью едва ли не все предприятия в районе, от которых требовали порой 50 % прибыли.

В 1992 году начались «разборки» между конкурирующими группировками — Ореховской, Нагатинской и Подольской. Уже враждовали и лидеры «ореховских». 15 октября 1992 года за железнодорожной насыпью вблизи Нижнего Царицынского пруда прохожие обнаружили трупы четверых боевиков, расстрелянных накануне ночью, видимо, под шум проходящего поезда. Все четверо имели отношение к Ореховской ОПГ. Стрельбу устроил, по версии сотрудников МУРа, ореховский авторитет Игорь Абрамов («Диспетчер»). 5 февраля 1993 года в кафе «Каширское» ворвался Дмитрий Шарапов («Димон») со своим подручным и открыл стрельбу по находившимся там Игорю Абрамову и ещё двум боевикам. Двое были ранены и умерли в больнице. В том же феврале 1993 года были расстреляны трое «ореховских» в кафе «Кипарис».

13 апреля 1993 года был отмечен одной из самых громких и дерзких акций «ореховских». Представителями Ореховской и Нагатинской группировок убит авторитет столичного преступного мира, вор в законе Виктор Коган («Моня»), генеральный директор фирмы «Аргус». Поводом для убийства стало «вызывающее поведение» Когана по отношению к лидерам местных молодёжных банд. Он и его телохранитель были расстреляны из пистолетов Макарова в помещении контролируемого ими зала игровых автоматов на Елецкой улице в Орехове-Борисове. Самого Когана убивали «в дострел» — произвели контрольный выстрел после того, как он упал от полученных ран. Зал был полностью разгромлен бейсбольными битами. После погрома участники налёта подвергли террору всех прохожих на близлежащих улицах — жестоко избивали и грабили ни в чём не повинных людей. Сотрудники МУРа задержали подозреваемых в налёте — троих молодых людей из бригады Игоря Чернакова, но за отсутствием улик могли инкриминировать им только злостное хулиганство. 27 апреля 1993 года в своей квартите был застрелен 23-летний авторитет преступного юга Москвы Алексей Фролов. 22 июля 1993 года Олег Калистратов («Калистрат») вместе со своим приятелем приехали в нагатинский автосервис, чтобы забрать отремонтированную машину. Слесарь, состоявший в бригаде Леонида Клещенко («Узбек-старший»), ответил Калистратову недостаточно вежливо. Оскорбленный Калистрат вытащил нож и ударил обидчика в грудь. Слесарь умер через час на операционном столе. Ответная реакция последовала 17 августа 1993 года. Трупы Калистрата и его приятеля обнаружили недалеко от Текстильщиков. 26 августа 1993 года в подъезде был зарезан тридцатилетний неофициальный хозяин Царицынского рынка по прозвищу «Витёк». К концу лета Южный округ стал самой криминогенной зоной Москвы. 31 августа 1993 года в УВД Южного округа прошло экстренное совещание, на котором милиционеры обсуждали, как остановить бандитскую войну. С другой стороны, постоянные разборки в Орехове беспокоили лидеров московского уголовного мира. Все понимали, что необходим сильный авторитет, способный подчинить себе разнузданные бригады. Им стал Сергей Тимофеев. Последней жертвой войны стал Леонид Клещенко («Узбек-старший»). Утром 26 октября 1993 года он был застрелен в своем джипе «Форд» во дворе дома № 8 на Елецкой улице.

Осенью 1993 года Тимофеев встретился с лидерами «ореховских», убедил их в том, что боевые действия следует прекратить, и поставил молодые бригады под свой контроль. Пальба на юге Москвы прекратилась. Кривая кровавой статистики пошла на убыль.

Пока Ореховскую группировку раздирали междоусобные войны, Тимофеев с помощью доверенных лиц укрепил свои связи во многих городах России, стал контролировать не менее тридцати банков Центрального региона, а также занимался тем, что приносило прибыль: алмазами, золотом, недвижимостью, инвестировал автомобильные предприятия и даже начал внедряться в нефтяной бизнес. По договоренности с преступными группировками Екатеринбурга «ореховские» отдали под их контроль аэропорт «Домодедово», получив взамен возможность разместить свои предприятия в Екатеринбурге и поучаствовать в приватизации крупных металлургических заводов, расположенных на Урале. Сам Тимофеев в «разборках» никогда не участвовал. Для этого он привлекал бандитов из других преступных группировок, например, Сергея Круглова («Серёжа Борода»).

Убийство Тимофеева

Незадолго до своей кончины Тимофеев ездил в США, где встречался с вором в законе Вячеславом Иваньковым («Япончик»). Тот якобы дал «добро» Тимофееву на управление всей Москвой. 13 сентября 1994 года в 19:05 в центре Москвы около дома № 46 на 3-й Тверской-Ямской улице была взорвана мощная бомба. Взрыв произошёл в новеньком Mercedes S 500. После взрыва машина загорелась. Из обломков пожарные и милиционеры извлекли обгоревший труп. Имевшиеся в карманах его одежды документы сгорели, а в найденной в салоне сумке было обнаружено несколько визитных карточек и таможенные декларации. Среди них визитка и декларация на имя менеджера Сергея Жлобинского (незадолго до смерти Тимофеев женился и взял фамилию жены). По словам сотрудников Тверской межрайонной прокуратуры, расследующих взрыв на Тверской-Ямской улице, личность погибшего была установлена по визитной карточке, декларации и челюсти. Следователи связались с проживающим в США дантистом Тимофеева. Ему описали пломбы и зубы погибшего, и врач признал свою работу.

