Харлекуинс

Харлекуинс
Регби
Полное название	Harlequin Football Club
Прозвища	Куинс
Основан	1866
Стадион	«Твикенем Ступ»
Вместимость	14 816
Президент	Дэвид Морган (президент) Конор О’Шей (директор)
Тренер	Джон Кингстон
Капитан	Крис Робшоу
Соревнование	Авива Премьершип
2013/14	4 / полуфинал
Основная форма Гостевая форма

К:Регбийные клубы, основанные в 1866 году

Футбольный клуб «Харлекуин», также именуемый «Харлекуинс» (англ. Harlequins, в пер. на русск. «Арлекины») или просто «Куинс» — английский регбийный клуб, выступающий в Премьер-лиге. Ввиду контрактных обязательств клуб некоторое время выступал под названием «NEC Харлекуинс». Теперь в течение трёх лет основным спонсором команды будет являться авиакомпания Etihad Airways.

В прошлом, когда английские регбисты не обладали профессиональным статусом, многие игроки «Харлекуинс» работали в деловом районе Сити, поэтому клуб сохранил прочную связь с финансовым сектором экономики. Команда проводит домашние матчи на арене «Твикенем Ступ», способной вместить 14 816 зрителей. Другим резидентом стадиона является клуб «Лондон Бронкос», соревнующийся в регбилиг. В 2006—11 гг. «Бронкос» выступали под названием «Харлекуинс Регбилиг» и использовали цвета регбийного клуба.

История

Формирование и ранние годы

Клуб основан в 1866 г. под названием «Хэмпстед» (Hampstead Football Club), в следующем году состоялся первый документированный матч. В 1870 г. команда получила нынешнее название (Harlequin Rugby Football Club). По одной из версий, переименование связано с тем, что многие игроки уже не являлись жителями Хэмпстеда, однако регбистам хотелось сохранить уже привычную аббревиатуру HFC. Слово Harlequin было найдено в словаре, и все присутствовавшие на собрании поддержали данный вариант. Тем не менее, некоторые регбисты отказались выступать под новым именем и создали альтернативный клуб, известный ныне как «Лондон Уоспс».

В течение первых сорока лет существования клуб сменил 15 домашних арен. После 1909 г. «Харлекуинс» принимали гостей только на трёх.

В 1906 г. регбийный союз (Rugby Football Union) предложил руководству клуба использовать стадион «Твикенем», используемый сейчас сборной Англии. Тогда же арена принимала всего один-два международных матча за сезон, и «Харлекуинс» приняли предложение.

1961, первое восточноафриканское турне

В 1961 г. команда отправилась в турне по Восточной Африке совместно с южноафриканскими коллегами из «Претория Харлекуинс». Инициаторами турне стали клуб «Кения Харлекуин» и Восточноафриканский союз регби. Англичане одержали победу в пяти матчах и один свели вничью. Поездка отмечена двумя примечательными событиями. Впервые три родственные команды (из Англии, Кении и Южной Африки) большого клуба сыграли друг с другом в организованной серии. Кроме того, 19 дней, которые «Харлекуинс» провели за рубежом, стали рекордными для британского регби на тот момент. Впрочем, команда из Претории сумела установить ещё более значимый рекорд: регбисты провели в турне четыре недели, проведя восемь матчей и сыграв одну встречу на пути домой, в Родезии.

Лондонская команда прибыла в Энтеббе 4 мая. Соперником британцев в первом матче стала национальная сборная Уганды. Игра состоялась 6 мая в Кампале и завершилась победой «Харлекуинс» со счётом 44-13. В следующих матчах против сборной Западной Кении (в Китале) и «Претория Харлекуинс» (Найроби) англичане также одержали победы (24-6 и 13-11 соответственно). Две очередные встречи прошли в том же месте. Англичане переиграли хозяев (16-0) и сборную Центральной провинции Кении. Последний для лондонцев матч прошёл в Накуру 20 мая. Соперник — сборная Кении — был обыгран со счётом 8-0. Игра прошла под проливным дождём, который, тем не менее, не испортил жёсткое покрытие.

Проводы команды 23 мая прошли при присутствии огромного числа местных поклонников регби. Приземлившись в Энтеббе на следующий день, спортсмены вызвали ликование болельщиков из Уганды.

