HMS Tonnant (1798)
HMS Tonnant (Корабль Его Величества «Тоннант») — 80-пушечный линейный корабль третьего ранга. Первоначально был французским судном типа Tonnant, но был захвачен британским флотом во время Битвы на Ниле 1 августа 1798 года. Впоследствий корабль вошел в состав Королевского флота, сохранив своё первоначальное имя. Он продолжал службу до 1818 года, приняв участие во многих сражениях Наполеоновских войн и Англо-американской войны, в том числе в сражении при Трафальгаре.
Французская служба
В 1793 году Tonnant стоял на якоре в Тулоне, когда роялисты позвали туда британский флот адмирала Худа. Когда республиканские войска, которые возглавлял молодой капитан Наполеон Бонапарт, взяли штурмом важнейший форт Мальбуке, а после заняли другой форт, Эгийет, англо-испанской эскадре невозможно было оставаться как на большом, так и на малом рейде, и потому Худ приказал, посадив гарнизон на суда, немедленно сняться с якоря. Из 46 французских судов, стоявших на рейде в гавани, 9 было предано пламени англичанами, 12 ушли в море вместе с союзниками, и лишь 25 кораблей попали обратно в руки республиканцев. Среди последних был и Tonnant[1].
2 марта 1795 года Tonnant, под командованием капитана Жюльена Космао, в составе французской эскадры контр-адмирала Пьера Мартина из пятнадцати линейных кораблей и семи фрегатов, отплыл из Тулона к Корсике. Из-за слабых и неблагоприятных ветров, французский флот прибыл к Корсике 8 марта. Утром 8 марта фрегаты эскадры атаковали и захватили британский 74-пушечный корабль Berwick[2].
14 марта 1795 года Tonnant принял участие в Сражении при Генуе, в котором французская эскадра Пьера Мартина вступила в бой с британской эскадрой вице-адмирала Уильяма Хотэма. Битва завершилась захватом двух французских кораблей, 80-пушечного Ca Ira и 74-пушечного Censeur, которые были отрезаны от остальной части флота. Tonnant, Duquesne и Victoire попытались помочь отрезанным кораблям, обстреляв Illustrious и Courageux, атаковавшие Ca Ira и Censeur, однако в итоге были вынуждены отступить и оставить два корабля на произвол судьбы. В этой короткой перестрелке Tonnant потерь не понес[3].
Tonnant, под командованием капитана Аристида Обера Дюпетита-Туара, входил в состав французской эскадры Франсуа-Поля Брюейса, которая прикрывала транспорты с войсками направленными для захвата Египта. После высадки войск Брюейс перешёл вместе с флотом в Абукирскую бухту, где корабли стали на якорь в боевой линии под защитой флотилии канонерских лодок, четырёх фрегатов и батарей на острове Абукир. Вечером 1 августа 1798 года за полчаса до захода солнца началась Битва на Ниле, когда французский флот был атакован эскадрой Нельсона. Tonnant входил в центр французского флота, располагаясь сразу за флагманом Брюейса, 120-пушечным Orient. Tonnant был атакован 74-пушечным кораблем Majestic, который обладая меньшей силой бортового залпа пострадал куда сильнее чем Tonnant, потеряв около двухсот человек, 50 убитыми и 143 ранеными[4]. Среди погибших был и капитан Majestic, Джордж Уэсткотт. Капитан Дюпетит-Туар был серьезно ранен и вскоре умер от ран. Tonnant был единственным французским кораблем который продолжал сражаться с наступлением утра, хотя и сел на мель. Он сдался лишь утром 3 августа, когда стало очевидно что шансов уйти от британцев нет[5].
Корабль вошел в состав Королевского флота 9 декабря 1798 года, сохранив своё первоначальное имя. Он прибыл на военно-морскую базу в Плимуте 17 июля 1799 года. Tonnant был введен в эксплуатацию под командованием капитана Лофтуса Бленда в январе 1799 года. В феврале его заменил капитан Роберт Фицджеральд, под командованием которого Tonnant отплыл в Гибралтар, а затем вернулся обратно в Великобританию. По прибытии в Плимут в 1800 году он был отправлен в резерв[6].
Британская служба
Tonnant прошел ремонт в период с декабря 1801 по апрель 1803 года. Он был введен в эксплуатацию в марте 1803 года под командованием капитана сэра Эдварда Пеллью. Tonnant был отправлен в Атлантику, где принял участие в блокаде Ферроля[6].
14 августа 1803 года ост-индский корабль Lord Nelson был захвачен французским капером Belone. С капера на борт захваченного корабля был отправлен призовой экипаж, который повел судно к Ла-Корунье. 25 августа Lord Nelson был замечен 18-пушечным бригом Seagull, который попытался отбить корабль, но получив повреждения такелажа был вынужден временно выйти из боя. К этому времени в поле зрения появилась британская эскадра под командованием Эдварда Пеллью на Tonnant, и французы на Lord Nelson, видя что дальнейшее сопротивление быссмысленно, сдались Colossus, передовому кораблю эскадры[7].