Убийство Тимофеева нанесло колоссальный удар по всей Ореховской ОПГ. Никто тогда точно не знал, кто мог совершить столь дерзкое убийство: слишком много у Тимофеева было врагов. Возможно, это были «курганские», которые не хотели оставаться на вторых ролях; возможно, Тимофееву мстили люди Глобуса за убийство их лидера, возможно люди Квантришвили, возможно что и Березовский, а возможно, что и «свои» (есть мнение, что данное громкое убийство могло быть осуществлено по заказу Сергея Буторина «Оси»).

Раскол «ореховских»

9 января 1995 года на 49-м километре Ярославского шоссе были убиты Василий Пятин и Игорь Максимов, которые претендовали на роль Тимофеева в Орехове.

2 марта 1995 года, на следующий день после убийства Листьева, возле кинотеатра «Мечта», где в феврале 93-го случилась перестрелка в кафе «Каширское», произошла разборка между ореховскими и тамбовскими бандитами. В центре событий оказался некий 19-летний ореховский бизнесмен. Работая вместе с коммерсантами, «крышей» которых была тамбовская группировка, он познакомился с подругой тамбовского лидера Зверева. Зверев приревновал и потребовал, чтобы предприниматель отдал ему свою машину Mitsubishi. Поскольку второй автомобиль бизнесмена сломался, тот не захотел отдавать за женщину последнюю машину и обратился за помощью к ореховским друзьям. Выяснить отношения «ореховские» и «тамбовские» договорились у кинотеатра «Мечта». Тамбовцы приехали на место встречи на автомашине Mercedes-Benz. Осторожный Зверев стал досылать патрон в ствол своего ТТ, однако его заклинило. В этот момент на нескольких «Жигулях» подъехали «ореховские». Зверев в сердцах швырнул пистолет на заднее сиденье и вышел с товарищами из автомашины. Поговорить как следует не удалось. «Ореховские» выхватили пистолеты и открыли ураганный огонь. Примерно через 10 минут первые милицейские наряды прибыли на место происшествия. Рядом с кинотеатром они нашли трёх раненых, которые буквально плавали в лужах крови, а также десятки ещё теплых стреляных гильз. Изрешеченного пулями Зверева водитель доставил в больницу, где он и ещё один раненый тамбовец позже скончались.

В мае 1995 года был убит Виктор Комахин («Сказка»), в своё время входивший в ближний круг Сильвестра. На одной из автостоянок в муниципальном округе «Зябликово» Сказка припарковал Mercedes-Benz, на заднем сиденье которого оставил ружье Remington, и направился к своему дому. В этот момент по нему открыли огонь из пистолета ТТ. Комахин был дважды ранен и упал на асфальт. Добить свою жертву из пистолета преступники не смогли — в ТТ заклинило патрон, и тогда они пустили в ход ножи. Когда сторож автостоянки нашёл истекающего кровью авторитета, тот передал ему сумку-визитку с деньгами и попросил передать беременной жене. Через несколько минут «Сказка» скончался в автомашине «скорой помощи».

В ночь на 1 июня 1995 года в Москве, возле третьего подъезда дома № 32 по улице Мусы Джалиля, был убит 25-летний Владимир Гаврилин, руководитель службы безопасности, которая охраняла штаб-квартиру Партии экономической свободы. По мнению оперативников, Гаврилин был бригадиром одной из ореховских бригад.

Вечером 12 июня 1995 года у подъезда своего дома застрелили сотрудника одной из охранных фирм Андрея Спиридонова, который недавно отбыл срок за незаконное хранение оружия (патронов от винтовки). Около 22:30 Андрей Спиридонов подъехал к своему дому на автомобиле ВАЗ-2108, которым управлял по доверенности. Когда Спиридонов припарковал «восьмерку» около подъезда и выключил двигатель, к автомашине подошёл неизвестный и через водительское стекло открыл стрельбу из пистолета ТТ. Преступник расстрелял всю обойму; восемь пуль попали Спиридонову в грудь, шею и голову.

В ночь с 21 на 22 июня 1995 года, на Кустанайской улице был застрелен младший брат Леонида Клещенко — Александр Клещенко, известный в Орехове под прозвищем «Узбек-младший», сотрудник службы безопасности ассоциации «Меркурий». Узбек-младший никогда не снимал бронежилета. Зная об этом, киллеры открыли стрельбу по ногам, а когда Узбек упал — добили его выстрелами в голову. Убийцы бросили на месте происшествия автомат Калашникова. Табельный ПМ охраннику не помог.

Утром 20 августа 1995 года в своей квартире был застрелен 25-летний Андрей Котенев. На столе стояла бутылка из-под шампанского и два стакана. Судя по всему Котенев хорошо знал своего убийцу и сам открыл ему дверь в квартиру.

25 октября 1995 года в Подмосковье был убит ещё один ореховский авторитет Денис Гущин. Около 8 часов вечера к автомашине Mercedes, в которой находился Гущин, подошёл неизвестный и через стекло шесть раз выстрелил из пистолета ТТ в её хозяина. Все пули попали в цель, и авторитет скончался на месте. В салоне иномарки милиционеры нашли пистолет ТТ Гущина, воспользоваться которым он не успел.

