Бобрищев-Пушкин, Павел Сергеевич

Павел Сергеевич Бобрищев-Пушкин
Место рождения:	Москва
Отец:	Сергей Павлович
Мать:	Наталья Николаевна Озерова
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Па́вел Серге́евич Бобри́щев-Пу́шкин 2-й (15 (27) июля 1802 — 13 (25) февраля 1865) — поэт, декабрист, брат Николая Сергеевича Бобрищева-Пушкина, 1-го.

Семья

Родился в небогатой, но большой дворянской семье Московской губернии; отец — помещик Алексинского уезда Тульской губернии (с. Егнышевка) отставной полковник Сергей Павлович Бобрищев-Пушкин, мать — Наталья Николаевна Озерова. Кроме Павла в семье родились: Николай (1800—1871), Екатерина (род. 1801?), Мария (род.1804?), Сергей (1808—1876), Дмитрий (1810—?), Петр (род. 1812?), Егор (род 1813?), Александр (1814—?), Михаил (1814—1883), Наталия (1819—?).

Образование

Получил домашнее воспитание. Учился в московском университетском пансионе, где начал писать стихи и басни, которые в 1817 году были напечатаны в альманахе «Каллиопа».

31 января 1818 года поступил на учёбу в московское училище колонновожатых; 10 марта 1819 года вместе с братом Николаем выпущен из училища в звании прапорщика. Был оставлен в училище для чтения лекций по полевой фортификации.

Военная служба

В апреле 1820 года был командирован из Главной квартиры 2 армии на топографическую съемку Подольской губернии, где находился четыре года; 2 апреля 1822 года произведён в подпоручики; 10 июля того же года за топографическую съёмку награждён орденом Св. Анны 4-й степени.

В 1824 году преподавал математику топографам при Главной квартире 2-й армии; в следующем году читал лекции по математике в учебном заведении для подпрапорщиков 2-й армии; 29 марта 1825 года был произведён в поручики квартирмейстерской части 2-й армии.

Южное тайное общество

Вступил в Южное тайное общество в 1822 году. П. И. Пестель, предчувствуя раскрытие заговора, попросил братьев Бобрищевых-Пушкиных зарыть в землю в своём имении Кирнавовке «Русскую правду». Братья при участии Н. Ф. Заикина зарыли «Русскую правду» «под берег придорожной канавы». А. П. Юшневский настойчиво требовал уничтожения «Русской Правды». Братья сообщили А. П. Юшневскому, что они сожгли «Русскую правду».

«Русскую правду» выкопали в 1826 году во время следствия. Кто её нашел и передал Следственной комиссии — неизвестно.

Арестован 8 января 1826 года в Тульчине по приказу от 30 декабря 1825 года. 16 января 1826 года доставлен в Санкт-Петербург на главную гауптвахту. В тот же день переведён в Петропавловскую крепость.

Осужден по IV разряду. 10 июля 1826 года приговорен к каторжным работам сроком на 12 лет. 22 августа 1826 года срок каторги сокращен до 8 лет

Каторга

27 января 1827 года отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь. Прибыл в Читинский острог 17 марта 1827 года. Прибыл в Петровский завод в сентябре 1830 года. В «каторжной академии» создал религиозную «конгрегацию», читал курс высшей математики. вёл философские диспуты. В Читинском остроге написал статью о происхождении слова. Работал столяром, закройщиком.

его басни «Брага», «Кляча, дрова и дровни» распространились среди местного населения.

Ссылка

Освобожден указом от 8 ноября 1832 года. Обращен на поселение в Верхоленск, а затем в Красноярск для ухода за душевнобольным братом Николаем.

Указом от 6 декабря 1839 года разрешено переехать в Тобольск — брат был помещён в дом для умалишенных в Тобольске. Увлёкся гомеопатией, за что был прозван «гомеопат». Жил в доме декабриста П. Н. Свистунова. Лечил крестьян и чиновников. Для выезда к больным завёл лошадь, которую местные жители прозвали «Конёк-Горбунок».

В Тобольске во время эпидемии 1848 года вместе с М. А. Фонвизиным лечил людей от холеры. Оказал помощь примерно 700 больным. Помогал местным жителям в проектировке домов, составлении планов, смет.

Продолжал сочинять басни, писал и лирические стихи с христианским оттенком. По воспоминаниям дочери тобольского прокурора М. Д. Францевой

Личность Павла Сергеевича Бобрищева-Пушкина была замечательна по его глубоко религиозному чувству; он в полном смысле был христианин и словом и делом; вся жизнь его была одним выражением любви к ближнему и посвящена была на служение страждущему человечеству… радовался, что через страдание теперешнего заточения Господь открыл ему познание другой, лучшей жизни… Посвятив свою жизнь на служение ближнему, он старался во многом изменить свои привычки, любил читать Св. Писание, которое знал не хуже настоящего богослова, вел жизнь почти аскетическую, вырабатывая в себе высокие качества смирения и незлобия, ко всем был одинаково благорасположен и снисходителен к недостаткам других… Он отлично знал всю службу церковную, часто в церквах читал за всенощной шестопсалмие, читал всегда отчетливо, с большим выражением и чувством, так что каждое слово невольно запечатлевалось в слушателях.

— [kemenkiri.narod.ru/gaaz/franzeva.htm Воспоминания] // Исторический вестник, 1888, Т. 32, 33 (май, июнь, июль)

После ссылки

11 января 1856 года по высочайшему повелению разрешено вернуться в Тульскую губернию в имение сестры. Выехали вместе с братом из Тобольска 1 февраля 1856 года. Прибыли в село Коростино 31 марта 1856 года.

Павел Сергеевич умер в Москве 13 февраля 1865 года в доме Н. Д. фон Визиной-Пущиной, которую всю жизнь любил.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Совместно с И. И. Пущиным перевёл «Мысли» Паскаля, но рукопись была утеряна при пересылке.

Библиография

• Бобрищев-Пушкин П. С. Сочинения и письма. Серия: Полярная звезда. — Иркутск, Иркутский мемориальный музей декабристов. 2007.
• Бобрищев-Пушкин П. С. Краткое изложение гомеопатического способа лечения, испытанного во время холеры в г. Тобольске.
• Собрание стихотворений декабристов. — Т. 2. — М.: Издание И. И. Фомина, 1907.
• Факелы. Книга третья. Сборник Борозды 1908 г (Бобрищев-Пушкин — религия любви). — т-во Д. К. Тихомирова, Сириус 1908;

Литература

• Декабристы. 86 портретов. — М., 1906.
• Волков В. Декабристы на Колыме // Магаданская правда. — 26 декабря 1975.
• Францева М. Д. Воспоминания // В потомках ваше племя оживет. — Иркутск, 1986.
• Декабристы. Биографический справочник / Под редакцией М. В. Нечкиной. — М.: Наука, 1988. — С. 25, 227. — 448 с. — 50 000 экз.
• Колесникова В. Гонимые и неизгнанные. Судьба декабристов братьев Бобрищевых-Пушкиных. — М.: Центрполиграф, 2002. — ISBN 5-227-01794-8.

Ссылки

• [www.oldmikk.ru/Page3_let_december_fonvizina_pril3.html «Усладительная болезнь моего сердца…»] // «Наука и религия». — № 10. — 1991.
• Гайдукова Л. А. [samlib.ru/g/gajdukowa_l_a/bobri.shtml Декабристы братья Бобрищевы-Пушкины: поэзия, басни, переводы]

Отрывок, характеризующий Бобрищев-Пушкин, Павел Сергеевич

Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти: