Potez 25

Potez 25
Тип	многоцелевой бомбардировщик, самолёт-разведчик, учебно-тренировочный
Производитель	Potez
Первый полёт	1925
Начало эксплуатации	1925
Конец эксплуатации	1940-е
Основные эксплуатанты	ВВС Франции ВВС Польши
Годы производства	1926-1934
Единиц произведено	4000 (2500 во Франции)
Изображения на Викискладе

Potez 25Potez 25

«Потэ» 25 (фр. Potez 25) — французский двухместный многоцелевой биплан, созданный в 1920-х годах, авиастроительной компанией Potez. Модель использовалась как бомбардировщик, истребитель и самолёт-разведчик. В начале 1930-х годов Potez 25 стоял на вооружении 20 ВВС, таких стран как Франция, Польша, СССР и США. Модель создавалась на базе биплана «Потэ» 15, серийно выпускавшегося с 1923-го.

История создания

В 1923 году, авиастроительная компания Potez начала выпускать разведывательный биплан Potez 15, который имел успех. Опираясь на опыт разработки этой модели, Анри Потез начал разработку нового более тяжёлого и быстрого многоцелевого самолёта. Первый прототип Potez XXV или Potez 25 был построен уже в конце 1924 года. Основным различием были новый более мощный двигатель и новая конструкция крыльев. Вместо классического биплана, Potez представили полутораплан, у которого нижнее крыло было значительно меньше верхнего. Модель производилась в двух модификациях: Potez 25A2 — самолёт-разведчик и Potez 25B2 — бомбардировщик-разведчик.

В мае 1925 года прототип был испытан институтом техники и аэронавтики (фр. Service Technique d'Aeronautique), и получил хорошие отзывы за свою маневренность, скорость и надёжность. После испытаний, модель была запущена в серийное производство. Для продвижения нового самолёта за рубежом, в послевоенных(после первой мировой войны) условиях, Potez 25 выдвигался в большое количество гонок. Среди наиболее известных достижений: ралли Европы (7400 км / 4598 миль) и ралли Средиземного моря (6500 км / 4039 миль) были выиграны пилотами на Potez. В 1920-х годах, самолёты серии участвовали в хорошо разрекламированном ралли Париж-Тегеран (13080 км / 8127 миль). В июне 1930 года, Анри Гийоме (фр. Henri Guillaumet) потерпел крушение на самолёте Potez 25 в Андах, во время перевозки авиапочты. Он шел неделю по горам, пока не вышел к деревне через неделю изматывающего пути.

Эти достижения принесли самолёту небывалую популярность и сделали его одним из самых успешных французских самолётов эпохи. Самолёты Potez 25 закупили множество стран для своих ВВС, среди них Франция, Швейцария, Бельгия, Бразилия, Хорватия, Эстония, Эфиопия, Финляндия, Греция, Испания, Япония, Югославия, Польша и Португалия, а также Румыния, Турция и СССР. В общей сложности примерно 2500 самолётов были построены во Франции.

Уже в 1925 году Польша купила лицензию на постройку Potez 25 и стала их производить в Podlaska Wytwórnia Samolotów (построено 150 штук) и мастерских Plage i Laśkiewicz (построено 150 штук). В 1928 году первый самолёт, построенный в Польше, был протестирован институтом авиастроения в Варшаве и его конструкция была немного изменена для нужд польских ВВС. Например, были установлены предкрылки. Производство в Польше прекратилось в 1932 году. В общей сложности было произведено 300 самолётов, среди них: самолёты-разведчики большой и малой дальности; и дневные бомбардировщики. Так как двигатель Lorraine-Dietrich 12Eb не поставлялся в Польшу, он был заменён более мощным PZL Bristol Jupiter VIIF, начиная с 1936 года.

Несколько других стран также строили Potez 25 по лицензии.

Конструкция

Конструктивно Potez 25 являлся двухместным одностоечным бипланом классической схемы, цельнодеревянным с полотняной обшивкой несущих поверхностей. Фюзеляж прямоугольного сечения в плане состоял из четырех лонжеронов, стоек и раскосов. Жесткость конструкции обеспечивалась проволочными расчалками. Носовая часть фюзеляжа обшивалась алюминиевыми листами; хвостовая полотном; центральная часть фюзеляжа имела фанерную обшивку.

Верхнее крыло состояло из двух отъемных консолей и центроплана, который устанавливался на стойках каплевидного сечения. Как верхнее так и нижнее крыло  — двухлонжеронные. Лонжероны крыла коробчатые, а нервюры ферменного типа, необходимая жёсткость достигалась использованием нескольких пар внутренних расчалок. Стойки бипланной коробки из стальных труб. Прочность и жесткость бипланной коробки обеспечивались лентами-расчалками.

Стабилизатор имел деревянную конструкцию с полотняной обшивкой. Его угол установки можно было менять на земле с целью балансировки самолета. Органы управления самолетом имелись в передней и задней кабинах. Проводка системы управления —тросовая.