4 марта 1996 года на Садовом кольце, недалеко от посольства США (Новинский бульвар), был убит известный ореховский авторитет Сергей Ананьевский («Культик»), правая рука «Сильвестра». Он был убит одним из «Курганских» (его расстрелял Павел Зеленин). Личность же Ананьевского весьма примечательна. Выпускник одного из престижных вузов СССР — Московского авиационного института МАИ. Он был видным спортсменом, чемпион СССР 1991 года по пауэрлифтингу, участником и главным тренером сборной СССР и России по пауэрлифтингу, а впоследствии стал первым президентом Федерации паэурлифтинга России. Участвовал во многих международных соревнованиях. Из книги Алексея Шерстобитова («Леша-Солдат») «Ликвидатор»:

Сергей Ананьевский был образованным, высокоинтеллектуальным человеком, выбравшим поначалу своей стезёй спорт и достигший на этом поприще уровня главного тренера по пауэрлифтингу сборной СССР и Российской Федерации, а также председателя федерации по силовому троеборью РФ. Положил свою судьбу на весы начала 90-х, которые к сожалению перетянули его, волею случая, в сторону криминала. Человек, не имеющий страха, никогда не колебавшийся в выборе решающих радикальных мер, доходящий в своих поступках до поведения бесстрашия, где позволял противопоставлять себя людям и общественным группам, превосходящим и по силе и по количеству, и при этом всегда достигал поставленной цели. Непререкаемый авторитет для «своих», и страшный противник для «чужих». Ананьевский был расстрелян с трёх метров, через заднее стекло «Фольксваген-Каравелла», стоя в «пробке» на светофоре. В лобовом стекле его «Вольво» осталось более двух десятков отверстий… И ещё один не характерный для быстрой и неожиданной смерти нюанс, говорящий о силе духа этого человека — он успел и смог не только дотянуться до рукоятки пистолета, находящегося спереди, за поясным ремнем, но и с силой обхватить её рукой, которая сковалась последующей судорогой.

Из книги Б. И Шейко «Пауэрлифтинг»:

5 августа 1989 года в очередной раз в нашей стране состоялся международный турнир СССР — США. Огромная заслуга в проведении таких международных встреч принадлежала тогда ещё старшему тренеру мужской сборной команды СССР, а впоследствии и России, Сергею Дмитриевичу Ананьевскому.

Эти встречи оказались возможны благодаря его недюжинным организаторским способностям, умелому решению финансовых проблем и тренерскому таланту. Сергей Дмитриевич всегда думал о спортсменах, о сборной команде России.

Вот один из примеров. На одном из Чемпионатов Европы в нашей команде заболел спортсмен, и Сергей Дмитриевич, уже, будучи старшим тренером мужской сборной команды России, заменил заболевшего спортсмена. Конечно же, он прекрасно понимал, что он — не действующий спортсмен и будет далеко за чертой призёров. Но, как тренер, он видел, что его команде нужна помощь. Тогда команда России заняла третье место. В этом был весь Сергей Дмитриевич Ананьевский. Под его руководством сборная команда СССР, дебютируя в 1990 году на чемпионате мира в Голландии, завоевала бронзовые медали. К сожалению, 4 марта 1996 года трагическая смерть оборвала его жизнь.

В том же году расстрелян и его ближайший помощник Сергей Володин («Дракон»), который встал на место Сергея Ананьевского после его смерти.

6 марта 1996 года было совершено покушение на местного ореховского авторитета Самвела Мардояна («Гамлет») возле дома № 6 по улице Маршала Захарова. В 1980-е годы он был бригадиром наперсточников. Неизвестные открыли огонь по его «Линкольну», но Самвел успел пригнуться и нажать на газ. Большинство пуль угодило в заднюю часть автомобиля, а «Гамлет» и его жена отделались, как говорится, лёгким испугом.

27 марта 1996 года в одном из автосервисов на Каширском шоссе некие бандиты расстреляли из пистолетов 33-летнего Сергея Ионицу. Сергей Ионица («Шлёп») был старейшим ореховским авторитетом, близко знавший «Димона» и «Узбека-старшего». Вечером 28 марта недалеко от «Президент-отеля» произошла перестрелка, которая, возможно, связана с убийством Ионицы. Несколько «ореховских» расстреляли Mercedes-500, в котором находились чеченские бандиты. Двое из них были убиты, а позже на окраине Москвы обнаружен третий труп. Возможно, за этими преступлениями стоят этнические разборки.

18 сентября 1996 года был застрелен участник одной из ореховских банд Вадим Воротников. Когда он подходил к дому, в котором снимал квартиру, по нему было выпущено пять пуль. Милиционеры сняли с тела Воротникова пейджер и прочли информацию, из которой узнали, что кто-то пригласил хозяина вечером в гости. Пока судмедэксперты осматривали труп, на пейджер пришло ещё несколько сообщений.

2 декабря 1996 года расстрелян один из лидеров криминального Орехова боксёр Валерий Ландин («Толстый»). Убийство произошло на глазах сына, с которым Ландин возвращался из школы, возле подъезда их дома. Сделав дело, киллер не спеша направился к метро «Кантемировская» и исчез в толпе. Через час после убийства на Кантемировскую улицу начали съезжаться иномарки с затемненными стеклами. Их хозяева с толстыми золотыми цепями выражали соболезнование вдове Ландина. По показанию свидетелей убийц было двое в милицейской форме.

6 ноября 1997 года РУБОП предотвратил бандитскую разборку на территории спортивного зала по адресу: Воронежская улица, 4. Несмотря на богатый улов в количестве семнадцати «ореховцев», среди них не оказалось лидеров. Враждующие стороны пытались выяснить, кто будет «крышевать» торговый комплекс, расположенный на общей территории.

