Сражение при Караме

Сражение при Караме
Основной конфликт: Война на истощение
Дата	21 марта 1968 года
Место	Караме, Иордания
Итог	Уничтожение базы ООП
Противники
Израиль ООП Иордания
Командующие
Узи Наркис Ясир Арафат Абу Шариф † Абу Керим
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
Общие потери
см. раздел «Потери сторон»

Сражение при Караме состоялось 21 марта 1968 года в посёлке Караме между Армией обороны Израиля и объединёнными силами Организации освобождения Палестины (ООП). Позже в бой против израильтян вступила иорданская армия.

Предыстория

После окончания Шестидневной войны 1967 года инфраструктура ФАТХ на Западном берегу реки Иордан была по большей части разгромлена, а активисты — арестованы. В результате палестинцы начали действовать с восточного берега реки Иордан, разместив свои лагеря и промежуточные базы на территории Иордании в непосредственной близости от границы с Израилем. Власти Иордании, опасаясь «ответных действий» со стороны Израиля и эскалации конфликта, предпочитали препятствовать активности ФАТХ на своей территории (в частности, 13 ноября 1966 года во время рейда израильтян на приграничную деревню ас-Саму они отказались пропустить туда отряды Армии Освобождения Палестины «для отражения агрессии»). В то же время они не препятствовали ведению боевых действий ФАТХ на территории Израиля. В некоторых случаях, при нанесении Израилем ответных ударов по объектам на территории Иордании, подразделения иорданской армии открывали ответный огонь.

Так, 14—15 февраля Иордания обстреляла из миномётов израильские населённые пункты в районе Бейт-Шеана и вдоль долины реки Иордан; израильская артиллерия и ВВС нанесли ответный удар по иорданским базам и артиллерийским батареям и по финансировавшемуся США строительству канала короля Хусейна. При американском посредничестве было достигнуто соглашение о прекращении огня, и Хусейн заявил, что не позволит «этим группам использовать Иорданию в качестве базы для нападения». В феврале он послал войска и полицию, чтобы вынудить ФАТХ покинуть Караме, но когда колонна, насчитывавшая 20 подвижных средств, прибыла в Караме, она оказалась в окружении вооружённых пулемётами боевиков. Иорданцам было дано «три минуты, чтобы решить, остаться или умереть», и они покинули Караме. Согласно Б. Моррису, по состоянию на март, кроме жителей Караме (несколько сот человек), в нём также находились около 900 боевиков, в основном из ФАТХ, и лидер ООП Ясир Арафат, разместивший здесь свой штаб.

Согласно журналу Time, в предшествующие рейду недели «арабские террористы усилили свою активность», проведя 6 атак: от обстрелов до установки подрывного устройства в Иерусалиме. Наиболее серьёзным из них стал подрыв 18 марта 1968 г. школьного автобуса, направлявшегося на экскурсию к «Копям царя Соломона» в долине Тимна, на установленной ООП мине (в результате теракта погибли 2 человека, и до 28 детей, из 44 находившихся в автобусе, были ранены). Согласно Telegraph, это был 38-й теракт ФАТХ в течение трёх месяцев, предшествующих операции.

В ответ на серию терактов ООП, Израиль спланировал два одновременных рейда на её лагеря, расположенные в посёлке Караме, расположенном в непосредственной близости к мосту Алленби, разделявшему территории Израиля и Иордании (рядом^{[уточнить]} также находился лагерь Шума с 40 тысячами палестинских беженцев), и в деревне Сафи. В этом же районе были рассредоточены достаточно крупные силы палестинцев (отряды ФАТХ и «местные отряды самообороны») и находился штаб ООП. Операции носили кодовое название «Инферно» (иврит: מבצע תופת) и «Асута» (מבצע אסותא).

По сведениям ООП, в случае успеха этой операции, «израильтяне планировали захватить несколько возвышенностей на восточном берегу, чтобы держать под прицелом всю долину Иордана и помешать «палестинским партизанам» просачиваться на оккупированную территорию».

Подготовка к операции и сосредоточение подразделений ЦАХАЛ на исходных позициях в районе Иерихона (в 5 км от Караме) начались значительно раньше. Согласно советским источникам, в Израиле рассчитывали на внезапный характер рейда, однако сосредоточение сил не осталось незамеченным арабами. Одновременно, на участке границы протяженностью 110 км, от Мёртвого моря до Тивериадского озера армия Иордании начала наращивать концентрацию своих сил.

