Безнадзорные животные в Москве

Бездомные животные в Москве — популяция не имеющих хозяев домашних животных, преимущественно бездомных собак и кошек, обитающих на территории города Москвы. Правительством Москвы принимаются различные меры, направленные на решение этой проблемы, однако эффективность этих мер, так же, как и сама проблема бездомных животных, является предметом общественной дискуссии.

В 2011 году на содержание беспризорных собак в муниципальных приютах и их корм правительство Москвы выделило 780 миллионов рублей, что в пересчете на одну бездомную собаку составляет 26 000 рублей.

С 2014 года 13 городских муниципальных приютов были переданы в ведение бюджетного учреждения. Правительство города Москвы приняло решение собак не усыплять, а содержать пожизненно. По состоянию на март 2015 года, в них содержатся 16 000 собак и менее 1000 кошек. Пристроить новым хозяевам удается не более 1 % собак из городских приютов. Как отмечает глава Всероссийского общества ответственных собаководов, кинолог Ольга Борисенко, московские муниципальные приюты выхаживают животных, но у них нет возможности социализировать диких собак, которые в них содержатся — эта задача стоит перед новым хозяином. .

История

XIX век

О существовании бездомных животных в городе во второй половине XIX века свидетельствует журналист и писатель Владимир Гиляровский.

В своем репортаже «Ловля собак в Москве», опубликованном в 1887 году, Гиляровский рассказывает, как осуществлялся отлов собак по постановлению городской думы Москвы 1886 года. В соответствии с этим законодательным актом, все бездомные собаки, замеченные на улицах города без ошейника и хозяина, должны были отлавливаться и помещаться на живодерню Грибанова в деревню Котлы. Постановлением запрещалось проявлять жестокость в процессе отлова, а сам отлов должен был проводиться в ночное время. Если у пойманного животного находился хозяин, он мог выкупить свою собаку. По наблюдению Гиляровского, все происходило иначе — ловля собак была крайне жестокой. Ловцы старались выманить породистых собак из дворов с целью получения выкупа или продажи. На самой живодерне животные содержались в антисанитарных условиях и убивались при помощи дубины или петли.

Регулирование численности бездомных животных в СССР

В период СССР отловом бездомных животных занимались службы городского хозяйства. За собаку ловец получал 1 рубль 20 копеек, за кошку — 40 копеек. Животные умертвлялись в герметичном кузове грузовика с помощью газа (по принципу «газвагена») или с помощью инъекции дитилина, в результате которого собака задыхалась. Трупы кремировались на специальных предприятиях. Также для отстрела собак привлекались охотники. Накануне проведения Олимпийских игр 1980 года, по данным защитников животных, в Москве были истреблены практически все беспризорные кошки и собаки.

Действующее законодательство

Кодекс города Москвы об административных правонарушениях предусматривает ответственность за нарушение порядка регулирования численности, отлова и содержания безнадзорных домашних животных: нарушение установленного правовыми актами города Москвы порядка регулирования численности безнадзорных домашних животных — влечет наложение административного штрафа на граждан, должностных лиц и юридических лиц; непринятие соответствующими организациями мер по отлову безнадзорных домашних животных на подведомственных им территориях — влечет наложение административного штрафа на должностных лиц; нарушение установленных Правительством Москвы правил отлова и содержания безнадзорных домашних животных — влечёт наложение административного штрафа на должностных лиц и юридических лиц. Также Кодексом предусмотрена ответственность за совершение жестоких действий в отношении животных.

Программа стерилизации бездомных собак (ОСВ)

В 1999 году после неоднократных обращений защитников животных к властям, в частности, Брижит Бардо и других деятелей культуры, отлов собак с последующим уничтожением в Москве был прекращён. В 2001 году в столице была введена альтернативная программа, предусматривающая стерилизацию бездомных собак с возвращением их в места отлова для свободного беспризорного обитания в городской среде.

В июне 2008 года распоряжением зама мэра Москвы отлов с возвращением в прежнюю среду был заменен на безвозвратный с размещением в муниципальных приютах. По словам председателя комиссии по экологической политике Мосгордумы Веры Степаненко, бездомные собаки содержатся в приютах в течение срока до 6 месяцев, после чего отпускаются. Постановление Правительства Москвы № 819-ПП по-прежнему предусматривает «стерилизацию самок с возвращением их на прежнее место обитания» в качестве «основного метода регулирования численности безнадзорных и бесхозяйных животных».

Эффективность и гуманность программы ОСВ оспаривается многими учёными зоологами и экологами. Так, на Международной Научно-практической конференции, посвященной проблемам и способам регулирования численности бездомных животных: [animals.kharkov.ua/node/375 «Животные-компаньоны в современном обществе: проблемы содержания и обращение»] признана её бесполезность и определённый вред наносимый экологии на основе исследований, проведённых в Харькове и Киеве, что свидетельствует о негативном влиянии метода ОСВ, применяемого к бездомным собакам, на охрану здоровья населения и санитарное благополучие населенных пунктов и доказывает недопустимость применения этого метода.