Лидирующие «бригады»

«Бригада» Игоря Чернакова («Двоечник»)

Уже на следующий день после убийства «Сильвестра» было совершено покушение на его приближенного, ореховского авторитета «Двоечника». Узнав о гибели Тимофеева, он снял себе новую квартиру и попытался отсидеться в ней. Но за авторитетом следили. В тот момент, когда «Двоечник» договаривался с хозяевами квартиры на Кировоградской улице дом 2, неизвестные с помощью магнитов прикрепили к днищу его автомобиля Mercedes-Benz две радиоуправляемые бомбы, которые были упакованы в бумажные пакеты из-под сока. К счастью для «Двоечника», проходившая мимо старушка обратила внимание на то, что из-под иномарки торчат подозрительные антенны, и сообщила об этом милицейскому патрулю. Патруль вызвал специалистов Федеральной службы контрразведки. Жителей близлежащих домов на всякий случай эвакуировали, и снайпер расстрелял бомбы из винтовки. Одна из них развалилась, а вторая взорвалась. Mercedes-Benz был уничтожен взрывом, а в домах разбило десятки окон. Услышав грохот, «Двоечник» выбежал на улицу и увидел дымящиеся остатки своего автомобиля. Не мешкая, он поймал частника и скрылся в неизвестном направлении. Как позже установили милицейские эксперты, в машинах «Сильвестра» и «Двоечника» сработали похожие по конструкции радиоуправляемые бомбы. Через некоторое время на «Двоечника» покушались вновь. На этот раз бомба взорвалась рядом с автомашиной, в которой находился авторитет. Однако тот снова не пострадал.

В ночь с 21 на 22 августа 1995 года в подъезде дома 51 корпус 2 по улице Генерала Белова был убит экспедитор фирмы «Росфор», бандит Юрий Польщиков («Кот»). Это убийство было совершено двумя «ореховскими» из банды «Двоечника». На следующий день в посёлке Развилка был убит ещё один член банды Юрий Шишенин. Его связали, привезли к отстойнику, и там «Двоечник» его зарезал. Через три дня после убийства Польщикова было совершено нападение на его друга Дмитрия возле подъезда дома 53 корпус 1 по улице Генерала Белова. Ему удалось выжить только благодаря случайности: нападавший споткнулся о водосточную трубу, и Дмитрий успел убежать. «Двоечник» объяснял свои действия туманно: якобы все трое участвовали в убийстве «Узбека-младшего».

В конце апреля 1996 года «Двоечник» и его правая рука Михаил Кудрявцев («Берлога») на Mercedes-600 отъехали от своего дома в посёлке Развилка и направились в ближайший городок Видное, чтобы выяснить отношения с местными бандитами. По дороге перед канавой иномарка попала в засаду. Неизвестные перегородили трассу машиной и буквально изрешетили «Мерседес» из автоматов. Кудрявцев чудом остался в живых, а тяжело раненый Двоечник скончался через неделю, 8 мая 1996 года, в горбольнице.

1999 год отмечен повальными арестами «двоечников»: задержаны Михаил Кудрявцев, Дмитрий Власов и др. — всего 13 человек. 9 июня 1999 года сотрудники РУБОПа задержали Дениса Лебенкова («Дэн») по подозрению в вымогательстве. Бывший афганец Лебенков входил в ближний круг друзей «Двоечника». За месяц до гибели своего шефа он был арестован за хранение оружия и провел в тюрьме неполных три года. Выйдя на свободу, он стал заниматься легальным бизнесом, но старая тяга к лёгкой наживе снова привела на скамью подсудимых.

«Бригада» Николая Ветошкина («Витоха»)

Своеобразным долгожителем на арене боевых действий был неоднократно судимый авторитет Николай Павлович Ветошкин («Витоха»). В РУБОПе его называли «серым кардиналом» юга Москвы. Действуя на опережение, он остался чуть ли не последним криминальным мастодонтом в Орехово-Борисово. В середине 1980-х Ветошкин работал грузчиком в винном магазине, и в трудные времена антиалкогольной компании снабжал «Сильвестра» спиртным. Проживал Ветошкин напротив общежития, где разместился «Сильвестр». Тимофеев не забыл его и в конце 1980-х привлек в банду для работы чистильщиком. Говорят, незадолго до своей кончины Сильвестр объявил Ветоху своим преемником и передал общак группировки. Оставшись без своего покровителя, «Витоха» отчаянно боролся за лидерство жестокими методами и не гнушался устранением обидчиков.

Утром 27 июня 1995 года в кустах возле Борисовских прудов были обнаружены тела двоих москвичей: 37-летнего Виктора Чурсина и 33-летнего Александра Губанова. Оба были застрелены в голову. Судмедэксперт установил, что убийство было совершено примерно в 4 часа утра. По данным милиции, Чурсин и Губанов были старейшими сильвестровскими авторитетами. Давние друзья Чурсин и Губанов некоторое время назад были осуждены за вымогательство и хранение оружия и около пяти лет провели в местах лишения свободы. Лишь в 2005 году удалось задержать убийц и выяснить подробности этого преступления. Ореховский авторитет Игорь Смирнов («Медведь») застрелил Чурсина и Губанова возле кафе «Орехово», а затем тела перевезли к Борисовским прудам. В тот день в кафе праздновали день рождения одного из членов группировки. За столом собрались почти все лидеры «ореховских», боровшиеся между собой за наследство «Сильвестра». На празднике Чурсин и Губанов неуважительно отозвались о Смирнове, и он их застрелил. Не исключено участие Смирнова и в других убийствах авторитетов. Медведь входил в ближайшее окружение Николая Ветошкина, был мужем его сестры, и вполне мог выполнять его поручения по ликвидации. О Смирнове ходила слава жестокого беспредельщика, и даже «братва» побаивалась его.

