Белл, Эндрю (педагог)

Эндрю Белл

Эндрю Белл (27 марта 1753 — 27 января 1832) — британский шотландский англиканский священник и учёный-педагог, научный писатель, получивший известность названным по его имени методом обучения.

Биография

Родился в Сент-Андрусе, окончил университет в этом же городе, после чего в 1774 году отправился в британскую Америку и работал учителем в колонии Вирджиния. Возвратился на родину в 1781 году, в 1784 году был рукоположён в диаконы, в 1787 году в священники, а в феврале 1787 года отплыл в Индию (в то время колонизировавшуюся британцами), где стал полковым священником. В 1789 году возглавил приют для мальчиков-сирот, детей погибших солдат, в Мадрасе; в это же время познакомился с методом взаимного обучения учащимися (когда старшеклассники обучали младших), применявшегося в некоторых миссионерских школах для детей коренных жителей страны в связи с большой нехваткой учителей, и посчитал его столь успешным, что решил сделать его универсальным методом обучения и приступил к его дальнейшему развитию. Его попытка основать такое учебное заведение, в котором всё обучение в отдельных классах возлагалось бы на назначенных для того лучших учеников (мониторов) лишь под наблюдением главного учителя (Monitorial system of tuition), удалась, и с 1 июня 1795 года в мадрасской школе обучение велось самими учениками. Был известен как категорический противник телесных наказаний, также поддерживал идею обучения детей через рисование картин на песке, чему противились другие учителя.

В 1797 году Белл вернулся в Лондон, где опубликовал небольшую брошюру, в которой изложил свои взгляды. Так как первоначально ему не удалось заинтересовать правительство в пользу своей «мадрасской системы обучения», то он удалился в деревню. С 1796 года занимал доходную должность священника в Вестминстерском аббатстве. Первым на его работу обратил внимание квакер Джозеф Ланкастер, в 1807 году открывший в Саутуарке школу для бедных, устроенную в соответствии с принципами Белла, а также усовершенствовав его систему. Успех метода и сильная поддержка, оказывавшаяся Ланкастеру нонконформистами, дали мощный импульс к развитию движения. Было создано большое количество аналогичных школ, и члены Церкви Англии, встревоженные тем, что контроль над такими школами оказался полностью в руках диссентеров, приняли решение о создании аналогичных учреждений, в которых преподавание должно было вестись сообразно англиканскому вероучению. В 1807 году Белл был отозван со своей священнической службы из Суониджа в Дорсете, чтобы организовать систему школ в соответствии с этим решением, и в 1811 году стал начальником образованного «Национального общества по содействию образованию бедных в согласии с принципами англиканской церкви». За свою деятельность он быстро получил продвижение в пребенды Вестминстера и был назначен директором Шернбурнской больницы в Дареме. Пытался, хотя и безуспешно, внедрить свою систему в Шотландии и на континенте. В 75-летнем возрасте вышел в отставку. Скончался в Челтнеме, был похоронен в Вестминстерском аббатстве.

Завещание

Своё большое состояние он завещал почти исключительно для нужд образования. Из 120 000 фунтов, распоряжение которыми им было доверено провосту (мэру) Сент-Андруса, двум городским священникам и профессору греческого языка в университете, половина должна была пойти на основание важной школы, названной Мадрасский колледж, в Сент-Андрусе; 10 000 фунтов было завещано каждому из крупных городов: Эдинбургу, Глазго, Лейту, Инвернессу и Абердину — в целях поддержки его школ; и 10 000 было выделено Королевскому военно-морскому училищу.

Научные труды

Кроме некоторых пособий для обучения, он впервые изложил свою систему в сочинении «An experiment in education made in the asylum of Madras» (Лондон, 1797). Впоследствии он напечатал по тому же предмету «Elements of tuition» (Лондон 1812) и «The wrongs of children» (Лондон, 1819). Его система, первоначально успешно применявшаяся в Канаде и Ирландии, однако, ненадолго пережила его и уже к середине XIX века практически не использовалась.

Источники

• Белль, Андрю // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Ссылки

• [runeberg.org/nfbb/0675.html Статья] в Nordisk Familjebok (швед.)

Отрывок, характеризующий Белл, Эндрю (педагог)

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.