Популяция бездомных животных в городе

Численность

Как отмечают специалисты Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН, работ, которые отражали бы специфику демографической и популяционной структуры бездомных кошек в условиях крупного города, ранее не проводилось, поэтому их точная численность неизвестна.

Численность бездомных кошек в Москве увеличивается, в том числе, за счет деятельности так называемых «перекупщиков животных», берущих за вознаграждение у граждан котят от их домашних кошек якобы для продажи или для того, чтобы «пристроить в добрые руки», а затем выбрасывающих их на улицу.

Оценка численности бездомных собак в городе зависит от источника и времени.

• 23 000 особей — данные департамента ЖКХ Правительства Москвы на 2006 год;
• По данным руководителя московской службы по учёту численности бездомных собак Алексея Верещагина, число бездомных собак составляет 30 000 и много лет остается неизменным.
• «Независимая газета» приводит цифру в 58 000 бездомных собак, ссылаясь на щит социальной рекламы, установленный в московском метро;
• Президент Российской ветеринарной ассоциации Александр Ткачев-Кузьмин приводит цифру в 70 000;
• По подсчетам Службы поиска домашних животных (данные на апрель 2008 года), в Москве обитают около 250 стай, по 5—8 собак в каждой.
• Максимально известная цифра в 100 000 особей, получена Московским городским управлением лесами Федеральной службы Лесного хозяйства России путём «экстраполяции» числа в 1,4—1,5 тысяч бездомных животных, обитающих в двух московских парках на всю Москву (данные 2005 года).
• В январе 2010 года кандидат биологических наук Андрей Поярков из Института имени Северцова, изучающий московских бездомных собак на протяжении около 30 лет, сообщил, что популяция бездомных собак саморегулируется, и предельное их число в столице — 35 000 особей.

Места обитания и миграция

Бездомные животные живут на рынках, в промзонах, во дворах или подъездах домов, реже — на свалках, в парках, улицах, в метро. Кошки часто селятся в отапливаемых подвалах жилых домов; некоторые собаки — на огороженных территориях, где могут выполнять охранную функцию, также бездомные собаки в огромных количествах селятся в локомотивных депо. бездомные собаки могут образовывать стаи, а также мигрировать.

По данным председателя комиссии по экологии Мосгордумы Веры Степаненко, часть бездомных собак обитают на закрытых охраняемых территориях, их отлов с целью регулирования численности затруднен.

Проблемы, связанные с бездомными животными

Беспризорные животные являются одной из угроз распространения бешенства и других заболеваний и инфицирования ими людей. Случаи покусов людей бездомными собаками, зараженных этим опасным заболеванием, фиксируются как в Москве, так и в сопредельной Московской области. Для предотвращения опасности заражения необходимо вакцинировать бездомных животных не реже одного раза в год.

Спорным является тезис о собаках как о «барьере для проникновения бешенства» в город. По мнению этолога Андрея Пояркова, городские бездомные собаки являются естественным биологическим барьером для проникновения в столицу бешенства и инфекций, которые могут быть привнесены зараженными собаками и прочими животными из других мест. Однако другой биолог, заведующий кафедрой ветеринарной патологии аграрного факультета РУДН, профессор Владимир Макаров считает, что данный тезис — нонсенс, не имеет ни малейшего обоснования и рассчитан на обывателя. В 2004, 2005 и 2008 годах в городе были зафиксированы несчастные случаи, связанные с гибелью людей в результате нападения собачьих стай.

По свидетельству Татьяны Набатниковой бездомные собаки затрудняют оздоровительные пробежки в городе, бросаясь за бегущим человеком.

Ахмет Шарафетдинов, заместитель префекта ВАО, сообщил, что от жителей округа постоянно приходят жалобы на агрессивных животных и просьбы отловить их, и «этих заявок в разы больше, чем писем от зоозащитников».

Влияние бездомных собак на городскую фауну

По данным Комиссии по редким, находящимся под угрозой исчезновения в условиях Москвы животных и растений, с начала 1980-х годов установлены факты нападения стай бездомных собак на диких животных — лосей, пятнистых оленей, косуль. В 2000 году бездомными собаками была уничтожена последняя в Москве популяция барсуков. Преследованию собак подвергаются зайцы-беляки и русаки, лесные мышовки. Бездомные собаки являются доминирующими хищниками в городской экосистеме столицы, также уничтожая белок, ежей, поверхностно гнездящихся птиц, как полагают некоторые зоозащитники и учёные. Осенью 2004 года зайцы-беляки полностью исчезли из нескольких городских лесных массивов, в Серебряном бору, Теплостанском и Тропаревском парках они были уничтожены местными бездомными собаками. Из 18 видов диких млекопитающих, занесённых в Красную книгу Москвы для пяти видов в качестве одного из лимитирующих факторов, влияющих на их обитание на территории города, указывается преследование их бездомными собаками. По мнению комиссии, стерилизация самок не устраняет эпизодическое пробуждение охотничьего инстинкта у держащихся стаями собак. Евгений Ильинский полагает, что «в Москве созданы все условия для доминирования бездомных собак как хищников на территории природных комплексов и лесопарковых зон».