Самые главные доходы Ветошкин получал от Курьяновской плодоовощной базы. В 1995 году на территорию базы с целью воровства забрались четверо уроженцев Кавказа. «Ветоха» приказал поймать их и созвал всю ореховскую «братву», чтобы самоутвердиться за счёт показательной казни. Одного кавказца убил Владимир Конаков («Вова Пензенский»), а другого Соколов («Сокол»). «Витоха» потребовал от каждого «ореховца» добить оставшихся. Вроде бы, там же избавились от Конакова, а его гражданскую жену Светлану Шрейдер вскоре застрелили и ограбили по поручению «Витохи», Смирнов, Лосев и оба брата Кузнецовы. В 2006 году все они были осуждены за это убийство и др. преступления к длительным срокам.

В конце февраля 1997 года членами банды Ветошкина было совершено тройное убийство. Местом преступления был ночной клуб «Help». Туда зашли предприниматель Владислав Мравян («Армян»), Дарья Наумова и Денис Тарасенков. В тот момент в заведении гуляли Федосеев («Шрам»), Александр Кузнецов («Торпеда-старший»), Таланов, Лосев и ещё несколько бандитов. Они повздорили с гостями, и «Торпеда» прострелил Тарасенкову ногу. Боясь нажить себе неприятности, Кузнецов решил устранить обидчика и свидетелей. Для этого Федосеев и Таланов выводили всех троих по очереди в туалет и пристреливали. Трупы они погрузили в машину, привезли к Борисовским прудам и там сожгли. По некоторым данным, Мравян был ещё жив, когда пламя объяло его.

25 ноября 1997 года возле ресторана «Водопад» состоялось побоище с участием «ореховских». В тот вечер ресторан был закрыт на спецобслуживание: один из приближенных «Витохи» праздновал свой день рождения. Когда 48-летний Александр Тененбаум постучал в дверь заведения, чтобы купить пару бутылок водки, его с подзатыльниками выпроводили. Вернувшись домой, мужчина рассказал обо всем 24-летней сожительнице. Та отправила его в ближайшее отделение милиции писать заявление на обидчика, а сама позвонила знакомым — Алексееву, Аношкину и Степанову — и попросила их срочно приехать. Вместе с ними дама отправилась в «Водопад» и спровоцировала драку, не подозревая, с кем придётся иметь дело. Взбешенные «ореховские» легко скрутили спутников женщины, выволокли их из ресторана и буквально искромсали ножами. После чего с места происшествия исчезли не только бандиты, но и решительная подруга Тененбаума. Оперативники предположили, что бандиты попытаются найти и устранить свидетельницу, поэтому возле её дома они выставили наблюдателей. Вечером следующего дня там остановилась «восьмерка» с двумя подозрительными лицами в салоне. На требование предъявить документы раздались выстрелы из пистолета, но стрелявшие были убиты ответной очередью из автомата. Погибшими оказались Сергей Филиппов и Алексей Соколов, приближенный Ветошкина.

24 августа 1998 года в кафе «Греческое» Игорь Смирнов и другие члены банды убили замначальника оперативно-розыскной части УВД Южного округа Москвы майора Сергея Костенко. По одной версии, Костенко приезжал туда, чтобы просто пообедать, и его убрали местные бандиты за то, что он много знал. Свидетели утверждали, что разговор проходил на повышенных тонах, и действительно, в кафе обнаружили пятна крови. В начале «Медведь» признался в убийстве, но после обнаружения вещественных доказательств неожиданно отказался от показаний. Вину за убийство взял на себя некто Андрей Бурханов, а «Медведя» привлекли за хранение оружия. 25 мая 1999 года суды приговорили Бурханова к 9,5 годам заключения, а Смирнова — к 8 месяцам. С учётом срока, проведенного под следствием, последнего освободили прямо в зале суда.

30 ноября 1998 года криминальный авторитет Николай Ветошкин был застрелен возле магазина «Абитарэ». По мнению оперативников, в магазине у него была назначена «стрелка» с каким-то бандитом. При выходе по Ветошкину был открыт перекрёстный огонь из автомата Калашникова и пистолета Макарова. Выскочивший на выстрелы водитель Ликин был ранен в ногу и поясницу. С трудом доковыляв до раненого шефа, он погрузил его в машину и помчался к 13-й городской больнице. Однако помощь «Витохе» уже не потребовалась: он умер на носилках в приёмном отделении. Раненого водителя охраняли милиционеры и «друзья из Орехова». В последние годы Ветошкин крайне осторожно вел себя в Москве, редко появлялся на публике и передвигался на бронированном Mersedes-600. По непонятным причинам, в тот день он отправился на обычном «Мерседесе» своей жены. За свою 4-летнюю деятельность Ветошкин успел насолить многим, поэтому расследовать это дело было крайне трудно. Известно, что незадолго до его кончины, 4 ноября 1998 года, был убит очень авторитетный в московских кругах «вор в законе» Сергей Комаров («Комар»), с которым «Витоха» сильно конфликтовал. Вполне возможно, что за это преступление «Витоху» приговорили авторитетные уголовники, хотя это всего лишь одна из версий. Вопреки прогнозам милиционеров, новой войны не случилось. Бандитские кланы поредели в бесконечных войнах, а их крестные отцы устали бояться выстрелов исподтишка, поэтому стали легализовываться.

После убийства Ветошкина банду возглавил Александр Кузнецов («Торпеда-старший»), поскольку Игорь Смирнов сидел под следствием по делу об убийстве майора Костенко. Но лидерство «Торпеды-старшего» продолжалось недолго. 21 апреля 1999 года на той же улице Маршала Захарова его «девятка» была расстреляна из автоматов Калашникова. Кузнецов и его водитель-телохранитель Руслан Фокша были убиты на месте.