Профессиональный период

Введение системы лиг в 1987 г. сделало английское регби более конкурентным. «Харлекуинс» находились в элитном дивизионе вплоть до 2005 г.

Дважды команда побеждала в турнирах на вылет, организованных Регбийным союзом: в 1988 г. клуб одержал победу в Англо-валлийском кубке, а в 1991 г.— в кубке Пилкингтона. Кроме того, лондонцы играли в финале в 1992, 1993 и 2001 гг.

Клуб удерживает мировой рекорд по количеству регбистов, делегированных в финал Чемпионата мира. В решающем матче второго розыгрыша турнира, проведённого в ноябре 1991 на арене «Твикенем», приняли участие восемь спортсменов, представлявших команду. За сборную Англии выступали Уилл Карлинг, Саймон Холлидей, Джейсон Леонард, Брайан Мур, Пол Экфорд, Микки Скиннер и Питер Уинтерботтом, австралийскую же команду представлял Трой Кокер.

В 2000 г. была сформирована любительская команда клуба — «Харлекуин Аматорс».

«Харлекуинс» стали первым британским клубом, выигравшим Европейский кубок вызова в 2001 г., обыграв в финале «Нарбонн» со счётом 42–33. Команда стала первым двукратным обладателем трофея, одержав победу над «Клермон-Овернь» (27–26). Матч состоялся 22 мая 2004 г. В 2005 г. команда выбыла в Первый дивизион, завершив сезон на последнем месте в Премьер-лиге. В июле того же года руководство объявило о заключении партнёрского соглашения с «Лондон Бронкос» — клубом регбилиг. Команды совместно использовали арену «Ступ» с сезона 2006 г. Одним из условий сделки было переименование «Бронкос» в «Харлекуинс Регбилиг», хотя клубы управлялись разными структурами.

В розыгрыше Первого дивизиона сезона 2005/06 «Харлекуинс» представляли мощнейшую силу. Регбисты одержили победу в 25 матчах из 26, им удалось провести победную серию из 19 игр. Первое и единственное поражение в лиге лондонцы потерпели от «Эксетера» 25 февраля. В среднем команда набирала около 40 очков за матч, регбисты заносили четыре и более попытки в 20 встречах, средний отрыв в счёте от соперников превысил 25 очков. Возвращение в высшую лигу было обеспечено 1 апреля, когда оставалось сыграть ещё четыре матча. Тогда «Харлекуинс» разгромили «Седжли Парк» (65–8), в то время как их единственные конкуренты в борьбе за титул, «Бедфорд Блюз», проиграли «Эксетеру» (23-26).

В 2008 г. сборная Англии отправилась в тур по Новой Зеландии, для участия в котором тренер национальной команды Мартин Джонсон вызвал четырёх регбистов «Харлекуинс»: Ника Истера, Дэвида Стреттла, Майка Брауна и Дэнни Кэра. Пятеро спортсменов пополнили состав сборной команды «Саксонс» для участия в кубке Черчилля, проходившего на полях США и Канады. Ими стали Том Гест, Крис Робшоу, Эдриан Джарвис, Уго Моние и Уилл Скиннер, избранный капитаном.

Сезон 2007/08

В этом сезоне команда выиграла 12 из 22 матчей в Премьер-лиге и заняла шестое место по итогам чемпионата. Положение «Харлекуинс» в начале турнира было достаточно шатким: клуб последовательно занимал второе, третье и четвёртое место. Во второй половине сезона лондонцы вновь поднялись на третью позицию, проведя серию из 7 побед в 9 играх. Однако три последовавших затем поражения от «Лондон Айриш», «Сейл Шаркс» и «Лестер Тайгерс» отбросили «Харлекуинс» на шестое место, которое не позволяло принять участие в плей-офф.

Два регбиста «Харлекуинс» — Дэнни Кэр и Крис Робшоу — были номинированы на получение награды «Открытие сезона» (англ. Land Rover Discovery of the Season). Тренер Дин Ричардс попал в шорт-лист премии лучшему спортивному директору лиги (англ. O2 Director of Rugby of the Season). Кроме того, попытка Тома Геста в матче 13 апреля 2008 г. против «Лидс Карнеги» могла быть признана лучшей в сезоне (англ. MBNA Try of the Season).