Наземно-гнездящиеся птицы стали на грань полного истребления . Как считает председатель Союза охраны птиц России кандидат биологических наук Александр Мищенко, городские условия, включая парки, ни в коей мере не являются для собак и кошек условием их естественной свободы, так как эти хищники являются чуждыми для данных экосистем.

В Серебряном бору они научились выкапывать и съедать ежей. По мнению начальника управления охраны фауны, Московского городского управления лесами А. Грузнова, недостаточная борьба с бездомными животными является причиной безрезультативности работы по увеличению биологического разнообразия диких животных в Москве.

В 2005 году заведующий лабораторией охраны природы Московского региона Всероссийского научно-исследовательского института охраны природы, главный редактор Красной книги города Москвы, доктор биологических наук Борис Самойлов выразил озабоченность тем, что большое количество бездомных собак крайне негативно влияет на численность естественной фауны в городских лесопарках. При этом он отметил, что не считает ни стерилизацию, ни истребление собак достаточными мерами по борьбе с этой проблемой.

По данным газеты «Известия», в Национальном парке «Лосиный Остров» стаи из 10—15 голов каждую ночь, рассыпавшись в цепь, выходят на охоту. Хищники не брезгают любой дичью — отбивают от родителей молодых пятнистых оленей, кабанят, ловят белок, зайцев, горностаев и хорьков. Задрав оленя, собаки подолгу лежат рядом с окровавленной добычей.

Со ссылкой на сотрудников национального парка «Лосиный остров», газета «Московский Комсомолец» утверждает, что поголовье уникальных дальневосточных оленей в заповедной зоне национального парка активно уничтожается бездомными собаками. С 2005 года сотрудники стали находить обглоданные скелеты оленей, которые стали жертвой нападения стай бездомных собак. За одну зиму 2008—2009 года в результате нападения одичавших собак погибло 17 оленей, что составляет около 10 % от стада.

Учёные подчеркивают, что в рамках межвидового взаимодействия собаки и крысы чаще поддерживают нейтрализм — то есть отсутствуют явные влияния популяций одна на другую. Так, согласно материалам исследованию группы биологов Омского государственного педагогическогоо университета, проводивших исследования взаимодействие популяций крыс и бездомных собак в мегаполисах, опубликованном в журнале "Ветеринарная патология:

Хищничество собак по отношению к крысам в населенных пунктах незначительно и не наносит сколько-нибудь серьезный урон численности последних. Для подавляющего большинства собак-парий оно не является энергетически значимым, так как большую часть рациона они получают из других источников. (...) Кошки тоже редко становятся именно пищей собак, но, в отличие от крыс, кошки значительно чаще становятся их жертвами, что обусловлено тем, что грызуны обитают в более труднодоступных для собак местах. Умерщвление без поедания является формой нападения, при которых гибнут крысы и значительно чаще кошки: собаки-парии их обычно не едят, а, убив и наигравшись, бросают

Ученые подчеркивают, что по их наблюдениям, контакт человека с уличными собаками оказывается более напряженным, чем с серой крысой, так как места постоянного обитания крыс находятся в относительной изоляции от подавляющего большинства мест постоянного пребывания человека, а бездомные собаки являются постоянными посетителями общественных мест, дворов и детских игровых дворовых площадок. При этом собаки могут передавать человеку от крыс возбудителей инфекционных и инвазионных заболеваний; бруцеллеза, лептоспироза, листериоза, сальмонеллеза, туляремии, чумы грызунов, эризипелоида, бешенства, риккетсиозов, токсоплазмоза, трихинеллеза.

Научный сотрудник Института проблем экологии и эволюции, сотрудник лаборатории А.Пояркова Алексей Верещагин отмечает, что собаки редко едят крыс, но между ними существует другой фактор взаимодействия — присутствие собак сдерживает проникновение крыс на улицы. Кроме того, запах мочи хищника в два раза снижает интенсивность размножения грызунов., он уверен, что особого вреда собаки не наносят.

В 2005 году 40 деятелей культуры, среди которых Лев Лещенко, Владимир Винокур, Константин Райкин, направили письмо мэру Москвы, в котором они выразили беспокойство «истерией, подогреваемой несколькими малокомпетентными зоозащитниками, призывающими спасти природу путём уничтожения безнадзорных собак, составляющих её часть».

Инциденты с бездомными собаками в Москве

В 2003 году возле станции метро «Владыкино» стая собак напала на 52-летнюю Валентину Архипову, пришедшую их покормить. Через два дня она скончалась в больнице от покусов.

