Юдиттен

Юди́ттен — район Кёнигсберга (нем. Juditten), ныне Менделеево. Сельская община (нем. Landgemeinde вблизи Кёнигсберга (с конца XIX века — его пригород). В письменных хрониках упоминается с 1288 года — момента постройки в селении кирхи. Но само селение существовало уже значительно раньше.

История

Происхождение названия «Юдиттен» уходит корнями в прусский язык. По некоторым версиям, в этой местности находилось поселение племени юдов (выходцев из Ютландии). По другим — таким было имя правившего здесь князя. Немецкая Википедия говорит о том, что Juditten переводится с прусского как «чёрный».

В 1288 г., с приходом Тевтонского ордена, в селении строится кирха. Поблизости от неё с 1406 года были построены оборонительные сооружения.

В 1626 их подновили ввиду угрозы шведского вторжения, которое состоялось в 1655 году во время Северной войны Швеции с Польшей.

В 1875 тут появился Форт № 6 — Королева Луиза.

В 1898 на окраине Юдиттена построили Пансионат для выздоравливающих им. Вильгельм I (германский император)кайзера Вильгельма I (после Первой мировой войны — Дом ухода за престарелыми (сейчас — одно из зданий Областного противотуберклёзного диспансера). С конца XIX века врайоне возводятся новые дома и виллы для жителей Кёнигсберга. С XIX века в районе существует Лес Теодора Кроне в Юдиттене (к сожалению, на его территории в 1960-х годах решили проводить мотогонки, после чего парк никак не может оправиться).

16 июня 1927 года поселение было включено в состав города в качестве района (нем. Stadtkreis). 25 июля 1947 года на основе районов Юдиттен, Хуфен, Амалиенау, Коссе, Лавскен и Ратсхоф образован Сталинградский (впоследствии Октябрьский) район. О современной истории района (после 1947 года) — Октябрьский район г. Калининграда.

Достопримечательности

• Кирха Юдиттен (1288)
• Форт № 6 — Королева Луиза

Численность населения

</div>

• 1820 год — 850 человек.
• 1 декабря 1910 года — 2130.

Знаменитости Юдиттена

• Готтшед, Иоганн Кристоф — известный немецкий писатель и деятель культуры, критик, историк литературы и театра, теоретик раннего Просвещения.
• Куенхайм, Эберхард фон (нем. [de.wikipedia.org/wiki/Eberhard_von_Kuenheim Eberhard von Kuenheim], родился 2 октября 1928 г.) — немецкий менеджер, председатель Наблюдательного совета БМВ, почётный сенатор Мюнхенского технического университета.
• Дурбан-Хофман, Эрика (нем. [de.wikipedia.org/wiki/Erika_Durban-Hofmann Erika Durban-Hofmann], 1922—2005) — немецкая художница

Ссылки

• В. И. Кулаков, А. П. Бахтин, А. П. Овсянов, Н. А. Чебуркин, «Памятники истории и культуры. Калининград», Москва, 2005, стр. 134,
• [www.klgd.ru/ru/city/750/gubin/oktyabr.php Газета «Гражданин» (Газета мэрии города Калининграда)]
• [www.koenig.ru/kn/1/ Koenig News. Здания Кёнигсберга]
• [konig750.narod.ru/dates/page03.htm Основные исторические даты Восточной Пруссии]
• [may1945pobeda.narod.ru/shturm-m04-10.htm Воспоминания о штурме Кёнигсберга. Район Юдиттен]
• [www.ulischubert.de/geografie/gem1900/gem1900.htm?ostpreussen/koenigsberg.htm Gemeindeverzeichnis Deutschland 1900 (нем.)]
• [forum.liceum-andrychow.pl/de/Frisches%20Haff Frisches Haff (Калининградский залив) (нем.)]

Отрывок, характеризующий Юдиттен

– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.