Сезон 2008/09

По завершении сезона 2007/08 команду покинули Эдриан Джарвис, Хол Ласком, Крис Хала'уфиа, Пол Волли, Николас Спангеро, Саймон Кио, Рикки Неббетт и Райан Маньика. К началу нового соревновательного года «Харлекуинс» усилились пятью регбистами: центровым «Лондон Айриш» Гонсало Тьези, форвардом Нилом Макмилланом из «Ольстера», флай-хавом «Окленд Блюз» Ником Ивэнсом, вингом Эпи Таионе и бэком Ваисеа Лувенияли из Тонго и Фиджи соответственно.

Клуб занял второе место в розыгрыше национального чемпионата. Игра в плей-офф против будущих финалистов «Лондон Айриш» завершилась сокрушительным поражением (0-17).

В том же сезоне «Харлекуинс» провели свою первую «Большую игру» на «Твикенеме» с «Тайгерс». 52 тысячи зрителей стали свидетелями боевой ничьи: 26-26.

В Кубке Хейнекен лондонцам удалось занять первое место в группе. Англичане нанесли два поражения «Стад Франсе», причём игра в Париже привлекла 80 тысяч болельщиков. В четвертьфинале «Харлекуинс» проиграли «Ленстеру» (5-6), который затем стал победителем турнира. Именно в том матче разразился печально известный «Бладгейт».

Сезон 2009/10

Результаты команды в этом сезоне сильно контрастировали с достижениями прошлого года. Последствия «Бладгейта», всё ещё сказывавшиеся на репутации клуба, не позволили регбистам выступать эффективно. «Харлекуинс» заняли восьмое место в лиге и выбыли из Кубка Хейнекен после группового этапа, не одержав там ни одной победы. Неудачное выступление в чемпионате лишило команду возможности выступать в наиболее престижном европейском турнире, впервые за три года.

Клуб провёл вторую свою «Большую игру» на арене «Твикенем». Регбисты проиграли соперникам из «Уоспс» со счётом 20-21, однако статус матча привлёк на трибуны 76000 зрителей.

Дин Ричардс покинул пост в августе 2009 г., в марте следующего года его заменил Конор О'Шей.

Сезон 2010/11

Команда выступала с переменным успехом в течение сезона. Заняв седьмое место в чемпионате, клуб не квалифицировался для участий в Кубке Хейнекен. Однако регбисты подтвердили наличие амбиций и потенциала, проведя несколько запоминающихся встреч в Кубке Эмлин на пути к финалу турнира. В полуфинале был повержен ирландский «Манстер». «Харлекуинс» стал вторым клубом в истории, которому удалось победить сборную ирландской провинции на её поле в рамках еврокубков. Решающий матч также принёс победу англичанам, уже в третий раз завоевавшим данный трофей. Соперником «Харлекуинс» был французский «Стад Франсэ», итоговый счёт — 19:18.

Сезон 2011/12

Команда успешно стартовала в чемпионате, одержав победу в первых десяти матчах. Затем последовало поражение от «Сарацинс» на «Твикенеме» в рамках «Большой игры». Тогда же был установлен рекорд лиги по числу зрителей — за матчем наблюдали 82 тысячи болельщиков. В ответной встрече на арене «Уэмбли», завершившейся успехом «Харлекуинс», было установлено новое достижение: на игру пришли 83 761 любителей регби. После поражения столичная команда продолжила демонстрировать качественную игру, проиграв за оставшийся период лишь три матча и заняв первое место в чемпионате. 12 мая 2012 г. лондонцы принимали «Нортгемптон». Встреча завершилась победой хозяев (25-23), обеспеченной попыткой Джо Марлера, занесённой на 77-й минуте. 26 мая состоялась встреча с «Лестером» в финале Премьер-лиги (соперники «Харлекуинс» обыграли в полуфинале «Сарацинс»). Лондонский клуб в сезоне 2011/12 принял участие в Kубке Хейнекен, так как за год до этого регбисты завоевали кубок Эмлин. Однако в четвертьфинале престижнейшего еврокубка уступили «Коннахту». Клуб получил возможность защитить титул обладателя кубка Эмлина и продолжить европейский сезон. Тем не менее, этому воспрепятствовали французские регбисты из «Тулона», решительно обыграв англичан. «Харлекуинс» также участвовали в кубке LV=, где не смогли выйти из группы, дважды выиграв и дважды проиграв.

