Аббатство Святого Ремигия

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 601 [whc.unesco.org/ru/list/601 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/601 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/601 фр.]

Аббатство Святого Ремигия было основано во французском городе Реймс в VIII веке на месте захоронения почитаемого духовного покровителя франков Святого Ремигия. Дошедшие до наших дней здания аббатства датируются периодом XVII — XVIII веков. Имея в прошлом статус королевского аббатства, здесь хранилась Святая Стеклянница, использовавшаяся в обряде миропомазания королей Франции на церемонии их коронации. Именно эта политическая и духовная функция аббатства лежит в основе его широкой известности и его благосостояния в прошлые времена. В наши дни в стенах королевского аббатства открыт Музей Сен-Реми, представляющий историю Реймса, предметы, найденные в ходе региональных археологических раскопок, а также коллекцию предметов военной истории.

История основания и развития

Уже к VII веку на этом месте была основана небольшая религиозная община, целью которой была забота о могиле Реймсского архиепископа Ремигия, скончавшегося в 533 году. Ремигий считается просветителем и духовным покровителем франков, а также епископом, обратившим короля франков Хлодвига в христианскую веру.

В конце VIII века вместо церковной общины здесь появилась монашеская община, и в 790 году архиепископ Тильпин ввёл в этом новом аббатстве устав бенедиктинского монашеского ордена. Примерно к 930 году аббатство было укреплено от набегов викингов и венгров, а с 945 года начался период значительного роста аббатства, совпавший с началом продвижения Клюнийской реформы архиепископом Гуго де Вермандуа.

В 1049 году новую, более крупную, церковь аббатства освятил папа римский Лев IX. Аббатство было частично уничтожено пожаром, случившимся в 1098 году. После этого пожара аббатство перестраивали и украшали вплоть до XII столетия под руководством аббата Одона. Сохранившиеся в наше время капители в Зале Капитула датируются как раз этим периодом и они являются последними следами старинного средневекового здания аббатства. В годы правления Людовика XI аббатство получило статус церковного бенефиция и с 1472 года управлялось по препоручительству Великим приором. 9 февраля 1627 года аббатство перешло в конгрегацию Святого Мавра.

Начиная с конца XVII столетия старинные средневековые здания аббатства поэтапно сносились и на их месте возводилось новое главное здание. Эта реконструкция была начата по распоряжению Шарля-Мориса Летелье, архиепископа Реймса и настоятеля-бенефициария аббатства Святого Ремигия. Строительные работы продолжались в аббатстве с 1709 по 1730 год и завершились сооружением нового клуатра (сохранился до наших дней), по проекту архитектора Жана Бонома.

Часть здания аббатства была уничтожена из-за поджога в ночь на 16 января 1774 года и в июле того же года королевский архитектор Людовик Дюроше приступил к восстановлению сгоревших частей здания. Также под его руководством был возведён величественный фронтонный фасад, реконструирована в 1778 году парадная лестница, созданная в 1700 году Жаном Бономом.

Монахов-бенедиктинцев изгнали из аббатства в 1792 году в эпоху Великой французской революции, и в стенах аббатства Святого Ремигия с 1793 по 1816 годы размещались военные госпитали. Затем, с 1827 года в здании аббатства находилась городская богадельня, преобразованная в 1903 году в городскую больницу, которая находилась в этих стенах до начала Второй мировой войны.

Идея организовать музей в здании бывшего аббатства возникла в 1950-х годах, но только в августе 1978 года было принято официальное решение об открытии музея. Параллельно, начиная с 1968 года, в зданиях аббатства проводились обширные реконструкционные и восстановительные работы, которые завершены в настоящее время.

Русские в аббатстве Святого Ремигия

22 июня 1717 года аббатство Святого Ремигия посетил царь Пётр I, где ему в Зале Капитула представили Святую Стеклянницу, использовавшуюся в церемонии коронации французских королей.

После того как в ходе Заграничного похода русской армии 1813—14 годов войска императора Александра I заняли Реймс, в стенах аббатства разместился русский военный госпиталь. Военным губернатором Реймса в 1814 году был назначен князь Сергей Александрович Волконский, чей портрет, написанный в том же 1814 году, представлен в музее.

В 1901 году оборонительные укрепления Реймса посещал император Николай II и в его честь был дан военный парад.

В июле 1916 года аббатство, ставшее уже к тому времени, гражданским госпиталем, принимало раненых солдат Русского экспедиционного корпуса, сражавшегося в Первой мировой войне на территории Франции.

Музей Сен-Реми

Экспозиция музея Сен-Реми, находящегося в здании прежнего аббатства Святого Ремигия, охватывает исторический период начиная с доисторической эпохи и заканчивая эпохой Возрождения (примерно 1530 год). В его постоянной экспозиции имеется как несколько археологических коллекций региона Шампань — первобытное общество, галльский и галло-романский периоды, эпоха Меровингов и Средневековый период — так и классические археологические коллекции (греки и этруски). В экспозиции музея также представлена впечатляющая коллекция древнего оружия, механизмов и обмундирования, предметы которой датируются от XVI столетия и до XIX века.

Коллекция галло-романского периода расположена в помещениях старинной кухни аббатства и большой монашеской столовой XVII века. Эти помещения были открыты для посещения в 1986 году. Представленные здесь экспонаты подчеркивают роль Реймса, тогда носившего имя Дурокорторум, столицы римской провинции Белгики. Отдельного упоминания заслуживает саркофаг Флавия Иовина, главнокомандующего войсками римлян в Галлии, поскольку это наиболее хорошо сохранившийся во Франции античный мраморный саркофаг.

В зале гобеленов представлены десять роскошных гобеленов на которых изображены фрагменты жизни святого Ремигия и его чудеса. Эти драпировки были изготовлены между 1523 и 1531 годами по заказу Реймсского архиепископа Робера де Ленонкура, который преподнёс их в дар аббатству.

В помещениях рядом с залом гобеленов представлена история возникновения и развития базилики, а также самого аббатства, на примере экспонатов, обнаруженных в ходе археологических раскопок на территории аббатства.

Археологическая коллекция региона Шампань занимает семь больших помещений. Отдельного упоминания заслуживают остатки кенотафа 4 года нашей эры, воссозданный второй этаж знаменитого Дома музыкантов XIII века и картина XVII века, представляющая церковь Сен-Никез в развалинах.

В музее Сен-Реми представлена одна из самых крупных и разнообразных среди провинциальных музеев коллекция вооружения, боевых доспехов и обмундирования различных исторических периодов.

См. также

• Базилика Святого Ремигия

Ссылки

• [www.reims-tourisme.com/musee-saint-remi/commune/tabid/12541/offreid/e5562d8c-a685-4b6d-8d94-fe3c779a344c/musees.aspx Страница музея на сайте Офиса туризма Реймса]

Отрывок, характеризующий Аббатство Святого Ремигия

– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.