Стойки шасси самолета из стальных труб. Ось шасси — неразрезная. Амортизация — резиновые пластины. Костыль деревянный, управляемый, с резиновой шнуровой амортизацией.

На Potez 25 устанавливались различные в зависимости от модификации двигатели водяного охлаждения. Воздушный винт фиксированного шага, деревянный, двухлопастной.

Самолет имел двухкабинную компоновку; в передней кабине размещался пилот и она снабжалась полным комплектом пилотажно-навигационного оборудования. Задняя кабина летчика-наблюдателя имела панель управления сбросом бомб и два спаренных пулемета "Виккерс" на турели. Помимо этого, самолет вооружался еще одним синхронным пулемётом, который был закреплен неподвижно в верхней части фюзеляжа перед кабиной пилота. Бомбовая нагрузка состояла из одной 300-кг бомбы, закреплённой под фюзеляжем, и до десяти мелких бомб на бомбодержателях под нижним крылом. Управление сбросом - электрическое.

Электропитание обеспечивалось аккумуляторной батареей и генераторами, размещённые на нижнем крыле.

Модификации

• Potez 25 A2 — модификация базовой модели, оснащенная двигателем Salmson 18Cmb мощностью 520 л.с., или Lorraine-Dietrich 12Eb. Использовалась как наблюдательный самолёт.
• Potez 25 ET2 — двухместный тренировочный самолёт для промежуточной летной подготовки, оснащенный двигателем Salmson 18Ab мощностью 500 л.с.
• Potez 25 Jupiter — экспортная модификация, производилась по лицензии в Югославии и Португалии, была оснащена двигателем Gnome-Rhone 9Ас Jupiter мощностью 420 л.с. Экспортировалась в Эстонию и Швейцарию.
• Potez 25/5 — серийная модификация, оснащенная V-образным 12-цилиндровым двигателем Renault 12Jb мощностью 500 л.с., с увеличенной площадью руля направления. Произведено 100 экземпляров.
• Potez 25 TOE — серийная модификация, было выпущено 2270 экземпляров, 297 из которых на экспорт.
• Potez 25 GR — модель с двигателем Lorraine-Dietrich, предназначенная для дальних полётов с дополнительным топливным баком.
• Potez 25 M — модификация, оснащенная двигателем Hispano-Suiza. В 1927 году была переделана в моноплан-парасоль для экспорта в Румынию.
• Potez 25 Hispano-Suiza — модель, предназначавшаяся для перевозки особо важных персон. Была оснащена V-образным 12-цилиндровым двигателем Hispano-Suiza 12Lb мощностью 600 л.с.
• Potez 25/4 Farman — разведывательный самолёт с двигателем Farman 12We мощностью 500 л.с., производился для ВВС Франции. Было построено 12 экземпляров.
• Potez 25/35 — модификация с двигателем Lorraine-Dietrich для буксировки мишеней. На вооружении ВМС Франции стояли 12 экземпляров.
• Potez 25/55 — тренировочный самолёт, оснащенный двигателем Lorraine-Dietrich и дублированной системой управления. Было произведено 40 экземпляров.
• Potez 25 O — модель, специально модифицированная для трансатлантических перелетов. Самолёт был оснащен двигателем Gnome-Rhone 9Ac Jupiter, сбрасываемым взлетным шасси и усиленным бесстоечным лыжным шасси для приземления. Было произведено два таких самолёта, один из которых потерпел крушение во время попытки установления рекорда при полёте по замкнутому маршруту в сентябре 1925 г.
• Potez 25 H — базовая модель, модифицированная в качестве гидросамолёта, оснащенная двигателем Gnome-Rhone Jupiter, и поплавками.

Тактико-технические характеристики

Источник данных: Andrzej Glass: "Polskie konstrukcje lotnicze 1893-1939", WKiŁ, Warsaw 1977

Технические характеристики

• Экипаж: 2 человека
• Длина: 9,2 м
• Размах крыла: 14,14 м
• Высота: 3,59 м
• Площадь крыла: 51,4 м²
• Масса пустого: 1 490 кг
• Масса снаряжённого: 2 558 кг
• Нормальная взлётная масса: 1 068 кг
• Силовая установка: 1 × воздушный Lorraine-Dietrich
• Мощность двигателей: 1 × 478 (1 × 357)

Лётные характеристики

• Максимальная скорость: 214 км/ч
• Скорость сваливания: 72 км/ч
• Практическая дальность: 600 км
• Практический потолок: 5 500 м
• Скороподъёмность: 3,5 м/c
• Нагрузка на крыло: 49,8 кг/м²
• Тяговооружённость: 0,14 кВт/кг

Ссылки

• [www.airwar.ru/enc/bww1/potez25.html Potez 25]. Уголок неба: авиационная энциклопедия. Проверено 19 сентября 2016.

Отрывок, характеризующий Potez 25

– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.