В 2005 году на территории гаражного кооператива «Нижние Мнёвники» был обнаружен труп местного сторожа. Как выяснили эксперты, человек погиб от кровопотери. На теле мужчины были обнаружены «множественные травмы ног и рук, характерные при нападении собак». Второй сторож сообщил, что на территории гаражей обитают четыре бездомные собаки, отличающиеся «особой злобностью». Отмечается, что они уже неоднократно нападали на людей.

В 2006 году инцидент со стаей, жившей на улице рядом с парком «Лосиный остров», стал предметом скандала. Местные пенсионеры построили импровизированный собачий городок для бездомных собак на детской площадке. По уверению пенсионеров, собаки детей не трогали, однако в администрацию «Лосиного острова» обратились с жалобой местные жильцы. Лесники парка выстрелили в животных. Зоозащитная организация «Вита» направила в прокуратуру запрос с просьбой наказать виновных в отстреле собак. Зоозащитники убеждены, что собак убили либо отравили при помощи яда. По версии представителей «Лосиного острова», зверей обездвижили при помощи препарата и вывезли в Московскую область, где выпустили.

По данным Центра защиты прав животных «Вита», в 2007 году в городе участились случаи отлавливания бездомных собак рабочими-мигрантами с целью употребления в пищу. В 2007 году сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД г. Москвы выявили сеть ресторанов, где для приготовления пищи регулярно использовалось мясо бездомных собак, в том числе и больных, которых убивали и разделывали прямо на кухне.

По данным Роспотребнадзора, от укусов бешеных животных в Москве в 2007 году пострадали 104 человека. Всего же за медицинской помощью обратились свыше 27 тысяч человек, пострадавших от укусов животных, в том числе 4705 детей и 25 беременных женщин.

Только за первое полугодие 2008 года в Первую инфекционную больницу Москвы было госпитализировано 11 беременных женщин, пострадавших от укусов безнадзорных животных. Нужно отметить, что одним из побочных явлений профилактического лечения от бешенства для беременных является выкидыш.

В апреле 2008 года в Измайловском парке был атакован стаей безнадзорных собак 55-летний программист, кандидат технических наук Владимир Гайдаржинский. Неделю спустя он скончался в больнице от множественных рваных ран, вызванных покусами.

Стая бездомных собак, проникшая на территорию аэропорта Внуково в июле 2009 года, препятствовала посадке двух пассажирских самолётов, в результате чего в работе аэропорта произошёл серьёзный сбой.

В апреле 2009 года была застрелена одна из трёх собак, живших в подъезде пятиэтажного дома. бездомных собак подселили туда жильцы, которые уверяют, что собаки не приносили никому проблем, а, напротив, давали «чувство защищённости».

Осенью 2013 года московские догхантеры начали кормить усыпляющими приманками бездомных псов в парке Коломенское, где, по данным ВГТРК, было много собак [www.vesti.ru/doc.html?id=1152925].

Бездомные животные и заболевания, передающиеся людям

Первые за 50 лет случаи заражения собак бешенством были зафиксированы на территории Москвы в 2006 году. В 2007 году бешенство было выявлено у двух собак в Зеленоградском Административном округе. В декабре 2009 года в московском районе Кузьминки был отловлен бездомный пес, покусавший 32 человек, 14 из которых пришлось госпитализировать. Выяснилось, что пес был болен бешенством.

По данным профессора Владимира Макарова на 2006 год, до 40 % бездомных собак в Москве заражены токсокарозом (паразитными червями).

Причины существования бездомных животных

Подавляющее большинство бездомных собак в Москве были рождены на улице. По данным фонда «Сирин», который в 1997 году провел мониторинг по заказу Правительства Москвы, в городе лишь 1 процент из бездомных собак — это животные, брошенные или потерянные своими хозяевами. Остальные собаки — бездомные не в первом поколении. Схожие данные приводит биолог Андрей Поярков, занимающийся изучением бездомных собак. По оценкам Пояркова, на улице выживает менее 3 процентов выброшенных или потерянных животных.

Причинами увеличения популяции бездомных животных называются следующие:

