Спенсер, Диана, герцогиня Бедфорд

О принцессе Диане см. Диана, принцесса Уэльская.

Диана Спенсер
англ. Diana Spencer
Леди Диана между 1722 и 1731 годами
Дата рождения:	31 июля 1710(1710-07-31)
Место рождения:	Лондон, Королевство Великобритания
Дата смерти:	27 сентября 1735(1735-09-27) (25 лет)
Место смерти:	Лондон, Королевство Великобритания
Отец:	Чарльз Спенсер, граф Сандерленд
Мать:	Анна Черчилль
Супруг:	Джон Расселл, герцог Бедфорд
Диана Спенсер на Викискладе

Диа́на Спе́нсер, герцоги́ня Бе́дфорд (англ. Diana Spencer, Duchess of Bedford; 31 июля 1710 года, Лондон — 27 сентября 1735 года, там же) — член известного семейства Спенсеров; наиболее известна своим несостоявшимся браком с Фредериком, принцем Уэльским.

Осиротев в возрасте 12 лет, леди Диана, которую близкие звали милая Ди (англ. dear little Di), присоединилась к семье герцогини Мальборо — богатой и амбициозной бабушки Дианы по материнской линии. Диана стала любимицей герцогини и её самым доверенным лицом. Весьма влиятельная герцогиня Мальборо попыталась организовать тайный брак своей внучки с принцем Уэльским, старшим сыном и наследником короля Георга II. Когда планы герцогини были раскрыты и отвергнуты премьер-министром Робертом Уолполом, леди Диана вышла замуж за лорда Джона Расселла, позже герцога Бедфорда. Единственным ребёнком пары стал сын Джон, чьё преждевременное появление на свет было спровоцировано несчастным случаем, из-за чего ребёнок прожил всего один день. После выкидыша Диана тяжело заболела и скончалась от туберкулёза в возрасте 25 лет.

В честь Дианы была названа знаменитая леди Ди, которая является потомком брата герцогини Бедфорд.

Ранняя жизнь

Леди Диана родилась в период роста влияния её семьи в Лондоне 31 июля 1710 года. Девочка стала второй дочерью и младшей из пяти детей в семье Чарльза Спенсера и его второй жены, Анны Черчилль. Анна была второй, но наиболее любимой и политически активной дочерью английского военного и политического деятеля Джона Черчилля, 1-го герцога Мальборо. Мать Анны, Сара, была одной из самых влиятельных женщин того времени благодаря тесной дружбе с королевой Анной, умершей в 1714 году. После смерти матери Дианы, 29 апреля 1716 года, её отец женился в третий раз; 17 декабря 1717 года женой Чарльза Спенсера стала ирландка Джудит Тичборн. В этом браке, окончившемся со смертью Чарльза 19 апреля 1722 года, родилось трое детей, все они умерли в младенчестве. Дед Дианы, герцог Мальборо умер 16 июня того же года. Его жена Сара, теперь вдовствующая герцогиня Мальборо, принимала непосредственное участие в воспитании Дианы и её братьев и сестры со дня смерти их матери. Со смертью их отца дети окончательно оказались на попечение вдовствующей герцогини.

В новой семье, где Диану ласково называли милая Ди, девочка выросла в высокую, светловолосую и привлекательную молодую женщину, и считалась современниками отзывчивой и обаятельной. Диана стала личным секретарём вдовствующей герцогини и написала многочисленные письма бабушки, поскольку сама Сара Черчилль страдала подагрой. В 1723 году Сара описывала внучку как имеющую «больше смысла, нежели все существа моего пола, которых я знаю». Диана росла по соседству с композитором Генделем и потому получила пожизненный интерес к опере.

Брачные планы

Уже с подросткового возраста Диана оказалась в начале списка самых завидных невест из аристократических кругов; произошло это благодаря красоте девушки и её близости с богатой и влиятельной бабушкой. Герцог Сомерсет желал видеть Диану женой своего внука, одного из сыновей Кэтрин Сеймур и сэра Уильяма Уиндема. Кандидатами в мужья Дианы были также виконт Уэймут и граф Шефтсбери.

Уже хорошо зная и принимая властный характер бабушки потенциальной невесты, немолодой граф Честерфилд сделал предложение, написав из Гааги: «Личность, заслуги и семья леди Дианы Спенсер есть объекты настолько ценные, что они обязательно, должно быть… вызывают многие прошения такого рода к Вашей Светлости». Несмотря на столь лестное письмо, Сара Черчилль отвергла и его предложение. Ожидание подходящего жениха, имевшего и титулы и симпатию в политических взглядах, чуть не стало большой ошибкой, когда Диана заболела туберкулёзом шейных лимфоузлов, что заставило вдовствующую герцогиню оплатить дорогостоящую операцию для скрытия следов болезни.