Tonnant был частью эскадры контр-адмирала сэра Роберта Кальдера, которая возле мыса Ортегаль столкнулась с двумя французскими 74-пушечными кораблями Duguay-Trouin и Guerriere 2 сентября 1803 года. Две французских военных корабля попытались прорвать британскую блокаду когда встретили Tonnant. Они устремились за ним в погоню, но заметив основные силы эскадры были вынуждены отступить и вернуться назад в порт Ла-Коруньи.
Tonnant в составе эскадры разделил призовые деньги за захват Perseverance 28 октября 1803 года и захват Ardent корабля Bayonnoise 29 октября. В следующем году, 18 февраля 1804 года Tonnant и корабли эскадры отбили бриг Eliza[8].
Во второй половине 1804 года Tonnant входил в состав флота Канала под командованием капитана Уильяма Генри Джервиса. Однако капитан утонул возле Бреста при переходе на своей гичке от Tonnant к San Josef 26 января 1805 года[9]. Джервис только что прибыл из Рошфора и очень хотел выразить своё почтение командиру эскадры. Вместо него командование кораблем в марте 1805 года принял капитан Чарльз Тайлер[6].
21 октября 1805 года Belleisle, под командованием капитана Уильяма Харгуда, входил в колонну вице-адмирала Катберта Коллингвуда в Трафальгарском сражении. Belleisle был четвёртым кораблем в линии, располагаясь между 74-пушечными Mars и Bellerophon. Он пришел на помощь Mars, оказавшемуся под сильным огнём 74-пушечных кораблей Monarca и Algesiras[10]. Tonnant направился к носовой части Algesiras, дал по нему несколько залпов, после чего перевел огонь на Monarca, который вскоре спустил флаг (правда позже он снова его поднял). К этому времени Algesiras попытался пройти за кормой Tonnant, который потерял фока-стеньгу и грота-рей, но Tonnant успел повернуть и ударил в борт Algesiras, снеся ему бушприт, повредив якорь и запутавшись в такелаже. Tonnant, сцепившийся с Algesiras обстреливал его орудиями правого борта, а орудиями левого борта вел огонь по Pluton и San-Juan-Nepomuceno. Примерно в 13:40 капитан Тайлер был ранен и командование кораблем принял лейтенант Джон Бедфорд. Tonnant и Algesiras ещё некоторое время продолжали обмен залпами, в результате чего на Algesiras была сбита фок-мачта, а Tonnant лишился грот- и крюйс-стеньги. Экипаж Algesiras предпринял попытку абордажа британского судна, но попав под плотный огонь морских пехотинцев был вынужден отступить[11].
В 14:15 французский корабль, потерявший к этому времени грот- и бизань-мачты, спустил свой флаг и лейтенант Чарльз Беннетт, с лейтенантом морской пехоты Артуром Боллом и отрядом из 48 матросов поднялись на его борт чтобы завладеть призом. Спустя ещё четверть часа сдался San-Juan-Nepomuceno, завладеть призом был отправлен лейтенант Бенджамин Климент[11]. Однако его шлюпка была разбита ярдом и ему и его людям с большим трудом удалось вернуться обратно на корабль. В бою Tonnant серьезно пострадал, у него был поврежден руль и носовая часть правого борта (после столконовения с Algesiras). Потери на его борту составили 26 человек убитых и 50 раненых[12].
Tonnant прошел ремонт в Портсмуте в период с января по июнь 1806 года. Он вновь вступил в строй в мае под командованием капитана Томаса Брауна. Затем он служил в качестве флагманского корабля контр-адмирала Елиава Харви[6].
В июле 1807 года он под командованием капитана Ричарда Хэнкока служил в качестве флагмана контр-адмирала Микаэла де Курси. В апреле 1809 года корабль был под командованием капитана Джеймса Боуэна, когда он отбил Ann of Leith 8 апреля. Затем Tonnant был одним из судов, разделивших призовые деньги за захват Goede Hoop 9 июля и Carl Ludwig 2 августа[13].
В период с ноября по декабрь 1809 года он проходил ремонт в Плимуте. В 1810 году он служил под командованием капитана сэра Джона Гора. 24 марта 1812 года, всё ещё под командованием Гора, он находился в районе Уэссана когда захватил французский капер Emilie. Emilie был вооружен двенадцатью 10-фунтовыми пушками и имел экипаж из 84 человек. Он вышел девять дней назад из Сен-Мало и захватил испанское торговое судно, которое Королевский флот отбил в тот же день. В то время как он входил в состав эскадры на баскском рейде, капитан Гор был тяжело ранен после падения с грот-мачты. Tonnant, находившийся в плохом состоянии, вернулся в Портсмут в августе 1812 года, после чего был отправлен в Чатем для ремонта[14].
