Шагин-Гирей (корвет, 1811)
«Шагин-Гирей» — парусный 20-пушечный корвет турецкого, а затем русского флота. Назван в честь Шагин-Гирея, последнего крымского хана, отрекшегося от престола в 1783 году, после чего Крымское ханство было присоединено к России.
Содержание
История службы
Корвет «Шагин-Гирей» был построен для турецкого флота. Принимал участие в русско-турецкой войне на стороне Турции. В июле 1811 года вместе с фрегатом «Магубей-Субхан» находился в Пендераклии.
24 июля (5 августа) 1811 года к Пендераклии подошёл отряд русских судов под командованием капитана 1-го ранга М. Т. Быченского, в составе двух линейных кораблей «Мария» и «Анапа». В порт русские корабли заходили под турецкими флагами и стали на расстоянии картечного выстрела от турецких судов. «Мария» под командованием М. Т. Быченского напротив фрегата, а «Анапа» под командованием капитана 2-го ранга С. И. Стулли напротив корвета. Корвет пытался уйти под прикрытие батарей, но «Анапа» зашла ему под корму на расстояние пистолетного выстрела и, спустив турецкий флаг и подняв русский, открыла огонь с обоих бортов, принудив корвет стать на якорь и спустить флаг, а береговые батареи замолчать. Фрегат спустил флаг, как только на «Марии» был поднят русский флаг. Вместе с турецкими судами были взяты в плен 35 офицеров и 239 матросов. Назначив на пленные суда своих офицеров и команду, М. Т. Быченский увел отряд для соединения с эскадрой вице-адмирала P. P. Галла. Захваченные фрегат и корвет вошли в состав Черноморкого флота под своими настоящими именами «Магубей-Субхан» и «Шагин-Гирей»[2][3]. К концу июля[комм. 1] «Шагин-Гирей» пришёл от Пендераклии в Севастополь. Корвет продолжил участие в русско-турецкой войне в составе Черноморского флота России.
В 1812 году в составе отряда перевозил войска из передаваемой Турции Анапы. Находился в практическом плавании в Чёрном море с гардемаринами на борту в 1813 году. В 1816 году на борту «Шагин-Гирея» совершил путешествие из Керчи в Таганрог великий князь Николай Павлович.
В 1816—1824 годах перевозил грузы между портами Чёрного моря. С 1819 по 1824 год занимал брандвахтенный пост в Одессе[4].
В 1825 году «Шагин-Гирей» переоборудован в портовое судно[1].
Командиры корвета
В составе российского флота командирами корвета «Шагин-Гирей» в разное время служили[4]:
- маркиз А. И. де Траверсе (1811 год, 1813—1814 годы).
- И. В. Бурхановский (1812 год).
- И. И. Сулима (1816—1819 годы).
- Т. П. Алексеев (1820—1821 годы).
- Г. А. Попандопуло (1822—1823 годы).
- Н. Г. Сатири (1824—1825 годы).
Напишите отзыв о статье "Шагин-Гирей (корвет, 1811)"
Примечания
Ссылки на источники
- ↑ 1 2 [flot.sevastopol.info/ship/parus/corvet/shagin_girey.htm Корвет «Шагин-Гирей»] (рус.). Sevastopol.info. Проверено 5 июля 2013. [www.webcitation.org/6I1TQVQFv Архивировано из первоисточника 11 июля 2013].
- ↑ [www.nnre.ru/istorija/velikie_srazhenija_russkogo_parusnogo_flota/p9.php Война с Турцией 1806–1812 гг.] (рус.). nnre.ru. Проверено 3 июля 2013. [www.webcitation.org/6HVy4sd5R Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
- ↑ Список русских военных судов, 1872, с. 761.
- ↑ 1 2 [sailing.shipmodelsbay.com/05/kvn/index.html Корветы, взятые у неприятеля] (рус.). «Военная Россия». Проверено 14 мая 2014.
Комментарии
- ↑ По юлианскому календарю.
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат. — (Корабли и суда Российского флота).
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
- Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. — С-Пб.: Типография морского министерства, 1872. — 798 с.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Шагин-Гирей (корвет, 1811)
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