Леди Диана провела ранние годы в тесном контакте с детьми Георга II и Каролины Бранденбург-Ансбахской, несмотря на первоначально отчуждённые отношения между бабушкой Дианы и семьёй короля. В 1730-х годах связь между вдовствующей герцогиней Мальборо и королевской семьёй стала сильна, как никогда. При дворе пошли слухи, что вдовствующая герцогиня планирует брак своей любимой внучки со старшим сыном и наследником короля Фредериком. Церемония должна была пройти в ложе Большого Виндзорского парка и даже была назначена дата. В обмен на согласие принца на брак вдовствующая герцогиня предложила Фредерику, имевшему огромные долги, не менее огромную сумму в 100 000 фунтов стерлингов в качестве приданого Дианы. Однако премьер-министр Уолпол предпочёл для принца Уэльского европейскую партию. Он узнал о планах герцогини через свою «непогрешимую шпионскую систему» и предотвратил такой союз, что привело к ещё большему ухудшению его отношений с Сарой Черчилль, его величайшей конкуренткой. Вся эта история держалась в тайне и была записана только десятилетия спустя сыном Уолпола, Хорасом.

Брак

После того, как планы королевского брака ни к чему не привели, вдовствующая герцогиня Мальборо остановила свой выбор на 21-летнем Джоне Расселле, младшем брате и предполагаемом наследнике герцога Бедфорда. Брак был заключён 11 октября 1731 года. В качестве приданого Диана получила 30 000 фунтов стерлингов и ещё 100 000 ей было обещано в качестве наследства после смерти Сары Черчилль. Вдовствующая герцогиня надеялась и верила, что муж её любимой внучки в конечном итоге станет герцогом Бедфордом, что и произошло. Смерть её деверя в Испании 23 октября 1732 года сделала леди Диану герцогиней Бедфорд и кастеляншей Уобёрн-Эбби.

Новости о смерти деверя ещё не достигли Великобритании, когда в начале ноября беременная Диана выпала из экипажа. Травма спровоцировала преждевременное рождение сына Дианы, которого назвали Джоном; крещение мальчика состоялось 6 ноября, но ребёнок умер в течение того же дня и тело малыша было захоронено 11 ноября в Ченисе. Лорд Херви сообщал, что настолько важно было скрыть от герцогини смерть сына, что «после большого собрания… было решено заменить умершего ребёнка другим, пока герцогиня не окрепнет настолько, что сможет услышать и принять правду».

После случившегося муж Дианы помешался на зачатии наследника и был глубоко разочарован, когда через несколько месяцев после рождения сына беременность герцогини закончилась выкидышем. Диана же винила во всём себя, поскольку считала, что не следила за собой во время беременности.

Хотя бабушка и внучка уже не жили вместе, они поддерживали тёплые отношения, часто встречаясь и переписываясь два-три раза в неделю во время разлуки. Герцогиня Бедфорд по прежнему оставалась доверенным лицом вдовствующей герцогини Мальборо и была в курсе всех семейных дел, в том числе и финансовых вопросов.

Смерть

Весной 1735 года Диана обнаружила у себя симптомы, которые она приняла за признаки новой беременности. Неясно, являлась ли утренняя слабость признаком того, что Диана была в положении, но вскоре стало понятно, что герцогиня больна туберкулёзом. Болезнь быстро прогрессировала и Диана стала терять, а не набирать вес, как если бы она ждала ребёнка. Вдовствующая герцогиня настояла, чтобы её любимую внучку перевезли в Бедфорд-хаус на Блумсбери-сквер. Диана скончалась здесь же 27 сентября 1735 года в возрасте 25 лет, не оставив потомства.

Сара Черчилль была убита горем: она перечитала все письма внучки и сожгла их; кроме того, в смерти Дианы она обвинила её вдовца, настолько желавшего рождения наследника, что не пощадил здоровья девушки. Несмотря на её «презрение к показной набожности» и «религиозные сомнения» вдовствующая герцогиня, по слухам, распростёрлась на полу Мальборо-хауса в молитве после смерти её любимой внучки. Сара Черчилль давно отдалилась от всех своих детей и только Диана никогда не разочаровывала её. Лорд Херви, однако, обвинил вдовствующую герцогиню в том, что она заботилась лишь о возвращении драгоценностей внучки, когда тело последней ещё не было предано земле. Свинцовый гроб герцогини Бедфорд был помещён на лафет, провезён по улицам и погребён 9 октября 1735 года в Ченисе. Смерть Дианы разорвала связь герцога Бедфорда с вдовствующей герцогиней и уменьшила его влияние.

