Апраксин, Степан Фёдорович (1792)

Степан Фёдорович Апраксин
Дата рождения	30 июля 1792(1792-07-30)
Место рождения	Российская империя
Дата смерти	5 мая 1862(1862-05-05) (69 лет)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	Кавалергардский полк
Награды и премии

Граф Степан Фёдорович Апраксин (30 июля 1792 — 5 мая 1862) — генерал от кавалерии, командир Кавалергардского полка; владелец Апраксина двора, потомок графа А. М. Апраксина.

Биография

Сын полковника Фёдора Матвеевича Апраксина (1765—1796) и Елизаветы Алексеевны Безобразовой (1761—1834). В двенадцать лет поступил в Кавалергардский полк юнкером, 20 сентября 1808 года был произведён в корнеты и затем через 2 года — в поручики. В Отечественной войне 1812 года не участвовал, а находился в конвое при главной квартире Его Величества.

С началом заграничного похода Апраксин вернулся в свой Кавалергардский полк и принял с ним участие в сражениях при Кульме, Лейпциге, Фер-Шампенуазе и под стенами Парижа. Произведённый по возвращении в Россию в ротмистры (1816 год) и затем в полковники (1818 год), Апраксин был пожалован через год флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству и в этом звании 6 августа 1824 года был назначен командиром Кавалергардского полка.

14 декабря 1825 года Кавалергардский полк, благодаря Апраксину, принёс присягу императору Николаю и атаковал мятежников на Дворцовой площади. На следующий же день Апраксин был произведён в генерал-майоры; 5 сентября 1830 года он был назначен генерал-адъютантом Его Императорского Величества с оставлением командиром Кавалергардского полка, во главе которого он выступил в 1831 году в поход против польских мятежников и участвовал в сражениях с ними при реке Нареве, при Якаце и под Варшавой.

Время командования графом Апраксиным Кавалергардским полком совпало со временем упадка полка в строевом отношении. Одной их причиной недовольства командиром кавалергардов являлись слухи, будто любовницы-польки выведывали у Апраксина сведения о предстоящих операциях русской армии. В 1833 году Апраксин был устранён от командования, а на его место был назначен Р. Гринвальд. Приёмка хозяйственной части полка замедлилась вследствие того, что значительная часть конского состава оказалась по старости лет подлежавшей давно выранжированию.

Получив от императора несколько тысяч рублей, 25 июня 1833 года Апраксин был назначен командующим гвардейской кирасирской дивизией и 6 декабря того же года произведён в генерал-лейтенанты. В 1843 году Апраксин был произведён в генералы от кавалерии, а 9 мая 1844 года назначен состоять при императрице Александре Федоровне. После её кончины, Апраксин состоял при императрице Марии Александровне и 22 января 1862 года был назначен председателем комитета о раненых.

Заслужив расположение и доверие Николая I, Апраксин был постоянным партнёром императора за карточным столом. В игре он проявлял большую строптивость и однажды позволил себе сделать выговор монарху, сказав: «Так играть, ваше величество, невозможно! Ничего нет удивительного, что вы постоянно проигрываете, а с вами и партнёры». По отзывам современников, Апраксин был непривлекателен, некрасив и докучлив, но обладал определённой изысканностью осанки и манер. А. О. Смирнова называла его большим болваном и глупцом. При это им часто увлекались женщины, в 1833 году Д. Фикельмон замечала:

Говорят, что никто не умеет любить так, как он! Сейчас он совершенно пленил Сесиль, доселе столь разумную мать семейства, и мадам Завадовскую, самую красивую женщину Петербурга!

Скончался 17 мая 1862 года и был похоронен в Сергиевской пустыни.

Был владельцем большого состояния, в том числе Апраксина двора в Санкт-Петербурге, сгоревшего вскоре после смерти графа — 25 мая 1862 года.

Семья

Был женат на герцогине Елене Антоновне Серра—Каприола (ум. 22.11.1820), дочери неаполитанского дипломата герцога Антонио Серра-де-Каприола (1750—1822) и княжны Анны Александровны Вяземской (1770—1840); внучки генерал-прокурора Сената князя А. А. Вяземского. Графиня Апраксина была милой и добродушной женщиной, умерла после родов четвёртого ребёнка. По словам А. Булгакова, её смерть всех поразила, но она была виновата сама, родив очень хорошо, две недели спустя простудилась.

В браке родились:

• Фёдор Степанович (1816—1858), гвардии штабс-капитан, был женат на княжне Александре Васильевне Трубецкой (1827—1905), дочери князя В. С. Трубецкого, во второй браке была за секретарем посольства короля бельгийского де Бошем.
• Антон Степанович (1817—1899), генерал-лейтенант, владельцем Апраксина двора, был известен как один из первых военных журналистов и практиков воздухоплавания. Женился поздно на Марии Дмитриевне Рахмановой (1845—1932). После революции графиня Апраксина с сыном Степаном (1869—1930) жили в эмиграции.
• Елена Степановна (1819—1914), фрейлина.
• Елизавета Степановна (1820—1900), фрейлина.

Награды

российские:

• Орден Святого Владимира 4 ст. с бантом (1813)
• Св. Анны 2 ст. (13.03.1814)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (22.08.1825)
• Св. Георгия 4 ст. за 25 лет службы (19.12.1829)
• Орден Святой Анны 1 ст. (21.04.1829)
• Императорская корона к Ордену Святой Анны 1 ст. (18.10.1831)
• Знак ордена За военное достоинство 2 ст. (1831)
• Орден Святого Владимира 2 ст. (06.12.1835)
• Белого орла (06.12.1837)
• Орден Святого Александра Невского (21.04.1846)
• Знак отличия за XL лет беспорочной службы (1849)
• Орден Святого Владимира 1 ст. (1855)
• Орден Святого Андрея Первозванного (1860)

иностранные:

• Прусский Железный крест (1813)
• Неаполитанский Константиновский орден Святого Георгия (1816)
• Нидерландский Орден Нидерландского льва 1 ст. (1840)
• Прусский Орден Красного Орла 1 ст. (1842)
• Алмазные знаки к прусскому Ордену Красного Орла 1 ст. (1845)
• Сардинский Орден Святых Маврикия и Лазаря 1 ст. (1845)
• Сицилийский Орден Святого Януария (1845)
• Вюртембергский Орден Вюртембергской Короны 1 ст. (1846)
• Гессен-Дармштадтский Орден Людвига 1 ст. (1853)

Литература

• Апраксины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/~книги/Военная%20энциклопедия/Апраксин,%20Степан%20Федорович,%20граф/ Военная энциклопедия](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
• [impereur.blogspot.ru/2011/07/1792-1862.html Апраксин Степан Фёдорович (1792—1862)]

Отрывок, характеризующий Апраксин, Степан Фёдорович (1792)

Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.