• Наличие кормовой базы, формируемой остатками пищи в мусорных контейнерах, а также намеренным прикармливанием собак, что при отсутствии применения стерилизации сук усиливает темп размножения животных. В частности, Алексей Верещагин, руководитель московской службы по учёту численности бездомных собак, называет свалки в качестве «пищевого ресурса» бездомных собак, который он призывает ограничить. Доктор биологических наук, редактор «Красной книги Москвы» Борис Самойлов связывает рост численности собак в Москве с появлением большого количества автостоянок, которые охраняют подкармливаемые охранниками, но юридически никому не принадлежащие собаки. Директор ГУП «Заказчик внешнего благоустройства СВАО», которое занимается отловом бездомных животных в СВАО г. Москвы, Андрей Акимов также называет в качестве основных пунктов бесконтрольного размножения бездомных собак огороженные и охраняемые территории (такие, как автостоянки, строительные площадки, промышленные предприятия, больницы и т. д.). Отмечаются проблемы размножения в геометрической прогрессии прикормленных щенков, миграции разрастающейся стаи за счёт недостатка изначальной кормовой базы, а также проблема стаи, остающейся на месте после того, как строительство завершается и охранники покидают площадку.
• Низкий уровень спроса на забранных с улицы бездомных животных. Президент центра защиты прав животных «Вита» в качестве одной из основных причин сложности решения проблемы популяций бездомных животных называет отсутствие законодательной базы в области регулировании деятельности заводчиков собак в городе, что приводит к популярности породистых животных и снижает эффективность пристройства отловленных бездомных животных. Обозреватель «Радио „Свобода“» Владимир Бабурин отмечает отличие менталитета в России, где предпочитают заводить животных модных пород и тратить на их косметические процедуры значительные суммы, и США, где богатые люди зачастую берут животных из приютов.

Перспективы решения проблемы

Ситуация после 2007 года

С декабря 2007 года решение вопроса с бездомными животными было поручено префектурам. Бригада ловцов выезжает только по заявкам из управ на основании письменных заявлений от граждан. Телефонные заявки не принимаются, к заявлению чиновники рекомендуют приложить фотографию конкретной беспризорной собаки, чье поведение чрезмерно агрессивно, которая и будет после отлова помещена в приют. По свидетельству журналистов газеты «Известия» и данным некоторых зоозащитных организаций, нынешний регламент отлова таков: ловец дует в трубку, откуда вылетает и втыкается в животное шприц с успокаивающим и болеутолящим медикаментом рометаром. После укола собака убегает и пытается спрятаться, расслабляясь не ранее чем через 20 минут. Зверь не засыпает, а только садится или ложится. Затем ловцы должны разыскать собаку, обойдя весь район, в случае обнаружения накинуть на неё петлю и увести в машину. Всю стаю, особенно осторожных собак, таким способом отловить не просто. Чаще всего бригада ловцов отлавливает в лучшем случае одну-две собаки, остальные разбегаются, после того как первый шприц попал в одну из собак. Отловленных собак отвозят в муниципальный приют, либо после стерилизации возвращают туда, где поймали.

По данным зоозащитника Ильи Блувштейна, некоторые подрядчики, выполняющие поручения по отлову, используют летающий шприц с дитилином, не оставляющим собаке шансов на выживание.

По состоянию на ноябрь 2008 г. в Москве стаи бездомных собак обитают практически возле каждого вестибюля метро, на самих станциях и в вагонах метро в парках, в промзонах и даже на детских площадках, где их подкармливают опекуны и другие любители животных.

Мэр Москвы Юрий Лужков в 2008 году признал рост числа бездомных собак в городе тяжелой нерешенной проблемой. В том же году Первый заместитель мэра Москвы Петр Бирюков предложил вместо истребления вывозить бездомных собак в другие регионы России. В Мосгордуме в 2008 году, для повышения эффективности работы и координации городских служб, было предложено создание единой городской базы по бездомным животным, которая также послужила бы для оптимизации расходов бюджета на содержание бездомных животных и дисциплине владельцев животных.

Свободное обитание стай безнадзорных собак на городских улицах вызывает проявления жестокости со стороны граждан, которые прибегают к незаконным методам, в частности, отравляя собак при помощи ядовитых приманок.

Доктор биологических наук, редактор «Красной книги Москвы» Борис Самойлов предлагает законодательно обязать владельцев стоянок закрепить за собой одну собаку и нести за неё ответственность. Остальных животных он предлагает направлять в приюты, и считает более правильным безболезненно усыпить их там, чем стерилизовать и выпускать обратно на улицы.

Российские зоозащитники, представленные организацией «Вита», в качестве причины увеличения численности бездомных собак называют отсутствие государственного контроля над разведением животных при имеющемся, по их данным, перенасыщении рынка, а также в отсутствии налогообложения бизнеса заводчиков и хозяев нестерилизованных животных. «Вита» выступает также за установление жёсткого контроля над разведением породистых животных, так как в текущих масштабах оно снижает возможность для бездомных собак из приютов быть пристроенными. Её президент Ирина Новожилова приводит в качестве примера Нидерланды, где действует десятилетний мораторий на заводческое разведение собак, за исключением служебных.

Как сообщает РИА, в Москве заметно уменьшилось количество бездомных собак за 2009 год, что связывают с открывающимися в городе приютами для животных.

По данным председателя комиссии по экологической политике Московской городской думы Веры Степаненко, по состоянию на начало 2011 года в Москве обитают около 30 тысяч бездомных собак.