Наследие

Поместье Уимблдон, которое Диана должна была унаследовать после смерти бабушки, отошло любимому внуку вдовствующей герцогини и брату Дианы Джону. В 1961 году потомок Джона, виконт Элторп, стал отцом девочки, имя которой не выбирали в течение недели после рождения. Младенца окрестили Дианой, в честь герцогини Бедфорд. В отличие от Дианы XVIII века, Диана из XX века смогла стать женой принца Уэльского, но умерла через год после развода с ним. Биограф Дианы, герцогини Бедфорд, отмечает сходство судеб двух Диан: в детстве они обе жили в поместье Элторп и тесно общались с королевской семьёй; обе росли без матери с 6 лет; обе рассматривались в качестве невесты принца Уэльского; с обеими случился несчастный случай во время первой беременности; и, наконец, обе неожиданно скончались в достаточно молодом возрасте.

Литература

• Blakiston, Georgiana. [books.google.ru/books?id=ccMZAAAAYAAJ Woburn and the Russells]. — Constable, 1980. — P. 102. — 246 p.
• Connely, Willard. [books.google.ru/books?hl=ru&id=OHJaAAAAMAAJ The true Chesterfield: manners, women, education]. — Cassell, 1939. — P. 116. — 509 p.
• Curtis, Gila. [books.google.ru/books?id=qDXkPwAACAAJ The Life and Times of Queen Anne]. — London: Weidenfeld and Nicolson, 1972. — P. 27. — 223 p. — ISBN 0297995715, 9780297995715.
• Green, David Brontë. [books.google.ru/books?id=xzgaAAAAMAAJ Queen Anne]. — London: Collins, 1970. — P. 21. — 399 p. — ISBN 0-00-211693-6.
• W. M. Jacob. [books.google.ru/books?id=vLPd-ngkJn8C Lay People and Religion in the Early Eighteenth Century]. — Cambridge University Press, 2002. — P. 104. — 272 p. — ISBN 0521892953, 9780521892957.
• Falkner, James. [www.oxforddnb.com/templates/article.jsp?articleid=5405&back=&version=2004-09 Churchill , Sarah, duchess of Marlborough (1660–1744)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
• Massey, Victoria. [books.google.ru/books?id=HnlnAAAACAAJ The First Lady Diana: The Life of Lady Diana Spencer, 1710-1735]. — Allison & Busb, 1999. — 256 p. — ISBN 0749004916, 9780749004910.
• Montgomery-Massingberd, Hugh. [books.google.ru/books?hl=ru&id=HPp5AAAAIAAJ Blenheim revisited: the Spencer-Churchills and their palace]. — Bodley Head, 1985. — P. 63. — 256 p. — ISBN 0370308484, 9780370308487.
• Morton, Andrew. [books.google.ru/books?id=5pPyJZ-ANd4C Diana: Her True Story in Her Own Words]. — Simon and Schuster, 2009. — P. 99. — 432 p. — ISBN 1439187886, 9781439187883.
• Scott Thomson, Gladys. [books.google.ru/books?id=h0rnMgEACAAJ Letters of a Grandmother, 1732-1735. Being the Correspondence of Sarah, Duchess of Marlborough, with Her Grand-daughter Diana, Duchess of Bedford] / ed. Gladys Scott Thomson. — Jonathan Cape, 1943. — 184 p.
• Snyder, Henry L. [www.oxforddnb.com/view/printable/26117 Spencer, Charles, third earl of Sunderland (1675–1722)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
• Spencer, Charles. [books.google.ru/books?hl=ru&id=wGdxAAAAIAAJ The Spencer family]. — Viking, 2000. — P. 90. — 350 p. — ISBN 0670883239, 9780670883233.

Предки Дианы Спенсер

16. Уильям Спенсер, 2-й барон Спенсер из Уормлейтона               8. Генри Спенсер, 1-й граф Сандерленд                       17. Пенелопа Райозли               4. Роберт Спенсер, 2-й граф Сандерленд                             18. Роберт Сидни, 2-й граф Лестер               9. Дороти Сидни                       19. Дороти Перси               2. Чарльз Спенсер, 3-й граф Сандерленд                                   20. Джон Дигби, 1-й граф Бристоль               10. Джордж Дигби, 2-й граф Бристоль                       21. Беатрис Уолкотт               5. Анна Дигби                             22. Фрэнсис Рассел, 4-й граф Бедфорд               11. Анна Рассел                       23. Кэтрин Бриджес               1. Диана Спенсер                                         24. Джон Черчилль               12. сэр Уинстон Черчилль                       25. Сара Уинстон               6. Джон Черчилль, 1-й герцог Мальборо                             26. сэр Джон Дрейк из Эша               13. Элизабет Дрейк                       3. Анна Черчилль                                   28. Джон Дженнингс               14. Ричард Дженнингс                       29. Элис Спенсер из Оффли               7. Сара Дженнигс                             30. сэр Гиффорд Торнхёрст, 1-й баронет               15. Фрэнсис Торнхёрст                       31. Сюзанна Темпл

Отрывок, характеризующий Спенсер, Диана, герцогиня Бедфорд

Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.