Шелек

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чилик (Казахстан)»)
Перейти к: навигация, поиск
Село
Шелек
каз. Шелек
Страна
Казахстан
Область
Алматинская область
Сельский район
Сельский округ
Координаты
Прежние названия
станица Зайцевская, Чилик
Село с
Население
26688 человек (2009)
Часовой пояс
Почтовый индекс
040462
Автомобильный код
05 (ранее B, V)
Код КАТО
194083100

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Шелек (каз. Шелек) — село в Енбекшиказахском районе Алматинской области Казахстана. Административный центр Шелекского сельского округа. Находится примерно в 69 км к северо-востоку от центра города Есик. Код КАТО — 194083100[1].

После административно-территориальной реформы 1997 года утратил статус ПГТ, его новый статус был определён как село. До 1997 года Шелек был райцентром Чиликского района Алматинской области, который вошёл в состав Енбекшиказахского р-на с центром в городе Есик.





Этимология

каз. Шелек, в переводе на русский означает Ведро[2].

Население

Шелек примечателен тем что в настоящее время, с населением согласно данным переписи 2009 года 26 688 человек (по переписи 1999 года было 22 703 человека)[3] он является одним из самых крупных сёл не только Алматинской области, но всей страны. Крупные многолюдные сёла типичное явление в предгорных регионах Южного Казахстана. По численности населения Шелеку уступают некоторые районы Алматинской и других областей. В советские времена Шелек стал одним из самых многонациональных сел области. Здесь проживали и проживают в значительных количествах казахи , уйгуры и русские — основные национальности села. Здесь же осели депортированные при Сталине греки, немцы, чеченцы, турки-месхетинцы и корейцы. Помимо них несколькими семьями были также представлены украинцы, татары, армяне, грузины, болгары, осетины, курды, ассирийцы, дунгане и прочие.[4] В начале 60-х, в период открытых границ между СССР и КНР, в Чилике осело три новые волны уйгурских переселенцев из неспокойного Синьцзяна. К началу 70-х годов уйгуры составили треть всего населения Чилика, опередив по численности казахов и русских. Основная часть уйгурских иммигрантов поселилась компактно в домах на улице Октябрьской, тогда на самой окраине села. К середине 70-х уйгуры стали играть существенную роль в экономике села, так как были заняты выращиванием высокодоходного табака.[4] В 2006 году между уйгурами и казахами вспыхнул межэтнический конфликт (См. Казахско-уйгурский конфликт в Чилике (2006)). Обошлось без жертв.

Экономика

В советские времена Чилик был известен благодаря функционировавшему заводу по переработке тростника (именуемого местным населением «камышом»), директором которого был Яков Ожерельев. По мере роста населения, добавились и другие производства, в частности в сельскохозяйственной сфере Чилик издавна известен своими помидорами и табаком, доходы от продажи которых сделали местных сельхозпроизводителей одними из самых зажиточных в Казахстане. В качестве наёмного труда на табачных плантациях в последнее время всё чаще привлекаются киргизы. В современном (2006) Чилике насчитывалось 796 крестьянских хозяйств, 25 ТОО, 90 магазинов, 63 предприятия бытового обслуживания, 43 столовых, большое количество кафе, баров, биллиардных, казино и ресторанов. В селе расположены две больницы, имеется детдом, Дом культуры, в котором регулярно проводятся дискотеки, открылся роликовый клуб. В 2005 году в селе заработал завод по переработке овощей и фруктов, а также молочный завод. В Шелеке действует филиал Казкоммерцбанка.

Религия

В Шелеке действуют 5 мечетей и 1 церковь.

Образование

В сфере образования в селе имеются 2 колледжа : технический и медицинский колледж, а также строится третий колледж — юридический, 1 гимназия имени Абая. В Шелеке 8 школ с русским, казахским, уйгурским и смешанным языками обучения, так же имеется музыкальная и автомобильная школы и 2 детских сада «Гүлдер» и «Болашақ». Средняя школа имени Бижанова признана лучшей в районе, а ещё четыре вошли в тридцатку лучших по области. Детский сад «Гүлдер» является одним из самых крупных в районе, и имеет несколько групп с тремя языками обучения и воспитания детей. В настоящее время в с. Шелек будет строиться 1 школа,1 колледж.

Известные жители и уроженцы

Топографические карты

Напишите отзыв о статье "Шелек"

Ссылки

  • [www.voxpopuli.kz/post/2225-zhizn-za-predelami-bolshogo-goroda-shelek Жизнь за пределами большого города. Шелек] (Проверено 3 сентября 2014)

Примечания

  1. [www.stat.kz/klassifikacii/DocLib/государственные/katonew1.xls База КАТО]. Агентство Республики Казахстан по статистике. [www.webcitation.org/6F0XRLRTT Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
  2. [e-history.kz/ru/contents/view/481 Фронтальные исследования по национальной истории казахов]. [archive.is/JxJhD Архивировано из первоисточника 3 сентября 2014].
  3. [www.stat.kz/p_perepis/DocLib/%D0%90%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D1%80%D1%83%D1%81.pdf Итоги Национальной переписи населения Республики Казахстан 2009 года по Алматинской области, том 1]
  4. 1 2 [www.zonakz.net/articles/?artid=16326 Уйгуры Шелека: «Государство ваше, а земля наша» / Другие СМИ. Избранное / Интернет-газета. Казахстан]

Отрывок, характеризующий Шелек

– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.