Уильям де Варенн, 5-й граф Суррей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уильям де Варрен
англ. William de Warenne
5-й граф Суррей
7 мая 1202 — 27 мая 1240
Предшественник: Хэмелин де Варенн
Преемник: Джон де Варенн
 
Рождение: 1166(1166)
Смерть: 27 мая 1240(1240-05-27)
Лондон
Место погребения: Приорство Льюис
Род: Плантагенет-Варенн
Отец: Гамелин де Варенн
Мать: Изабелла де Варенн
Супруга: 1-я жена: Матильда д’Обиньи
2-я жена: Мод Маршалл
Дети: от 2-го брака: Джон, Изабелла

Уильям де Варенн (англ. William de Warenne; 1166 — 27 мая 1240, Лондон)- 5-й граф Суррей. Сын Гамелина Анжуйского, графа Суррея, и Изабеллы де Варенн, 4-й графини Суррей, дочери и наследницы Уильяма, 3-го графа Суррея.





Биография

Уильям происходил из побочной ветви дома Плантагенетов, получившей посредством брака графство Суррей. Будучи двоюродным братом короля Иоанна (Джона) Безземельного, Уильям 27 мая 1199 года присутствовал на его коронации.

При жизни отца Уильям получил поместье Апплеби в северном Линкольншире, а после смерти отца в 1202 году унаследовал графство Сурей. В том же году Уильям упоминается как лейтенант в Гаскони.

После того, как Англия потеряла Нормандию, конфискованную в 1204 году королём Франции Филиппом II Августом, Уильям потерял свои владения в на материке. В качестве компенсации король Джон передал Уильяму Грэнтэм и Стамфорд.

В отличие от многих других английских баронов, Уильям остался верен королю во время баронского восстания, начавшегося в 1215 году против короля, призвавших на английский трон французского принца Людовика. Уильям указан в числе тех советников, которые порекомендовали королю принять Великую хартию вольностей. После смерти короля он в марте 1217 года поддержал малолетнего короля Генриха III.

В 12031208 и 12131226 годах Уильям был шерифом Уилтшира, а в 1204—1206 и 1214 годах был Лордом-охранителем Пяти портов.

Уильям умер 27 мая 1240 года в Лондоне. Ему наследовал единственный сын Джон.

Браки и дети

1-я жена: Матильда д’Обиньи (ум. 1216), дочь Вильгельма д’Обиньи, графа Арундела. Детей от этого брака не было.

2-я жена: Мод Маршалл (ум. 1248), дочь Уильяма Маршалла, 1-го графа Пембрука, вдова Хью Биго, 3-го графа Норфолка. Дети:

Предки

Предки Уильяма де Варенна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фульк IV Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
Фульк V Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Бертрада де Монфор
 
 
 
 
 
 
 
Жоффруа V Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эли I (граф Мэна)
 
 
 
 
 
 
 
Ирменгарда дю Мэн
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мод де Шато дю Луар
 
 
 
 
 
 
 
Гамелин де Варенн, 5-й граф Суррей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Уильям де Варенн, 5-й граф Суррей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Вильгельм де Варенн, 1-й граф Суррей
 
 
 
 
 
 
 
Вильгельм де Варенн, 2-й граф Суррей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гундреда
 
 
 
 
 
 
 
Вильгельм де Варенн, 3-й граф Суррей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гуго Великий, граф Вермандуа
 
 
 
 
 
 
 
Элизабет де Вермандуа
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Аделаида де Вермандуа
 
 
 
 
 
 
 
Изабелла де Варенн
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Роберт Беллемский
 
 
 
 
 
 
 
Гильом I, граф Понтье
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Агнесса де Понтье
 
 
 
 
 
 
 
Адель де Монтгомери
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эд I, герцог Бургундии
 
 
 
 
 
 
 
Элен Бургундская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Сибилла Бургундская
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Уильям де Варенн, 5-й граф Суррей"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#William6Surreydied1240B EARLS of SURREY 1164-1347 (WARENNE - ANJOU)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 17 января 2010. [www.webcitation.org/66w3HUXt1 Архивировано из первоисточника 15 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Уильям де Варенн, 5-й граф Суррей

– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.