Сражение при Касселе (1677)
| Сражение при Касселе | |||
| Основной конфликт: Голландская война | |||
 Сражение при Касселе, худ. С. Болье | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа французов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Третье сражение при Касселе (фр. troisième bataille de Cassel) — битва между французской и голландской армиями около фламандского города Кассель в 1677 году в ходе Голландской войны.
Содержание
Предыстория
Филипп I Орлеанский, брат Людовика XIV, получил под своё командование французские войска во Фландрии. Его армия взяла город Камбре, а затем 3 апреля осадила Сент-Омер. Некоторое время спустя герцог получил известие, что Вильгельм III Оранский следует из Ипра на помощь Сент-Омеру. Оставив часть войск для продолжения осады, герцог Орлеанский выдвинулся навстречу врагу.
Битва
10 апреля две армии выстроились к западу от Касселя и были разделены лишь небольшим ручьем. В этот день французские части были усилены ещё девятью батальонами. Утром следующего дня Вильгельм Оранский послал войска через реку Пене и занял аббатство Пене. Монастырь был после тяжелых боев был отбит французами.
Герцог Орлеанский выстроил свою армию в боевой порядок. Правое крыло состояло из восемнадцати эскадронов кавалерии и находилось под командованием герцога Юмьера. В середине стояла пехота. Шесть полков были в первой линии, ещё три полка — во второй. Позади пехоты стояли три полка драгун и четыре пехотных батальона в запасе. Центром руководил сам герцог Орлеанский. Левое крыло состояло из двадцати эскадронов кавалерии. Им командовал маршала Люксембург.
Вильгельм Оранский также поставил пехоту в центр, а фланги были сформированы из кавалерии. Граф Хорн командовал правым крылом, левое находилось под командованием принца Нассау. Центром командовал сам Вильгельм при поддержке генерала Фридриха Вальдека.
После того, как французы взяли аббатство Пене, Вильгельм Оранский перенес свой штаб с левого крыла к правому, поскольку он ожидал главный удар противника именно там. После предварительного артиллерийского огня герцог Орлеанский поручил маршалу де Юмьеру начать атаку. Нападение было успешным. В конечном счете, принц Нассау был вынужден отступить. На левом фланге французы начали серьезно теснить врага. Ослабление флангов заставило Вильгельма Оранского дать приказ об отступлении.
Последствия
Голландцы потерпели жестокое поражение. Около 8000 человек были убиты или ранены, а 3000 — взяты в плен. Множество пушек, знамен, весь лагерь попал в руки французов. Французские потери также были значительными. Прямым результатом сражения был захват французами города Сент-Омера[2].
Герцог Орлеанский показал себя в этой битве искусным командиром. Однако Людовик XIV завидовал успехам брата, и это было, вероятно, главная причиной, почему герцог больше никогда не командовал армией[3].
Напишите отзыв о статье "Сражение при Касселе (1677)"
Примечания
Литература
- (нем.) Hanns von der Lühe: Militär Konversationslexikon. Bd. 5, Adorf, 1836, S. 570—571.
Отрывок, характеризующий Сражение при Касселе (1677)
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