Мнение московских властей

В декабре 2010 года мэр Москвы Сергей Собянин, отвечая на вопросы, заданные на странице РИА Новости в сети Facebook, сообщил, что «Правительство Москвы уделяет пристальное внимание вопросам содержания бесхозных животных. В городе действует программа гуманного регулирования численности животных, принимаются меры по предотвращению заноса в город бешенства и других опасных заболеваний, строятся приюты для содержания бесхозных кошек и собак.». Также мэр отметил, что в приютах «большую работу по уходу за бесхозными животными ведут гражданские активисты и волонтеры».

Мнение журналистов

Согласно статье Михаил Фомичева на сайте государственного информационного агентства РИА Новости на 2009 год, бездомные собаки обитают у вестибюлей метро, в промышленных зонах, на детских площадках, где их подкармливают пищевыми отходами любители животных. Численность бездомных собак составляет, по разным источникам, от 23 тысяч до 100 тысяч особей. Ежегодно до 30 тысяч человек в Москве страдают от укусов, тяжелых травм и увечий, наносимых собаками.

Программа строительства «мегаприютов»

Защитники животных, в частности, Центр защиты прав животных «Вита», выступают против строительства «мегаприютов», полагая, что в них «просто будет проводиться массовая эвтаназия», в том числе, здоровых животных. По мнению Виты, вместо этого властям города стоит поддерживать создателей частных приютов.

По мнению префекта САО г. Москвы Юрия Хардикова, содержание одной собаки в государственном приюте в Москве, включая затраты на электроэнергию, работу персонала и еду составляет до 2000$ в месяц.

В ноябре 2009 года жители улицы Авиаторов на западе Москвы пожаловались журналистам ВГТРК на соседство с вновь построенным муниципальным приютом для бездомных животных, расположившимся в 150 метрах от жилых домов. Их раздражал специфический запах и непрекращающийся круглые сутки лай.

Акция «Возьми меня»

Осенью 2009 года в Москве началась кампания «Возьми меня», призывающая москвичей взять себе домой собак из приюта. Рекламные плакаты, на которых в обнимку с животными изображены популярные актёры Александр Лазарев-младший, Алексей Серебряков и Дмитрий Певцов, размещены в вагонах московского метрополитена. Акцию поддержало Правительство Москвы

Социализацию и адаптацию, а также обучение и дрессировку бездомных животных, находящихся в приютах или на передержках с планированием пристройства, осуществляют для собак — кинологические организации (например, в России этой деятельностью занимается, в частности, Благотворительный фонд «Доброе сердце собаки» при Федерации военного собаководства); для обоих распространённых видов бездомных животных — частные приюты, волонтёры и кураторы в муниципальных приютах, либо самостоятельно.

Биологи Борис Самойлов и Андрей Поярков считают, что одомашнить бездомную собаку практически невозможно.

Переход к пожизненному содержанию

С 2014 года 13 городских муниципальных приютов были переданы в управление ГБУ «Доринвест». Этому предшествовал коррупционный скандал, выявленный Контрольно-счетной палатой Москвы. В 2013 году было расхищено 706 миллионов рублей, выделенных городом на содержание бездомных собак. Аукционы по освоению бюджетных денег выигрывали частные фирмы и зоозащитные организации. Против руководства двух из них — директора Благотворительной автономной организации «Эко» Веры Петросьян, которой принадлежали 6 крупнейших приютов на 12 000 собак и заместителя директора ветеринарного центра «Лига» Александра Ткачева-Кузьмина были возбуждены уголовные дела о мошенничестве.

Также Правительство города Москвы приняло решение отказаться от программы ОСВ и содержать собак в приютах пожизненно. На питание одной собаки город выделял в 2014 году 147 рублей в сутки. По состоянию на март 2015 года, в муниципальных приютах содержались 16 000 собак и менее 1000 кошек. Пристроить новым хозяевам удается не более 1 % собак из городских приютов. В частности, за 2014 год два приюта ГБУ «Доринвест» — «Зеленоград» и «Зоорассвет» пристроили в семьи 74 собаки и 16 кошек, при этом, по состоянию на март 2015 года, в них находились 800 собак и 64 кошки.

Незаконные методы борьбы с бездомными животными

Согласно Регламенту по отлову, транспортировке, стерилизации, содержанию, учету и регистрации безнадзорных и бродячих кошек и собак в г. Москве к осуществелнию регулирования численности бездомных животных в Москве допускаются только организации, имеющие лицензию на ведение лечебно-профилактической ветеринарной деятельности, прошедшие конкурсы на размещение городского заказа на отлов и кастрацию (стерилизацию) бездомных животных. Кодекс Москвы об административных правонарушениях запрещает умерщвление животного, за исключением случаев, в которых законодательством города Москвы допускается умерщвление животного. Однако в Москве отмечаются случаи незаконного жестокого истребления бездомных животных с помощью оружия и ядов, а также замуровывания в подвалах жилых зданий.