После выхода из тюрьмы в конце мая 1999 года Игорь Смирнов («Медведь») предъявил претензии Владимиру Кузнецову («Торпеда-младший») за убийство «Витохи» и потребовал контрибуции. Зная необузданный нрав «Медведя», Кузнецов так испугался, что был вынужден просить защиты милиции. «Медведь» тем временем сколотил собственную группировку, но былых высот ему достичь не удалось. В общем, к началу 2000-х многочисленные кровавые банды, обитавшие в каменных джунглях Орехово-Борисово, практически перестали существовать.

«Бригада» Сергея Буторина («Ося»)

Впервые имя Сергея Буторина попало в милицейские сводки в середине 1990-х. До этого он проходил по оперативным учётам как активный участник Ореховской организованной преступной группировки, известный под прозвищем «Ося». В состав его банды входили профессиональные военные, бывшие и действующие сотрудники ГРУ, ФСБ и десантники. В отличие от остальных буторинские боевики в тюрьмах не сидели. Арена боевых действий вышла за пределы Южного административного округа, поэтому банда Буторина вряд ли может считаться подлинно ореховской. Буторин вступил в союз с медведковскими авторитетами — братьями Андреем и Олегом Пылевыми («Малой» и «Саныч») и Григорием Гусятинским («Гриня»), а также сотрудничал с «курганскими»: Олегом Нелюбиным («Нелюба»), Андреем Колиговым («Андрей Курганский»), Виталием Игнатовым («Игнат»). Под его пятой оказались все известные наёмные убийцы современности — Алексей Шерстобитов, Александр Солоник и Александр Пустовалов. После смерти «Сильвестра», Буторину достались обширные связи погибшего и материальная база для создания новой группировки. Известно, что «Ося» наведывался к Лернеру — компаньону Тимофеева («Сильвестр») — и вымогал деньги от афер под угрозой расправы. Считается, что таким образом Буторин вывез из Израиля несколько десятков миллионов долларов.

Алексей Шерстобитов, в сговоре с Олегом Пылевым, в январе 1995 года устранил конкурента Григория Гусятинского («Гриня»). В марте 1996 года, во время покушения, погибает Сергей Ананьевский («Культик»), от рук «Курганских» (его расстрелял Павел Зеленин), вставший у руководства после взрыва автомобиля с «Сильвестром», на его место встает Сергей Володин («Дракон») — гибнущий через несколько месяцев в том же 1996 году и впоследствии похороненный рядом с Сергеем Ананьевским на Хованском кладбище, где похоронены практически все известные члены группировки, в том числе Тимофеев («Сильвестр»), Гусятинский («Гриня») и мн. др. Только после всех этих событий, окончательно, у «руля» встает «Ося», его косвенное подчинение признают братья Пылевы, из которых Олег отвечает за все силовые акции, контрразведку, контроль за группировкой и карательные мероприятия. Андрей тяготеет больше к общению с миром бизнеса и пытается наладить его контроль, правда уехав в Испанию, делает это оттуда. До экстрадиции в Россию он больше не появляется. Летом 1995 года один из конкурентов Буторина, лидер «ассирийской» бригады Александр Биджамо («Алик Ассириец»), был убит буквально напротив мэрии. По данным следствия, его расстреляли в сквере за памятником Юрию Долгорукому, а пистолет Макарова, куртку и перчатки киллеры бросили во дворе дома 15а на Большой Дмитровке, где находится Генпрокуратура России. Это преступление, как и многие другие в составе банды, совершил спецназовец Александр Пустовалов («Саша-Солдат»). Буторинцы расправились с лидерами кунцевской группировки Александром Скворцовым и Олегом Кулигиным, убрали «сокольнического» авторитета Владимира Кутепова («Кутепа»). Вступив в войну с Измайловской группировкой, расстреляли в течение месяца больше десяти её главарей и боевиков. Буторин, чувствуя, что за его головой охотятся, инсценировал свои похороны на Николо-Архангельском кладбище в 1996 году и на время ушёл в тень. Но самым известным стало убийство Александра Солоника его коллегой по смертельному «ремеслу» «Сашей-Солдатом» на греческой вилле в 1997 году. Первоначально планировалось устранить всю верхушку «курганских», ставших ненужными после гибели «Сильвестра», во главе с Колиговым, Нелюбиным, Игнатовым и Солоником. Однако в Греции удалось обнаружить лишь одного Солоника. Он не знал, что его вилла была оборудована подслушивающей аппаратурой, которую установила команда другого чистильщика — Алексея Шерстобитова. Участь «Валерьяныча» была решена, когда тот произнёс роковые слова: «Их надо валить». Под «ними» подразумевались братья Пылевы и Буторин. Вместе с ним тогда погибла и его 22-летняя сожительница Светлана Котова участница конкурса «Мисс Россия-96». Нелюбин и Колигов скончались при странных обстоятельствах в тюрьме в 1998 и 2005 годах соответственно, а Виталий Игнатов до сих пор в розыске.

Группировка Буторина была тесно связана с одинцовскими братками, которыми руководил Дмитрий Белкин («Белок»). В своё время его уголовное дело вел старший следователь 2-го управления прокуратуры (спецпрокуратура) Одинцовского района Московской области Юрий Керезь. Эпизод, связанный с убийством Керезя (его убрали за то, что глубоко копал) 20 октября 1998 года, стал началом конца для всей Орехово-медведково-одинцовской «братвы». По следам расследований Керезя упорно шли сыщики МУРа, и в 2000 году Буторин был объявлен в федеральный розыск. Лидерам Орехово-медведково-одинцовской группировки пришлось бежать в Испанию.

