Бастонада

Бастонада (фр. bastonnade) — средневековое телесное наказание в виде побивания твёрдым предметом — палками или плоскими дощечками по спине, ягодицам или подошвам ног. В настоящее время под термином «бастинадо» понимается преимущественно «наказание ступней» — популярная футфетиш-BDSM-практика.

Этимология

В числе источников слова «бастонада» называется французское bastonnade от baton — «палка», прежнее написание baston, или немецкое Bastonade, источником которого является итальянское bastonata. Более новые словари в качестве источника называют испанское bastonada — «палочный удар». Стоит отметить, что под бастонадой в русском языке закрепилось именно побивание по пяткам/подошвам.

В ЭСБЕ существует вариант написания «бастоннада».

Третий вариант написания — «бастинадо» обозначает сейчас в основном сексуальную практику и, по всей видимости, является заимствованием из английского языка.

Применение

Один из первых европейцев бастонаду описал средневековый путешественник Марко Поло. Впоследствии наказание было подробно описано в работе путешественника Жана-Батиста Тавернье.

На мусульманском Ближнем Востоке бастонада по босым стопам ног, известная по названию жерди, к которой привязываются ноги — фалаки, является распространённым и универсальным наказанием начиная с XIV века, и согласно Марко Поло была перенята у монголов.

У древних греков и римлян также существовала бастонада. Последняя была известна под разными названиями: fustgatio, fustium amonito, fustibus coedi и, таким образом, она отличалась от flagellatio и проводилась не как последняя, розгами и плетью, а с помощью особой палки. Fustgatio считалось более легким наказанием и применялось в большинстве случаев к свободным, flagellatio являлось чаще всего достоянием рабов. Первая называлась также tympanum — наказуемого били палками так, как это проделывают барабанщики над своим инструментом.

— [kprn.net/club/libr/html/class/hoc1-24.php Д-р Купер «История розги»]

В Китае бастонада представляла собой нанесение ударов главным образом по голым ягодицам и бёдрам растянутого на земле человека. Бастонада в виде ударов по стопам начинает регулярно использоваться во времена Империи Сун (960—1279). В Корее приговорённый к бастонаде по стопам должен был сначала сидеть на земле, пока экзекутор не свяжет большие пальцы его ног вместе. После этого экзекутор зажимал ноги приговорённого между своих и бил их по стопам палкой примерно метровой длины и шириною с мужскую руку..

В русской литературе китайская бастонада запечатлелась как удары по подошвам ног. Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» использовал бастонаду иносказательно для намёка на цензуру: «Подозреваю, однако, что в Китае князь Мещерский непременно бы со мною схитрил, пригласив меня в редакторы наиболее с тою целью, чтоб я заменял его лицо в главном управлении по делам печати каждый раз, когда бы его приглашали туда получать удары по пятам бамбуковыми дощечками.». В ежемесячнике «Литературное обозрение» к этой фразе даётся уточнение, что именно «дощечками», а не палками, так как китайское орудие наказания имело форму весла. Стоит также отметить, что в русском языке устоялось понимание бастонады как «ударов по пяткам», которое является не совсем верным переложением устаревшего слова «пята» (ступня) на современный язык.

В XVIII век наказание ударами по стопам проникли в английскую армию. Известно, что в Британской Индии бастинадо использовалось для выбивания налогов. Английский парламентарий Эдмунд Бёрк так описывал бастинадо, применяемое британцами в Индии: «истязатели перекинули их через перекладину вниз головой и били их по стопам ног раттанами, пока ногти не повыпадали из пальцев»

Сексуальная практика

Как садомазохистская практика сечение по подошвам ног было описано известным австрийским психиатром и сексологом, автором терминов садизм и мазохизм — Рихардом Крафтом-Эбингом. Его книга «Половая психопатия» (1886), в частности, содержит такой фрагмент клинического описания сексуальной жизни пациента: «Он всегда являлся в назначенное время с кожаными ремнями, нагайками, плетью. Он раздевался, затем ему связывали ноги и руки принесенными ремнями и проститутка секла его по подошвам его ног, спине, ягодицам до тех пор, пока не наступало извержение семени»

За соответствующей сексуальной практикой закрепилось в интернете название «бастинадо», реже это называют фалакой.

Литература

• Бастонада // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бастонада

– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?