Стадион

«Твикенем Ступ» расположен на юго-западе Лондона. Стадион назван в честь бывшего английского регбиста Эдриана Ступа, выступавшего за национальную сборную. Ступ был игроком и впоследствии президентом «Харлекуинс».

Арена, изначально предназначенная для атлетических соревнований, перешла во владение клуба в 1963. В первые годы «Харлекуинс» использовали стадион в качестве тренировочной площадки, со временем там стали проводиться домашние матчи лондонцев. Расположение «Ступ» позволило руководству постепенно расширять и модернизировать арену. На данный момент стадион способен вместить 14 816 зрителей. До 2005 г. объект носил название Stoop Memorial Ground.

Бладгейт

Во время полуфинала Кубка Хейнекен 2008/09 против «Ленстера» винг «Харлекуинс» Том Уильямс был травмирован и заменён. Сопутствуемая кровотечением травма, как выяснилось позже, была фальсифицирована. Расследование, проведённое структурами Европейского регбийного кубка и Регбийного союза Англии, показало, что подобные ситуации были инсценированы регбистами команды четырежды. Целью подобных симуляций было получение права на тактическую замену. Эти обстоятельства привели к годичной дисквалификации Уильямса, урезанной до 4 месяцев после апелляции. Запрет на деятельность в течение трёх лет получил бывший спортивный директор Дин Ричардс. Физиотерапевт Стив Бреннан был дисквалифицирован на два года. Кроме того, клуб выплатил штраф в размере £260,000

Вскоре президент клуба Чарлз Джиллингс объявил об уходе с поста, в то время как врач клуба Уэнди Чэпмен была отстранена от работы Главным медицинским советом (она порезала губу Уильямса, чтобы скрыть использование капсулы с кровью). 2 сентября 2009 г. стало известно, что клуб не будет исключён из розыгрыша Kубка Хейнекен по решению организаторов. Спортивные чиновники обосновали свой вердикт большим количеством штрафов и дисквалификаций, уже наложенных на клуб.

С подачи СМИ скандал получил название «Бладгейт».

Текущий состав

Игрок Позиция Ассоциация Крис Брукер Хукер Англия Джо Грей Хукер Англия Эстон Кроулл Проп Англия Тим Фейрбразер Проп Новая Зеландия Джеймс Джонстон Проп Самоа Марк Лэмберт Проп Англия Джо Марлер Проп Англия Ник Мэйхью Проп Новая Зеландия Питер Браун Лок Англия Олли Кон Лок Англия Джордж Робсон Лок Англия Томас Валлехос Лок Аргентина Мори Фа'асавалу Фланкер Самоа Крис Робшоу (к) Фланкер Англия Уилл Скиннер Фланкер Англия Люк Уоллес Фланкер Англия Ник Истер Номер 8 Англия Том Гест Номер 8 Англия Крис Йорк Номер 8 Англия

Игрок Позиция Ассоциация Ричард Болт Скрам-хав Англия Дэнни Кеар Скрам-хав Англия Карл Диксон Скрам-хав Англия Рори Клегг Флай-хав Англия Ник Ивэнс Флай-хав Новая Зеландия Том Кэссон Центр Англия Мэтт Хоппер Центр Англия Джордж Лоу Центр Англия Олли Смит Центр Англия Джордан Тёрнер-Холл Центр Англия Бенжамин Урдапиллета Центр Аргентина Уго Моние Винг Англия Сэм Смит Винг Англия Себ Стегманн Винг Англия Том Уильямс Винг Англия Майк Браун Фулбэк Англия Росс Чисхолм Фулбэк Англия

Игроки сборной Англии

• Майк Браун
• Джо Марлер
• Крис Робшоу
• Джордан Тёрнер-Холл

Игроки «Инглэнд Сэксонс»

• Крис Брукер
• Джо Грей
• Уго Моние
• Джордж Робсон
• Мэтт Хоппер

Игроки, когда-либо выступавшие на международном уровне

• Майк Браун
• Ник Истер
• Денни Кеар
• Уго Моние
• Крис Робшоу
• Олли Смит
• Джордан Тёрнер-Холл
• Бенжамин Урдапиллета
• Томас Валлехос
• Ник Ивэнс
• Джеймс Джонстон
• Мори Фа'асавалу

