Уничтожение вертолёта с военной комиссией Генштаба России

Уничтожение вертолёта с военной комиссией Генерального Штаба России 17 сентября 2001 года
Место атаки	Грозный, Чечня
Цель атаки	Военная комиссия Генерального Штаба России
Дата	17 сентября 2001 года 12:20
Способ атаки	Сбитие вертолёта из ПЗРК «Игла»
Оружие	Два ПЗРК «Игла»
Погибшие	13
Раненые	0
Число террористов	4
Террористы	Шамсутдин Салаватов, Султан Мациев, Докку Джантемиров
Организаторы	Шамиль Басаев

Уничтожение вертолёта с военной комиссией Генерального Штаба России — террористический акт, совершённый чеченскими боевиками 17 сентября 2001 года, в результате которого погибли 13 человек, в том числе начальник 2-го управления Главного оперативного управления ГШ ВС России генерал-майор Поздняков и заместитель начальника Главного управления кадров Минобороны России генерал-майор Варфоломеев.

Операция

К операции по уничтожению вертолёта с военной комиссией Генерального Штаба ВС России были привлечены лучшие зенитчики чеченских боевиков — Шамсутдин Салаватов, Султан Мациев, Докку Джантемиров. Теракт был произведён по прямому указанию Шамиля Басаева, в частности, именно последний порекомендовал в группу зенитчиков Джантемирова. Помимо уничтожения вертолёта 17 сентября 2001 года трое вышеуказанных боевиков принимали участие в атаке на ещё два вертолёта и ряде нападений на колонны федеральных войск на протяжении 2000—2003 гг..

17 сентября 2001 года, в 12:07, от комплекса правительственных зданий Чечни в Грозном в аэропорт Ханкала вылетел вертолёт Ми-8, на борту которого находилась военная комиссия Генштаба. На борту находились 13 человек, в том числе генерал-майоры Анатолий Поздняков и Павел Варфоломеев, полковники Игорь Абрамов, Игорь Хахалкин, Юрий Махов, Сергей Торяник, Игорь Трибунов, Владимир Смоленников, подполковник Николай Любимский. После взлёта экипаж на связь ни разу не выходил. В 12:20 к оперативному дежурному поступила информация о падении вертолёта на окраине Грозного. Из материалов уголовного дела явствует, что:

…По показаниям очевидцев, <…> выстрел (пуск) по вертолёту был произведен из района г. Грозный, из-за чего произошел первый взрыв на борту. Вертолёт загорелся в воздухе и стал снижаться на пустырь восточной окраины города. Проливающимся на землю горящим топливом было зажжено дерево по ул. Питомника. На высоте 15—20 метров и на удалении 70—100 метров от места падения вертолёта произошел второй взрыв (предположительно взорвался дополнительный топливный бак), и неуправляемый вертолёт упал на землю, разрушился и сгорел. Экипаж до последней возможности пытался отвернуть разрушающийся вертолёт от жилых построек, чем уберег от гибели десятки мирных жителей, средствами спасения не воспользовался, борясь за жизнь пассажиров…

Вертолёт упал рядом с железнодорожным полотном, все находящиеся на борту погибли.

Расследование гибели военной комиссии

Уголовное дело неоднократно приостанавливалось и снова возобновлялось. В 2003 году был арестован Салаватов, бывший лидером группы боевиков, в доме у которого нашли ПЗРК «Игла» и автомат Калашникова, который идентифицирован как орудие убийства генерал-лейтенанта Игоря Шифрина. Салаватов признался в совершении ряда терактов и выдал всех своих сообщников. Следом были арестованы Джантемиров, Мациев и один их сообщник, не принимавший непосредственного участия в атаке на вертолёт, Висхан Хабибулаев. Также была установлена причастность Джантемирова к атаке на вертолет Ми-26 под Ханкалой 19 августа 2002 года, в результате которой погибли 127 человек.

29 апреля 2004 года Джантемиров приговорён к пожизненному лишению свободы, 22 сентября 2004 года Верховный Суд России оставил приговор по данному обвинению без изменения. 31 июля 2005 года Верховный Суд Чечни вынес приговор зенитчикам — Джантемиров во второй раз приговорён к пожизненному лишению свободы, такое же наказание назначено Салаватову и Мациеву. Хабибулаев получил 13 лет лишения свободы. Все трое приговорённых к пожизненному лишению свободы отправлены в колонию «Белый лебедь», после чего обжаловали приговор в Верховном Суде. 18 сентября 2007 года Верховный Суд России отменил приговор^{[какой?]} боевикам. В то же время, мера пресечения обвиняемым в виде содержания под стражей по решению суда остается прежней..

См. также

• Список российских генералов, погибших на Северном Кавказе
• Нападение боевиков на Гудермес (2001)

Ссылки

• [www.e-reading-lib.org/chapter.php/45680/24/Politkovskaya_-_Vtoraya_chechenskaya.html «Стрельба по генералам». А. Политковская. Вторая чеченская] (рус.)
• [politkovskaya.novayagazeta.ru/pub/2001/2001-61.shtml А. Политковская. Грозный в блокаде (20.09.2001)] (рус.)

Отрывок, характеризующий Уничтожение вертолёта с военной комиссией Генштаба России

Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.