• 19 марта 1968 года Мухамед эль-Фарра, представитель Иордании при ООН обратился к председателю Совета Безопасности ООН с сообщением о подготовке Израилем операции вторжения, «которая может начаться в самое ближайшее время».

Согласно же журналу Time, ещё 17 марта, за четыре дня до операции, министр обороны Моше Даян предупредил, что «арабы готовятся к „новой волне террора“, и что Израиль предпримет (необходимые) шаги», чтобы её сдержать, «если это не может сделать король Иордании Хусейн». Такое же предупреждение было сделано премьер-министром Леви Эшколем в Кнессете, а представитель Израиля Йосеф Текоа в тот же день подал две жалобы в ООН в связи с «неоднократными актами агрессии со стороны арабов».

Тем не менее, согласно М. Кремневу, руководство Иордании стремилось избежать вооружённого конфликта:

• за день до начала боевых действий король Иордании Хусейн в интервью бейрутской газете «Аль-Мухаррир» заявил о необходимости в срочном созыве совещания глав арабских государств, «так как обстановка чревата самыми неожиданными и опасными последствиями»;
• за 12 часов до начала боевых действий состоялась встреча премьер-министра Иордании ат-Тальхуни со специальным представителем генерального секретаря ООН Гуннаром Яррингом, которому сообщили, что Иордания «готова сделать всё, чтобы претворить в жизнь решения ООН».

В Израиле предполагали, что иорданская армия будет игнорировать вторжение, однако её подразделения открыли огонь по израильтянам и оказали поддержку силам ООП.

Соотношение сил

Перед началом сражения ударная группировка ЦАХАЛ включала подразделения 7-й и 60-й бронетанковых, 35-й воздушно-десантной и 80-й пехотной бригад, а также инженерный батальон при поддержке пяти батарей артиллерии (всего до 15 тыс. человек).

Силы иорданской армии состояли из 1-й пехотной дивизии и 60-й бронетанковой бригады, дополнительно усиленных артиллерией и противотанковыми средствами (всего до 15 тыс. человек.).

Силы палестинцев оценить сложно — по некоторым сведениям, они достигали 900 боевиков. При этом в сражении приняли участие не только отряды ФАТХ, НФОП и «Ас-Саика», но и местные жители.

Ход сражения (операция «Инферно»)

На рассвете 21 марта под прикрытием вертолётов израильские части начали переправу через реку Иордан в районе мостов Дамия и Малик Хусейн. Одновременно к северу от посёлка Караме, в районе Гхор эль-Сафей был высажен вертолётный десант. Дальнейшее продвижение ЦАХАЛ было остановлено сопротивлением подразделений иорданской армии, позиции которых начали бомбить самолёты ВВС Израиля. Тем временем в самом посёлке пехотные части израильтян столкнулись с ожесточённым сопротивлением палестинцев. В результате 15-часового боя израильтяне отступили, постаравшись эвакуировать повреждённую технику. Однако отступление было настолько тяжёлым, что на поле боя остались тела убитых солдат (ранее такого не случалось).

Согласно П. Демченко, после окончания сражения от посёлка остались только четыре каменных дома на окраине, согласно Б. Моррису, остальные 175 строений были разрушены в ходе сражения или взорваны израильтянами. Вплоть до весны 1971 года поселение оставалось разрушенным, восстановление и возвращение жителей началось только во второй половине 1971 года.

Согласно Абу Ияду, заместителю Арафата, они были заранее предупреждены иорданцами и покинули Караме до начала операции.

Потери сторон

Непосредственно после окончания боевых действий, 22.03.1968 в коммюнике иорданского военного командования потери Израиля оценили в «200 убитых и большое количество раненых военнослужащих, 42-45 танков, БТР и автомашин, 3-5 самолётов (в том числе, три реактивных истребителя „Мистер“)». При этом собственные потери армии Иордании оценивались в «200 убитых и 65 раненых военнослужащих, 10 повреждённых танков и несколько артиллерийских орудий».

Советские источники в оценке потерь Израиля были более осторожными: «около 100 военнослужащих (33 убитыми и 70 ранеными), 4 танка, несколько БТР и автомашин». В свою очередь, премьер-министр Израиля официально признал потери 11 солдат убитыми и 50 ранеными.

В настоящее время потери ЦАХАЛ оценивают в 28-30 убитых и 69 раненых военнослужащих, 4 танка «Центурион», 2 броневика AML-90, 2 полугусеничных бронетранспортёра M3A1 и 1 сбитый (или поврежденный, и разбившийся при посадке) самолёт.