Аресты и судебные процессы

В самом начале 2000 года Моспрокуратура завершила расследование дела ореховской бригады Игоря Чернакова («Двоечника»). На скамье подсудимых оказались 13 членов банды, среди которых Дмитрий Баранчиков («Ураган»), Руслан Эртуганов («Рус»), Виктор Маковец («Макар»), Вадим Логинов («Очкарик»), Михаил Кудрявцев («Берлога»), Александр Ромашкин («Ромаха»), Денис Лебенков («Дэн»), Дмитрий Власов («Влас») и др. В середине мая 2000 года сотрудники МУРа задержали ореховского авторитета Игоря Масленникова («Племянник»).

В июле 2000 года была арестована целая банда киллеров, в числе которых оказался и убийца Солоника Александр Пустовалов («Саша-Солдат»). Им предъявили обвинения в совершении нескольких десятков убийств. 19 мая 2004 года состоялся суд, на котором один из членов группировки Александр Васильченко приговорен к пожизненному заключению, Александр Пустовалов получил 22 года тюрьмы, Дмитрий Куликов и Сергей Филатов — по 18 лет, Виталий Александров, Владимир Каменецкий, Иван Саусараис, Олег Пронин и Руслан Полянский — по 17 лет, Александр Кравченко — 8 лет, Яков Якушев и Дмитрий Усалев — по 8 лет условно. Ещё один член группировки Виктор Сидоров получил 5 лет и был освобожден в зале суда вместе с Якушевым и Усалевым.

В начале июня 2005 года были арестованы Игорь Смирнов («Медведь») и Владимир Сурков («Михей») по подозрению в двойном убийстве: Чурсина и Губанова. Задержание состоялось буквально за несколько дней до истечения срока давности преступления, что, конечно, сильно раздосадовало «Медведя». О его роли в этих убийствах поведал сыщикам задержанный бандит в обмен на свободу. По его рассказу в конце июня 1995 года Медведь повздорил с Чурсиным и Губановым у ресторана «Орехово», потом застрелил их и вывез тела на Борисовские пруды. В 2006 году Мосгорсуд приговорил Игоря Смирнова к 21 году заключения, его напарников — Игоря Лосева и Владимира Кузнецова (Торпеда-младший) — к 12-ти и 10-ти годам соответственно.

В 2006 году был задержан последний из главных киллеров Алексей Шерстобитов («Лёша-Солдат»). Как и в случае с Игорем Смирновым, его выдал задержанный бандит. «Лёша-Солдат» обвинялся в целой серии громких убийств и покушений, среди которых выделяются убийства авторитета Игоря Юркова («Удав»), Григория Гусятинского («Гриня») и владельца клуба «Доллс» Иосифа Глоцера. Но особенно громким стал расстрел Отари Квантришвили («Отарик») у Краснопресненских бань, который совершил Шерстобитов в апреле 1994 года с чердака одного из домов поблизости. Разбирательство шло 2 года и закончилось обвинительным вердиктом коллегии присяжных в Мосгорсуде в конце сентября 2008 года. Алексей Шерстобитов приговорен к 23 годам заключения, Павлу Макарову и Сергею Елизарову, которые помогали убийце, дали 16 и 11 лет.

Первым из числа «вынужденных возвращенцев» стал Руслан Зайцев, которого 15 января 2001 года депортировала Венгрия. По мнению оперативников 29-летний Зайцев был активным участником одной из ореховских банд. МВД России разыскивало его с 9 октября 1995 года.

15 февраля 2001 года, спустя месяц после экстрадиции Зайцева, испанский спецназ в пригороде Барселоны арестовал лидеров Ореховской ОПГ: Сергея Буторина и его 29-летнего напарника Марата Полянского. МВД России добивалось выдачи Буторина, так как накопилась достаточная база обвинений: вымогательства и организация 29 убийств. Бандиты активно сопротивлялись при аресте, так как понимали, что в России их ждет суровое наказание вплоть до пожизненного заключения. Однако Испания не торопилась с выдачей. Лишь по прошествии 8 лет заключения за незаконное хранение оружия, в октябре 2009 года был экстрадирован Марат Полянский, а в начале марта 2010 года — Сергей Буторин.

В начале сентября 2002 года в Одессе сотрудники МУРа и украинской милиции задержали Олега Пылева («Саныч»), Сергея Махалина («Камбала») и других активных участников Ореховской ОПГ, находившихся в международном розыске за серию убийств. Вскоре их экстрадировали в Россию. В августе 2005 года, после серии холостых задержаний, был экстрадирован из Испании старший брат Олега Пылева, Андрей Пылев («Малой»).

17 августа 2005 года Московский городской суд вынес приговор 11 членам Ореховской ОПГ, орудовавшей в Москве в начале 90-х годов. Подсудимые, на счету которых 18 убийств и другие тяжкие преступления, приговорены к срокам заключения от 4 до 24 лет. Самый большой срок (24 года в колонии строгого режима) получил главарь банды Олег Пылев. На 10 лет осужден Андрей Гусев («Макар»), который вместе с Пустоваловым убивал Александра Солоника в январе 1997 года. Однако спустя два года вновь открывшиеся обстоятельства вынудили Мосгорсуд пересмотреть приговор Пылеву, и в начале сентября 2007 года он, а также Сергей Махалин («Камбала»), Олег Михайлов («Хохол») были приговорены к пожизненным заключениям.

