Сухая Мечётка (палеолитическое поселение)

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 3410042000

Сухая Мечётка (Волгоградская) — вероятное палеолитическое поселение (стоянка, 5 жилищ) на правом берегу балки Сухая Мечётка у выхода к Волге, на северной окраине Волгограда. Датируется мустьерским периодом (75—100 тыс. лет назад).

Археологический памятник открыт М. Н. Грищенко (Воронеж) в 1951, изучен в С. Н. Замятниным (Ленинград) в 1952—1954. Исследовано 650 м². Предполагаемая площадь поселения до шестой части гектара. Культурный слой мощностью около 40 см перекрыт многометровым слоем морских отложений трансгрессии Каспия в период молого-шекснинского межледниковья около 50 тыс. лет назад.

Исследователями собраны кости животных того периода (зубра, лошади, сайги, мамонта), около 8 тыс. каменных изделий. Среди них — 365 каменных орудий из кремня, кварцита, песчаника. Это — рубила, ножевидные пластинки, остроконечники. Кроме того, на территории стоянки обнаружены пять крупных и несколько мелких зольных пятен, следов очагов. К ним тяготеют скопления костей животных и каменных орудий. Это позволяет предполагать у очагов наличие жилищ, вероятнее всего в виде конических шалашей (типа чумов).

Материал раскопок хранится в фондах и представлен в экспозиции Волгоградского областного краеведческого музея.

Постановлением Совета Министров РСФСР от 04.12.1974 г. № 624 стоянка взята под государственную охрану.

Палеоботанические данные, полученные после завершения раскопок, указали на холодный климат и степную растительность климата оледенения. Но отбор образцов был произведен не из почвы с культурным слоем, а из вышележащей. Н. Д. Праслов взял новые пробы из погребенной почвы в разрезе культурного слоя. Е. С. Малясова проанализировала 60 образцов из толщи, охватывающей как саму почву, так и отложения под ней и над ней.

По данным снизу вверх постепенно возрастает роль пыльцы древесных пород — до 75 %, уменьшается количество спор — до 5—10 %, почти не меняется содержание пыльцы трав и кустарников — 25—30 %. Среди пыльцы древесных пород доминирует пыльца сосны обыкновенной и возрастает пыльца ели — до 15—20 %, увеличивается количество пыльцы березы — до 10 %, и ольхи. Единичны вяз и липа, а в низах почвы с культурным слоем зафиксировано зерно граба. В пыльце травянистых сначала доминирует пыльца полыни, а затем господство переходит к пыльце разнотравья и злаков. Встречена пыльца верескоцветных и споры чистоуса — растений, требующих влажных условий.

По имеющимся ныне данным, накопление почвы шло на фоне облесенности территории в условиях некоторого похолодания климата и усиления его влажности. Вверх по разрезу картина меняется в сторону уменьшения облесенности и влажности с сохранением похолодания климата. Принимая во внимание динамику постепенного климатического оптимума микулинского межледниковья, сопровождающегося начальной и конечной умеренными стадиями с зонами сосны и ели, можно предположить, что почвенный слой с находками эпохи мустье относится к термогигротической климатической стадии микулинского межледниковья, то есть к его завершающей стадии около 75 тыс. лет назад.

В последние годы в связи с целенаправленными работами Самарского университета в Поволжье заметны существенные сдвиги в изучении среднего палеолита. К материалам Сухой Мечётки добавляются предметы из памятников Дубовского района Волгоградской области — Челюскинец II и Заикино Пепелище.

Палеолитическая стоянка «Сухая мечетка» в настоящее время полностью уничтожена застройкой гаражного кооператива (на рисунке справа), несмотря на то, что являлась памятником охраняемым государством.

• Сухая Мечетка 2013.jpg

  Вид на территорию стоянки

• Sukhaya mechetka (znak).jpg

  Монумент на территории палеолитической стоянки

Ссылки

• www.povolzie.archeologia.ru/04.htm
• volgokray.narod.ru/history/paleolit/mechetka.html
• region34.nm.ru/guide/monuments/archeologys/mon_001.html

Отрывок, характеризующий Сухая Мечётка (палеолитическое поселение)

– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.