Оценка потерь их противников также варьируется в широких пределах. По оценке израильтян, потери армии Иордании составили 61-87 убитых и 4 пленных солдат, 30-31 уничтоженных и подбитых танков и автомашин, палестинцы потеряли 100—128 человек убитыми и 120—150 пленными. По мнению палестинцев, значительную часть их погибших и арестованных составляют мирные жители.

Последствия

Несколько дней спустя, в результате переговоров представителей Иордании и Израиля, в обмен на возвращение тел убитых солдат ЦАХАЛ, были отпущены пленные солдаты Иордании и часть палестинцев.

Обе стороны заявили о своей победе. С точки зрения израильтян, цели операции были выполнены: разрушено поселение, служившее опорным пунктом для ООП; противник понёс потери и был вынужден отодвинуть свои оперативные базы от границы (что объективно усложнило проведение диверсий в отношении Израиля).

С другой стороны, по официальным данным иорданского военного командования (озвученным на пресс-конференции 6 мая 1969 года), на протяжении года после сражения, вплоть до начала мая 1969 года израильтяне не предпринимали попыток вторжения на территорию Иордании.

Для палестинцев битва стала символом того, что можно победить мощного врага. Высказывание короля Хусейна «Мы все федаины!» показало солидарность Хашимитского Королевства с палестинскими беженцами. После битвы силы ООП начали расти: так, если до июня 1967 года силы ФАТХ насчитывали 200—300 активистов, то к весне 1968 года — 2000, а к середине 1968 — 15 тыс. В результате, ФАТХ стала самой многочисленной и влиятельной организацией в движении палестинского сопротивления. Также возникло множество новых организаций, ставивших главной целью вооружённое освобождение Палестины. После битвы при Караме палестинское движение сопротивления получило возможность открыто создавать свои базы, учебные лагеря и учреждения на территории арабских стран, вести агитацию и привлекать добровольцев в Иордании, Сирии, Египте и Ираке.

Однако конфликт с правительством Иордании привёл к событиям «Чёрного сентября» в 1970 году и изгнанию ООП из Иордании.

На международном уровне

После четырёхдневных затяжных дискуссий, 25 марта 1968 года Совет Безопасности ООН утвердил резолюцию № 248 от 24.03.1968, в которой осудил массированное вооружённое нападение Израиля на Иорданию как грубое нарушение Устава ООН и принятых ранее резолюций о прекращении огня. Премьер-министр Израиля Леви Эшколь выразил разочарование позицией СБ ООН, обвинив его членов в «откровенной несправедливости».

Память, отражение в культуре и искусстве

Сражению при Караме посвящено несколько литературно-художественных произведений арабских авторов.

После окончания боевых действий один из уничтоженных израильских танков «Центурион» был установлен у перекрестка шоссе в качестве памятника состоявшемуся здесь сражению. Несколько позже на месте сражения был установлен памятник иорданским солдатам.

Литература и др. источники

• Александр Брасс. [books.google.co.il/books?id=ChY2kq6KVMcC Палестинские истоки // Терроризм - история и современность]. — Olma Media Group, 2004. — 347 с. — ISBN 5948496694, 9785948496696.
• [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/П/Палестинское-движение-сопротивления Палестинское движение сопротивления] // Объекты военные — Радиокомпас / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1978. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 6).</span>
• Рафаэль Эйтан. Повесть солдата. / пер. с иврита — Ефим (Ефрем) Баух. Израиль, изд-во «Яир», 1991
• Benny Morris. [books.google.co.il/books?id=3ZHXkyAIl7cC Righteous Victims: A History of the Zionist-Arab Conflict, 1881—2001.]. — Knopf, 1999. — 751 с. — ISBN 0679744754, 9780679744757.
• [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,839651,00.html World: The Israeli Assessment. // «Time» от 13.12.1968]
• [www.medals.org.uk/jordan/jordan018.htm иорданская медаль «Wisam Ma’araka al-Karama»] — для военнослужащих иорданской армии — участников сражения при Караме
• [www.palestineposterproject.org/special-collection/historical-figures-and-themes/battle-of-al-karameh палестинские плакаты, посвящённые сражению при Караме]

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сражение при Караме

Примечания

• При оценке советских источников стоит учесть их анти-израильскую риторику, а также военно-политическую поддержку СССР арабской стороны и непосредственное участие советских военнослужащих и подразделений Вооружённых Сил СССР в арабо-израильском конфликте во время Холодной войны.

Отрывок, характеризующий Сражение при Караме

Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?