В октябре 2010 года Прокуратурой Москвы были признан незаконным Порядок регулирования численности бездомных животных, предусматривающий не только их отлов, но и последующее уничтожение, утверждённый первым заместителем мэра Москвы Бирюковым П. П. Прокуратура отмечает, что их умерщвление в случаях, непредусмотренных законодательством, является негуманным.

Заместитель директора научного центра социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского Зураб Кекелидзе, комментируя три конкретных случая незаконных отстрелов бездомных собак описаных журналистами, высказал следующее мнение:

Есть два варианта. Первый - человек, отстреливающий собак, вероятно, болен серьезным психическим заболеванием и нуждается в принудительном лечении. Второй, наиболее вероятный, - это проявление морального помешательства. Это означает, что у человека отсутствует понятие морали. С такими людьми абсолютно бесполезно обсуждать, что морально, а что аморально.

См. также Дело Худоярова.

Проблематика заболеваний бездомных кошек

Существует ряд заболеваний у бездомных кошек, на которые следовало бы обратить особое внимание, так как они могут передаваться человеку и опасны для его здоровья.

К заболеваниям, представляющим опасность для здоровья человека, относятся бешенство, дерматомикозы, туберкулез, токсоплазмоз, хламидиоз, сальмонеллез, панлейкопения, гемобартонеллез. Нельзя не отметить, что кошки могут передавать человеку возбудителя бациллярного ангиоматоза (так называемой болезни кошачьих царапин). Во многих странах — США, Франции, Швеции, Германии, Греции, Испании, Словении, Швейцарии, Польше, а также в России возбудитель этого заболевания был выделен в лабораторных условиях из кошачьих блох. Экспериментально было показано, что блохи C. felis могут играть исключительную роль в распространении возбудителя бациллярного ангиоматоза среди кошек. При отсутствии блох инфицирование кошек в экспериментальных условиях не происходило. Однако участие кошачьих блох в передаче этой инфекции человеку все еще не доказано (Slater et al., 1990; Regnery et al., 1992; Lucey et al., 1992).

Известно, что блохи кошек при укусах могут передавать человеку возбудителей крысиного тифа и псевдотифа мышей. Но, к счастью, эта инфекция встречается довольно редко. От блох кошек в США и Европе также выделен возбудитель болезни Лайма, а в Италии — возбудитель марсельской лихорадки (Богданова, 2005). Кошачьи блохи, кроме того, являются промежуточными хозяевами кишечного паразита кошек и собак — паразитического ленточного червя (лат. Dipylidium caninum), который, благодаря специфической форме тела, иногда называют тыквовидным или огуречным цепнем. Изредка этот паразит поражает и человека.

Кошки являются распространителями такого опасного заболевания, как токсоплазмоз. Токсоплазмозом болеют многие животные — и дикие, и домашние (собаки, кролики, обезьяны, свинки, мышки, суслики, куры, голуби и т. д. — всего около 300 видов млекопитающих и 60 видов птиц). Человек тоже болеет. Но размножение токсоплазм происходит только в кишечнике кошек и других представителей семейства кошачьих.

Именно кошка является потенциальным источником и главным распространителем инфекции.

Но самым опасным заболеваниям, которым можно заразиться от кошек, является бешенство. Данное заболевание поражает нервную систему, как следствие, проявление необоснованной агрессивности к окружающим, нарушение координации движения, паралич мышц всех конечностей, спазмы глоточной мускулатуры. Вызывает бешенство нейротропный вирус, который передается при укусах с каплями слюны или при царапинах на коже. Во избежание заболевания бешенством домашней кошке необходимо вовремя делать профилактические прививки, а в случае, если таковые не делались, при малейшем подозрении на данное заболевание у кошки необходимо сразу обратиться в лечебницу, которая изолирует животное на карантин, а бездомных кошек необходимо отлавливать и истреблять.

Еще одно чрезвычайно неприятное заболевание, которым можно заразиться от котов, — стригущий лишай, или дерматомикоз. Данное заболевание вызывают мельчайшие патогенные грибки. У котов заболевание выражается, как правило, появлением округлых участков, которые облысели, то есть шерсть выпала.

Гельминтозы — еще одно очень частое общее заболевание котов и человека. Народное название данного заболевания звучит просто — глисты. Чаще всего паразиты, которые возбуждают данную болезнь, поражают желудочно-кишечный тракт. Возбудители бывают следующих видов: трематоды, нематоды, цестоды.

Приюты для бездомных собак и кошек

Кроме муниципальных приютов, с конца 1980-х годов существуют частные приюты, не получающие никакой поддержки от государства.

По данным заместителя мэра Москвы Петра Бирюкова, в 2009 г. содержание одного животного в муниципальном приюте обходилось в 176 рублей в день, или 62240 рублей в год.. По подсчётам Уральской ассоциации практикующих ветеринарных врачей, это дороже отстрела при подсчёте затрат для одного года, однако при пересчёте на более долгосрочный период отстрел бездомных собак обошёлся бы в целом дороже.