Технический персонал

Позиция	Специалист
Спортивный директор	Конор O'Шей
Главый тренер	Джон Кингстон
Костоправ	Энди Бекинсейл
Физиотерапевт основного состава	Энди Рейнолдс
Физиотерапевт	Энн-Мари Бирминем
Ассистент тренера	Коллин Осборн
Диетолог	Дэн Кингс
Техник-логист	Деннис Хардинг
Глава аналитического отдела	Эд Споукс
Специалист по физической форме	Гарет Тонг
Глава отдела регби	Грэм Бауэрбенк
Ведущий специалист по тренировкам и форме	Джон Дэмс
Техник-логист	Джулиан Эйтон
Психолог	Кейт Хейс
Ассистент тренера	Марк Мэйплтофт
Главный физиотерапевт	Ричард Бэмфорд
Ассистент специалиста по тренировкам и форме	Тим Холл
Ассистент специалиста по тренировкам и форме	Тим Хэнви
Менеджер академии и тренер первой команды	Тони Дипроуз
Администратор основного состава	Триш Хоссолл
Ассистент тренера академии	Джим Ивэнс
Главный тренер академии	Ховард Грэм
Физиотерапевт академии	Адам Робертс
Глава Сассекской школы	Ричард Сайгс
Администратор академии	Луиз Райан

Трансферы 2011/2012

Пришли

• Дэйв Уорд (из «Корниш Пайретс»)
• Бен Ботика (из «Перигё»)

Ушли

• Бенжамин Урдапиллета (в «Ойона»)
• Мэтт Кернс - завершил карьеру

Известные игроки

Пабло Боуса Гонсало Камачо Агустин Коста Репетто Гонсали Тьеси Дэвид Уилсон Гарет Риз Пол Экфорд Саймон Эмор Дуглас Бэйдер Кит «Билли» Бушелл Уилл Карлинг Пол Кэллайнор Джон Коул У. П. С. Дэвис Тони Дипроуз Ник Данком Бен Голлингс Энди Гомэрсолл Уилл Гринвуд Кёрли Хэммонд Боб Хиллер Джейсон Леонард Дэн Лагер Брайан Мур Энди Маллинс Джеймс Персивал Роналд Полтон-Палмер

Майкл Артур Фрэнк Ро В. Дж. Робертс Маркус Роуз Пэт Сандерсон Джейми Салмон Крис Шизби Майки Скиннер Найджел Стормер-Смит Микки Стил-Боджер Эдриан Ступ Дэвид Стреттл Уэйвелл Уэйкфилд Персивал Уилкинсон Сэр Клайн Вудуорд Майк Уорсли Пол Волли Тедди Уэйклэм Ваисеа Лувенияли Лоран Бенезек Лоран Кабанн Тьерри Лакруа Джон Эндресс Пол Бёрк Морис Дэли Гевин Гаффи Нил Макмиллан

Патрик С. Р. Орр Майк Росс Джим Стэйплс Льюис Стивенсон Кит Вуд Найалл Вудс Массимо Куттитта Зинзэн Брук Ирл Кёртон Эндрю Мертенс Тани Фуга Джордж Хардер Стивен Со'оиало Крейг Челмерс Эрик Питерс Уильям Катбертсон Андре Вос Диего Сарсоса Эпи Таионе Том Биллапс Том Чизмен Дэвид Джеймс Сери Джоунс Гарет Ливелин Хал Ласком Джонни Уильямс

Титулы и трофеи

• Чемпион Англии 2012
• Кубок Пилкингтон 1988 1991
• Европейский кубок вызова (Кубок Эмлин) 2001 2004 2011
• Национальный трофей U19 2005
• Первый дивизион 2006
• Национальный трофей Powergen 2006
• Мидлсекс Севенс 1926 1927 1928 1929 1933 1935 1967 1978 1986 1987 1988 1989 1990 2008

Ссылки

• [www.quins.co.uk/ Официальный сайт]
• [www.harlequinladies.co.uk/ Женская команда]
• [www.harlequinrugby.co.uk/ Любительская команда]
• [www.statbunker.com/rugby/ktg/index.php?PL=ktgalltime&TeamID=19&statType=leadingGoalScorers&Code=8217249&x=46&y=8 Статистика выступлений в Премьер-лиге (Statbunker) ]

Отрывок, характеризующий Харлекуинс

– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…