Бахметев, Алексей Николаевич (1798)

Алексей Николаевич Бахметев

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Не следует путать с Алексеем Николаевичем Бахметевым (1774—1841) — генералом от инфантерии.

Алексей Николаевич Бахметев (1798—1861) — гофмейстер из рода Бахметевых, попечитель Московского учебного округа.

Биография

Родился в семье Николая Алексеевича Бахметева — помещика Городищенского уезда Пензенской губернии, владевшего хрустальными заводами, и его жены Варвары Фёдоровны, урождённой княжны Несвицкой. Сестра Аграфена (1802—1888) была замужем за князем М. Д. Горчаковым, командовавшим русской армией во время Крымской войны.

В 1818 году, после окончания Московского университета со степенью кандидата, Алексей Бахметев поступил в лейб-гвардии конный полк. 27 августа 1820 года был назначен адъютантом к командиру 5-го пехотного корпуса генералу от инфантерии графу П. А. Толстому. В 1827 году в чине ротмистра вышел в отставку и поселился в имении отца Николо-Пестровке, — в Пензенской губернии. В 1829 году он уехал за границу и по возвращении женился (28 июля 1829 года) на Анне Петровне(1804—1884), дочери П. А. Толстого.

В 1833 году поступил на службу чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе князе Д. В. Голицыне, получив гражданский чин надворного советника (в 1834 году он был пожалован в камергеры, в 1858 году удостоен звания гофмейстера Двора). В 1835 году принимал деятельное участие в устройстве мануфактурной выставки в Москве, после чего 1 мая 1836 года был назначен членом мануфактурного совета. С 1836 года, после смерти отца, стал управлять Николо-Пестровским хрустальным заводом и другими предприятиями, расположенными в родовых поместьях.

22 февраля 1838 года А. Н. Бахметев был определён к службе в Московскую дворцовую контору; в 1842 году он — церемониймейстер; в 1844 году избран членом Комитета сахароваров (Бахметев первым основал паровой свеклосахарный завод. На Симбирской ярмарке он нанимал специальную лавку, в которой продавался сахар с Пестровского и Инзарского заводов).

В 1839 году ему был пожалован орден Св. Станислава 2-й степени, в 1841 году — императорская корона к ордену; в 1848 году получил орден Св .Станислава 1-й степени; в 1849 — орден Св. Анны 1-й степени.

В Москве А. Н. Бахметев жил сначала в доме В. М. Пушкевич — на «Сивцовом вражке»; затем — в собственном доме, на Пречистенской улице (дом 49); в начале 1850-х годов приобрёл усадьбу в Малом Знаменском переулке.

Не позднее 1854 года (а по некоторым данным — значительно раньше) состоялось знакомство А. Н. Бахметева с И. С. Аксаковым. Юрий Фёдорович Самарин был родственником Бахметева, Хомяковы и Бахметевы находились в приятельских отношениях. Его приятелями также были граф Д. Н. Блудов, Е. П. Ковалевский, князь С. Н. Урусов, С. М. Сухотин (прототип Каренина из романа Льва Толстого; отец М. С. Сухотина). Он получал приглашения от императора и императрицы для участия в придворных балах, беседовал с царём в приватной обстановке.

Почётный член Московского университета с 1855 года. Был также вице-председателем Общества истории и древностей Российских, а также возглавлял Московский цензурный комитет.

В 1858 году был назначен попечителем московского учебного округа, но в этой должности он оставался только один год; расстроенное здоровье побудило его отказаться в 1859 года от служебных обязанностей.

По отзывам современников, Бахметев отличался сердечностью, добротой, простотой обращения, сочувствием и состраданием к бедным и несчастным. С 27 сентября по 25 декабря 1830 года Алексей Николаевич Бахметев состоял попечителем по Городищенскому участку Пензенской губернии во время борьбы с холерой; в эпидемии 1847 и 1848 гг. он лично оказывал медицинское пособие заболевшим дворцовым крестьянам, в Москве управлял в то время больницей для холерных, сам подавал помощь больным и на свой счёт снабжал больницу средствами. В бытность его попечителем московского учебного округа благородство его характера снискало ему всеобщее уважение профессоров и учащейся молодежи; он входил в положение бедных студентов и оказывал им вспомоществование из собственных средств; по его программе основан был в Москве «Славянский благотворительный комитет» с целью доставлять южным славянам средства на пользу церквей и просветительных учреждений и оказывать вспомоществование молодым славянам, приезжающим в Москву, для образования. Умер он от простуды, 2 апреля 1861 года, отдав по дороге в Москву своё пальто дрожавшей от холода женщине. Похоронен на кладбище Донского монастыря.

Умер А. Н. Бахметев бездетным, имения после смерти жены завещал сыну племянницы, Дарьи Петровны Оболенской — А. Д. Оболенскому, который и стал хозяином заводов с 1884 года.

Бахметев и Пушкин

В 1951 году при разборе в Государственном историческом архиве Московской области фонда Бахметевых студентом Московского архивного института В. И. Савиным был обнаружен документ, подписанный Пушкиным, содержавший его признание Николаю I в авторстве «Гавриилиады». Ныне считается, что это — копия автографа поэта, сделанная А. Н. Бахметевым, вследствие близости его к члену Временной верховной комиссии П. А. Толстому, через которого признание Пушкина было передано императору.

Источники

• Ф. P. Бахметев, Алексей Николаевич (гофмейстер) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [mosarchiv.mos.ru/uslugi/spravochniki_po_fondam/Putevoditel-lichnye/CIAM.htm Личные фонды ЦИАМ. Бахметевы—Толстые: Ф. 1845, оп. 1—3.]

Отрывок, характеризующий Бахметев, Алексей Николаевич (1798)

– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.