Он подготавливался к выходу в море в первом квартале 1814 года, вновь вступив в строй в январе под командованием капитана Александра Скена[6]. В октябре командование принял капитан Чарльз Керр, после чего Tonnant служил флагманом вице-адмирала сэра Александра Кокрейна в течение большей части кампании в Чесапикском заливе. Tonnant продолжал служить флагманом Кокрейна когда он руководил британскими военно-морскими силами в битве при Новом Орлеане. Перед этой битвой лодки Tonnant приняли участие в битве при озере Борне[15].
Между 12 и 15 декабря 1814 года капитан Локьер с Sophie привел флотилию из 50 шлюпок, барж и гичек, чтобы напасть на канонерские лодки США. Локьер разделил шлюпки на три группы, одну из которых возглавил он сам. Капитан Монтресор с брига Manly командовал второй, а капитан Робертс с Meteor командовал третьей. Британцы гребли на веслах в течение 36 часов прежде чем встретили американцев у острова Святого Иосифа. 13 декабря 1814 года британцы напали на шхуну Sea Horse. Утром 14 декабря произошло короткое, ожесточенное сражение[15].
Британцы захватили или уничтожили почти всю американскую флотилию, в том числе тендер, Alligator, и пять канонерских лодок. Англичане потеряли 17 человек убитыми и 77 ранеными, из них Tonnant потерял 3 убитых и 15 раненых, один из которых скончался. За это сражение в 1847 году Адмиралтейство выпустило медаль с пряжкой «14 Dec Boat Service 1814», которой были награждены все выжившие участники этого сражения.
Tonnant вернулся в Англию в мае 1815 года. Затем он служил флагманом адмирала лорда Кейта и принял участие в высылке Наполеона на остров Святой Елены в 1815 году, хотя он и не был частью флотилии, которая сопровождала его туда. С 1816 по 1817 год он был флагманом контр-адмирала сэра Бенджамина Халлоуэлла на станции в Корке[6].
В ноябре 1818 года Tonnant был отправлен в резерв, а в марте 1821 года было принято решение отправить корабль на слом[6].
Напишите отзыв о статье "HMS Tonnant (1798)"
Примечания
- ↑ Clowes, 1997, p. 204.
- ↑ James, 1837, Vol. 1, p. 255.
- ↑ James, 1837, Vol. 1, p. 260.
- ↑ James, 1837, Vol. 2, p. 169.
- ↑ James, 1837, Vol. 2, p. 173.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Winfield, 2008, p. 33.
- ↑ James, 1837, Vol. 3, p. 196.
- ↑ [www.london-gazette.co.uk/issues/15718/pages/855 №15718, стр. 855] (англ.) // London Gazette : газета. — L.. — Fasc. 15718. — No. 15718. — P. 855.
- ↑ Grocott, 1997, p. 192.
- ↑ James, 1837, Vol. 4, p. 48.
- ↑ 1 2 James, 1837, Vol. 4, p. 50.
- ↑ James, 1837, Vol. 4, p. 51.
- ↑ [www.london-gazette.co.uk/issues/16435/pages/2008 №16435, стр. 2008] (англ.) // London Gazette : газета. — L.. — Fasc. 16435. — No. 16435. — P. 2008.
- ↑ Ships of the Old Navy
- ↑ 1 2 [www.london-gazette.co.uk/issues/16991/pages/446 №16991, стр. 446—449] (англ.) // London Gazette : газета. — L.. — Fasc. 16991. — No. 16991. — P. 446—449.
Литература
- Lavery, B. The Ship of the Line. The development of the battlefleet 1650-1850. — Conway Maritime Press, 2003. — Vol. I. — ISBN 0-85177-252-8.
- Rif Winfield. = British Warships in the Age of Sail 1793–1817: Design, Construction, Careers and Fates. — Barnsley: Seaforth Publishing, 2008. — ISBN 1-86176-246-1.
- Jean-Michel Roche. Dictionnaire des Bâtiments de la Flotte de Guerre Française de Colbert à nos Jours. — Group Retozel-Maury Millau, 2005.
- William James. The Naval History of Great Britain, from the Declaration of War by France in 1793, to the Accession of George IV. — R. Bentley, 1837. — ISBN 0-85177-906-9.
- William Laird Clowes. The Royal Navy, A History from the Earliest Times to 1900. — London: Chatham Publishing, 1997. — Vol. IV. — ISBN 1-86176-013-2.
- Terence Grocott. Shipwrecks of the revolutionary & Napoleonic eras. — Chatham, 1997. — ISBN 1-86176-030-2.
Ссылки
- [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/18-1900/T/04706.html HMS Tonnant] Index of 19th Century Naval Vessels and a few of their movements (англ.)
- [www.ageofnelson.org/MichaelPhillips/info.php?ref=2255 HMS Tonnant] Ships of the Old Navy (англ.)
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Winfield, 2008 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий HMS Tonnant (1798)
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