27 сентября 2006 года Мосгорсуд вынес приговор по делу одного из лидеров Ореховской ОПГ, 44-летнего Андрея Пылева («Малой»). Суд приговорил Пылева к 21 году лишения свободы. Пылева признали виновным в бандитизме, а также убийстве (три заказных убийства, включая убийство киллера Солоника и его подруги, фотомодели Светланы Котовой) и покушении на убийство.

6 сентября 2011 года судья Сергей Подопригоров признал Осю виновным в 36 убийствах и покушении на жизнь 9 человек и приговорил к пожизненному заключению. Марат Полянский признан виновным в 6 убийствах и покушении на жизнь троих и приговорен к 17 годам заключения.

23 октября 2014 года Мособлсуд приговорил Дмитрия Белкина к пожизненному заключению в колонии особого режима. Вердиктом присяжных он был признан виновным в 22 убийствах. Его подельник Олег Пронин по прозвищу «Аль-Капоне» получил 24 года колонии строгого режима за убийство следователя Юрия Керезя в 1998 году. За время процесса один свидетель по этому делу, находящийся под защитой по программе о защите свидетелей, был убит, другой пережил покушение и находится в коме, убит адвокат, представлявший интерес потерпевшей стороны. На следующий день после вынесения приговора был убит ещё один адвокат. Впрочем, связь этих преступлений с делом Ореховской ОПГ не установлена.

15 августа 2015 ходе спецопераций в Тверской области были схвачены целых десять активных участников «ореховской» ОПГ. Двое из них – Игоря Сосновского (Чипит) и Сергея Фролова (Болтон) находились в международном розыске с 1998 года.«На счету участников группировки более десятка резонансных преступлений. Самые громкие из них - это убийства свидетелей и юристов по уголовным делам в отношении членов «ореховской» ОПГ, несколько покушений на убийство директора рынка «Одинцовское подворье» Сергея Журбы, а также убийства водителей, охранников, адвокатов Сергея Журбы. Действовали «ореховские» дерзко и цинично, совершая убийства преимущественно днем. Тщательно планировали преступления, не оставляя после себя ни малейших «зацепок», поэтому длительное время убийства оставались нераскрытыми»

Самое громкое убийство приписывается К Ореховской ОПГ Убийство Адвоката,12 Сентября на улице Гашека выстрелами из пистолета была убита 59-летняя Татьяна Акимцева и её личный водитель. Женщина известна, как юрист, помогавший в непростых делах звездам российского шоу-бизнеса. В последнее время она занималась серьезными уголовными делами, в которых фигурировали и криминальные авторитеты. В частности, она представляла интересы гендиректора рынка «Одинцовское подворье» Сергея Журбы, который обвинял в вымогательстве одного из лидеров «ореховской» преступной группировки.Дмитрий Белкина.Как сообщают источники в правоохранительных органах, пистолет с глушителем Киллер выбросил в мусорку в одном из дворов неподалеку.Кстати о месте преступления. Ровно 20 лет назад, 13 сентября 1994 года, на 3-й Тверской-Ямской улице сгорел заживо в своем бронированном «Мерседесе-600» основатель и один из лидеров ореховской ОПГ Сергей Тимофеев, которого за его стальные мускулы прозвали Сильвестром. Пожар возник после взрыва заложенной под дно авто бомбы. От места взрыва Сильвестра до места убийства Акимцевой пешком минут семь.

И Напоследок история из разряда курьезов. 24 апреля 2003 года восемь неизвестных в масках ворвались в дом вдовы Сильвестра, Людмилы Тимофеевой, расположенный по адресу: садовое товарищество Песково, деревня Пенино Ленинского района, затем связали её и похитили материальных ценностей на сумму двести тысяч рублей.

В массовой культуре

• Документальный фильм Вахтанга Микеладзе «Чёрная метка Сильвестра» из цикла «Документальный детектив».
• Документальный фильм Вахтанга Микеладзе «Чикаго на Борисовских прудах» из цикла «Документальный детектив».
• Документальный фильм Вахтанга Микеладзе "Осколки от «ореховских» из цикла «Документальный детектив».
• Документальный фильм «[www.ruarchive.com/archives/14068 Не дожившие до пожизненного заключения]» (3 серии) из цикла Вахтанга Микеладзе «Приговорённые пожизненно»

См. также

• Медведковская ОПГ
• Курганская ОПГ
• Тимофеев, Сергей Иванович
• Буторин, Сергей Юрьевич
• Шерстобитов, Алексей Львович
• Пустовалов, Александр Сергеевич
• Солоник, Александр Викторович

Ссылки

• [criminal.msk.ru Ореховская ОПГ. Сайт о группировке]
• [criminal.msk.ru/1980s.html Ореховская ОПГ в 1980-е годы]
• [criminal.msk.ru/1990s.html Ореховская ОПГ в 1990-е годы]
• [criminal.msk.ru/2000s.html Ореховская ОПГ в 2000-е годы]
• [www.vesti-moscow.ru/rnews.html?id=16468&cid=16 Пожизненное заключение лидеру «орехово-медведковской» ОПГ]
• [www.anabasis-book.ru/ Сайт Алексея Шерстобитова «Лёша-Солдат»]
• [xn--90-6kctptdbsu.xn--p1ai/home.php Сайт мемориал90.рф]
• [www.youtube.com/watch?v=uyfDDZByLZQ Не дожившие… (Ореховская ОПГ) 3 фильма]

Отрывок, характеризующий Ореховская организованная преступная группировка

– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.