См. также

• Опекуны животных
• Дело Худоярова
• Догхантеры
• Реалистическая зоозащита
• Стерилизация бездомных животных

Литература

• Кулагин А., Ильинская С. [www.animalsprotectiontribune.ru/kormuchka.html Пролетая над большой кормушкой, или Лживые борцы за права животных]. — М.: Грифон, 2014. — 168 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-98862-173-7.

Ссылки

Статьи в газетах и журналах

• Инна Измерова, Николай Морозов [inauka.ru/animals/article98977.html?ynd РАЗГОРАЕТСЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ И СОБАКАМИ] (рус.) // Известия науки. — Москва, 08 февраля 2010.
• Алина Меледина [www.vesti-moscow.ru/rnews.html?id=66914&cid=15 Собачий бюджет] (рус.) // Вести. — Москва, 28 октября 2009.
• Светлова Елена [www.mk.ru/social/interview/2009/10/05/362243-moskva-ne-nasobachilas-zhit-poevropeyski.html Москва не насобачилась жить по-европейски] (рус.) // МК. — Москва, 6 октября 2009. — № 25175.
• Брэд Круз [www.bbc.co.uk/russian/interactivity/2009/07/090727_blogs_brad_homeless.shtml О собаках московского метрополитена] (рус.) // Русская служба Би-би-си. — Москва, 27 июля 2009.
• Антон Размахнин [www.gzt.ru/Gazeta/first-page/249384.html Убить нельзя кастрировать] (рус.) // Газета. — Москва, 16 июля 2009. [web.archive.org/web/20090719095345/www.gzt.ru/Gazeta/first-page/249384.html Архивировано] из первоисточника 19 июля 2009.
• Алеся Лонская [www.newizv.ru/news/2009-06-30/111084/ Товарищи, где собачонка? План по отлову в столице бездомных собак выполняют за счет сторожевых и домашних] (рус.) // Новые известия. — Москва, 30 июня 2009.
• Иван Петров, Николай Михалев [www.rbcdaily.ru/2009/06/25/focus/420375 Приют для родственника] (рус.) // РБК daily. — Москва, 25 июня 2009. [web.archive.org/web/20090626023715/www.rbcdaily.ru/2009/06/25/focus/420375 Архивировано] из первоисточника 26 июня 2009.
• [www.dni.ru/society/2009/6/16/168609.html Собачники напали на Лужкова] (рус.) // Дни.ру. — Москва, 16 июня 2009.
• Светлова Елена [www.mk.ru/social/article/2009/06/10/298713-v-moskve-horosho-zachischayut-sobak.html В Москве хорошо зачищают собак] (рус.) // МК. — Москва, 11 июня 2009. — № 25077.
• Ольга Караулова [www.bfm.ru/articles/2009/05/26/moskva-osvoit-900-mln-na-zhile-dlja-sobak.html Москва освоит 900 млн на жилье для собак] (рус.) // BFM.RU. — Москва, 26 мая 2009.
• [www.newsmsk.com/article/26May2009/where_money.html Проблема бездомных животных в Москве] (рус.) // NEWSmsk.com. — Москва, 26 мая 2009.
• Дарья Токарева, Андрей Голубов [www.kp.ru/daily/24297.4/491139/ Накануне «Евровидения» Москву «зачистили» от собак] (рус.) // КП. — Москва, 21 мая 2009.
• [www.vz.ru/news/2009/5/16/287344.html Лужков: Москве нужны крупные питомники для бездомных животных] (рус.) // Взгляд. — Москва, 16 мая 2009.
• [rt.com/Top_News/2009-04-22/No_food_and_mercy_for_stray_dogs_in_Moscow_shelters_.html?fullstory No food and mercy for stray dogs in Moscow shelters] (англ.) // Russia Today. — Москва, 22 апреля 2009.
• Юлия Балашова [www.novayagazeta.ru/data/2009/041/31.html Отлов ведется в соответствии с планом] (рус.) // Новая газета. — Москва, 21 апреля, 2009.
• [observers.france24.com/en/content/20090116-calvaire-chiens-errants-moscou-0 The plight of Moscow's stray dogs] (англ.) // France 24. — Moscow, 16 January, 2009.
• [www.ksp.mos.ru/frm/cm/2010/rprt_inf22_12.html Информация о результатах обследования обоснованности планирования и соблюдения действующего законодательства при исполнении расходов на отлов, содержание и стерилизацию безнадзорных животных(по состоянию на 12.11.2010)].
• [www.utro.ru/articles/2005/01/20/398514.shtml Бродячие собаки съели пол-Москвы]. // utro.ru. Проверено 2 ноября 2011. [www.webcitation.org/67lzvGp4L Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Безнадзорные животные в Москве

– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.