Neon Genesis Evangelion II
Поделись знанием:
К:Альбомы 1996 года
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
| Neon Genesis Evangelion II | ||||
 | ||||
| Альбом Сиро Сагису | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Жанр |
Музыка к аниме | |||
| Длительность | ||||
| Продюсер | ||||
| Лейбл | ||||
|
| ||||
| Хронология Сиро Сагису | ||||
| ||||
Neon Genesis Evangelion II — вторая оригинальная звуковая дорожка к Евангелиону была выпущена 16 февраля 1996 года. Также, как и в случае с первой, на диске были собраны основные музыкальные композиции сериала в разных версиях. Большинство мелодий принадлежат авторству Сиро Сагису. В рейтинге продаж Oricon, максимальное место занимаемое данным альбомом составило 4-е место[1].
Содержание
Список композиций
| № | Название | Длительность |
|---|---|---|
| 1. | «A Vision» (Видение) яп. 予感 (Yokan) |
4:53 |
| 2. | «A Cruel Angel's Thesis» (Сущность ужасных ангелов) яп. 残酷な天使のテーゼ (Zankoku na Tenshi no Tēze) |
1:31 |
| 3. | «BORDERLINE CASE» (Крайний случай) | 2:19 |
| 4. | «A Crystalline Night Sky» (Ясное ночное небо) | 2:19 |
| 5. | «ANGEL ATTACK II» (Нападение ангела II) | 1:59 |
| 6. | «ANGEL ATTACK III» (Нападение ангела III) | 2:23 |
| 7. | «Both of you, Dance Like You Want to Win!» (Вы, оба, танцуйте, если хотите победить[2]) | 1:50 |
| 8. | «Waking up in the morning» (Утренний подъём) | 1:28 |
| 9. | «BACKGROUND MUSIC» (Фоновая музыка) | 1:55 |
| 10. | «A Moment When Tension Breaks» (Когда напряжённость спадает) | 4:10 |
| 11. | «The Day Tokyo-3 Stood Still» (День, когда Токио-3 замер) | 1:40 |
| 12. | «Spending Time in Preparation» (Проводя время в приготовлениях) | 2:21 |
| 13. | «She said, „Don’t make others suffer for your personal hatred“» («Не заставляй других страдать из-за твоей собственной ненависти» — сказала она) | 1:53 |
| 14. | «MAGMADIVER» (Погружение в магму) | 2:23 |
| 15. | «PLEASURE PRINCIPLE» (Принцип получения удовольствия) | 3:48 |
| 16. | «THE BEAST II» (Зверь II) | 2:18 |
| 17. | «THANATOS» (Танатос) | 3:29 |
| 18. | «Rei III» (Рэй III) | 3:42 |
| 19. | «When I Find Peace of Mind» (Когда я нахожу душевное спокойствие) | 3:32 |
| 20. | «FLY ME TO THE MOON» (Отнеси меня к Луне) | 1:08 |
| 21. | «FLY ME TO THE MOON» (Отнеси меня к Луне) | 1:09 |
| 22. | «FLY ME TO THE MOON» (Отнеси меня к Луне) | 1:08 |
| 23. | «Next Episode» (Следующая серия) яп. 次回予告 (Jikai Yokoku) |
0:17 |
| 24. | «FLY ME TO THE MOON» (Отнеси меня к Луне) | 3:49 |
| 25. | «FLY ME TO THE MOON» (Отнеси меня к Луне) | 4:34 |
Создатели
- Хидэаки Анно — музыкальный продюсер
- Сиро Сагису — композитор и дирижёр
- Юко Такакаси — исполнительница песен «A Vision» и «A Cruel Angel’s Thesis»
Напишите отзыв о статье "Neon Genesis Evangelion II"
Примечания
- ↑ [www.oricon.co.jp/music/release/d/134029/1/ ＮＥＯＮ ＧＥＮＥＳＩＳ ＥＶＡＮＧＥＬＩＯＮⅡ] (яп.). Oricon. Проверено 24 октября 2009. [www.webcitation.org/65nPXgqre Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].
- ↑ Многие композиции названы так же, как и серии, где они впервые используются. В таких случаях перевод дан в соответствии с названием серии в российском издании
Ссылки
- [musicbrainz.org/release/2b4d424c-2667-412e-b01d-b2ad5e521593.html Neon Genesis Evangelion, Volume 2] (англ.) на сайте MusicBrainz
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи о музыкальном альбоме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Neon Genesis Evangelion II
Он пристально посмотрел на нее.– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
