Улуфаалу, Бартоломью

Бартоломью Улуфаалу Bartholomew Ulufa'alu
Премьер-министр Соломоновых Островов
27 августа 1997 — 30 июня 2000
Предшественник:	Соломон Мамалони
Преемник:	Манассе Согаваре
Вероисповедание:	Католичество
Рождение:	25 декабря 1950(1950-12-25) д. Лауласи, Соломоновы Острова
Смерть:	25 мая 2007(2007-05-25) (56 лет) Хониара, Соломоновы Острова

Бартоломью Улуфаалу (англ. Bartholomew Ulufa'alu, 1950—2007) — политический деятель Соломоновых Островов. В прошлом премьер-министр страны.

Биография

Улуфаалу родился 25 декабря 1950 года в деревне Лауласи, на одном из островов лагуны Лангаланга, являющемся частью провинции Малаита. В период с 1966 по 1967 год посещал школу Святого Иосифа в Тенару, а с 1967 по 1969 год — среднюю школу Арулиго. В 1970 году поступил в Университет Папуа — Новой Гвинеи, откуда выпустился в 1974 году со степенью бакалавра по экономике.

С 1974 по 1975 год руководил основанным им проектом по созданию лесопильного завода в населённом пункте Бина. В 1975 году создал Национальный союз рабочих Соломоновых Островов, оставаясь его руководителем до 1976 года. Кроме того, в 1975 году основал Национальную демократическую партию, которая успешно выступила на всеобщих парламентских выборах 1976 года, завоевав 8 из 38 мест в Законодательной ассамблее. На этих же выборах Улуфаалу стал представителем от избирательного округа Восточная Хониара.

На выборах 1980 года Национальная демократическая партия выступила менее удачно, получив в парламенте лишь представительство в два мандата. Впоследствии партия перешла в оппозицию. Однако, когда «Независимая группа» Фрэнсиса Билли Хилли отказалась поддерживать правительство Кенилореа в 1981 году, новым премьер-министром страны стал Соломон Мамалони, а Улуфаалу стал министром финансов.

24 октября 1984 года был переизбран в парламент, перейдя из Национальной демократической партии в Либеральную партию Соломоновых Островов. В 1988 году основал Ассоциацию фермеров Соломоновых Островов. На выборах 1989 года вновь был переизбран в парламент, но вскоре ушёл в отставку, чтобы пройти в законодательный орган от избирательного округа Аоке-Лангаланга. Однако на выборах проиграл. В 1992 году был экономическим консультантом правительства Соломоновых Островов, а в 1994 году — консультантом Национальной демократической партии/Либеральной партии по вопросам социального обеспечения.

6 августа 1997 года был переизбран в парламент страны от округа Аоке-Лангаланга (впоследствии представлял этот округ и после выборов 2001 и 2006 годов). 27 августа 1997 года принял участие в парламентском голосовании на пост премьер-министра, одержав победу над Дэнни Филипом (Улуфаалу получил поддержку 26 парламентариев, а Филип — 22), став, таким образом, новым премьер-министром Соломоновых Островов. Новое правительство в своей политической программе объявило о проведении крупных преобразований в стране, в том числе, заявило о мерах рационализации государственного сектора, сокращении количества министерских портфолио (с 16 до 10), расширении доли частного сектора в экономике страны и поощрении большего участия неправительственных организаций в социально-экономическом развитии Соломоновых Островов. Эти меры, по замыслу правительства, должны были способствовать восстановлению экономической стабильности и привлечению иностранных инвестиций.

В начале 1998 года из США прибыл первый груз с военной техникой, которая была заказана ещё прошлой администрацией с целью защиты морской границы с Папуа — Новой Гвинеей. Из-за опасений по поводу того, что неправительственные организации (прежде всего, мятежники острова Бугенвиль) могут перехватить ценный груз, Улуфаалу обратился к правительству Австралии с призывом о помощи в охране военной техники. В результате, бывший премьер Мамалони обвинил Улуфаалу в государственной измене, так как он фактически передавал государственную собственность в распоряжение иностранного государства. Тем не менее действующий премьер-министр заявил о проблемах с доставкой оружия, упомянув о нескольких пропажах и очевидной переплате за военную технику.

Несмотря на то, что Улуфаалу инициировал ряд экономических реформ (в том числе, начал борьбу с коррупцией), он несколько раз сталкивался с возможностью вынесения вотума недоверия (в ноябре 1997, апреле 1998 и сентябре 1998 годов).

Вторая половина премьерского срока Улуфаалу была отмечена началом этнического конфликта на острове Гуадалканал, в ходе которого гуадалканальские партизаны начали кампанию по запугиванию и применению насилия по отношению к поселенцам с острова Малаита. В результате конфликта тысячи выходцев из Малаиты были вынуждены вернуться на свою родину или бежать в столицу Соломоновых Островов, город Хониара. В 1999 году в ответ на этнические чистки жители Малаиты создали «Силы малаитских орлов» (англ. Malaita Eagle Force). В конце 1999 года правительство страны ввело на островах чрезвычайное положение. Кроме того, было предпринято несколько безуспешных попыток примирить конфликтовавшие стороны.

В июне 2000 года Улуфаалу был схвачен представителями «Сил малаитских орлов», которые считали, что, несмотря на его малаитское происхождение, он не предпринимал достаточно мер по защите интересов жителей этой провинции. 13 июня 2000 года Улуфаалу был вынужден уйти в отставку в обмен на своё освобождение. В результате новым премьер-министром стал Манассе Согаваре.

После парламентских выборов 2006 года Либеральная партия, возглавляемая Улуфаалу, создала с независимыми парламентариями и четырьмя политическими партиями «Большую коалицию за перемены», основной целью которой стало смещение правящей коалиции Партии народного альянса (во главе с Алланом Кемакеза) и Ассоциации независимых членов парламента (во главе со Снайдером Рини). Тем не менее, Согаваре, возглавивший коалиционную Партию социального кредита, вышел из состава «Большой коалиции за перемены», после того как ему было отказано в выдвижении на пост премьер-министра. Впоследствии он поддержал Рини и стал министром торговли.

После избрания Снайдера Рини 18 апреля 2006 года новым премьер-министром Соломоновых Островов в стране вспыхнули бунты, участники которых считали, что правительство нового премьера попадёт под чрезмерное воздействие китайских предпринимателей, а также правительства как материковой части Китая, так и острова Тайвань. В результате Согаваре переметнулся на сторону «Большой коалиции за перемены», став в мае 2006 года премьер-министром Соломоновых Островов.

Улуфаалу имел большие проблемы со здоровьем, в том числе он более сахарным диабетом, из-за которого в 2004 году ему ампутировали ногу. Несмотря на это, с мая по 16 октября 2006 года Улуфаалу занимал пост министра финансов. В июне 2006 года болезнь политика обострилась, и на несколько недель он был вынужден отстраниться от исполнения своих министерских обязанностей. Тем не менее после выздоровления он вновь стал министром финансов.

Умер 25 мая 2007 года в столице Соломоновых Островов, городе Хониара, от сахарного диабета.

Отрывок, характеризующий Улуфаалу, Бартоломью

– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.