Бонино, Эмма

Эмма Бонино итал. Emma Bonino<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел Италии
28 апреля 2013 года — 21 февраля 2014 года
Глава правительства:	Энрико Летта
Президент:	Джорджо Наполитано
Предшественник:	Марио Монти
Преемник:	Федерика Могерини
Министр по европейским делам и международной торговле Италии
17 мая 2006 года — 7 мая 2008 года
Глава правительства:	Романо Проди
Президент:	Джорджо Наполитано
Предшественник:	Джорджо ла Мальфа (европейские дела) Клаудио Скайола (производительная деятельность)
Преемник:	Андреа Ронки (европейские дела) Клаудио Скайола (экономическое развитие)
Европейский комиссар по здравоохранению и защите потребителей
25 января 1995 года — 16 сентября 1999 года
Предшественник:	Кристиан Скривенер
Преемник:	Дэвид Бирн
Рождение:	9 марта 1948(1948-03-09) (76 лет) Бра, Кунео, Италия
Партия:	Итальянские радикалы
Образование:	Университет Боккони
Деятельность:	политический и государственный деятель
Сайт:	[www.emmabonino.it/ emmabonino.it]  (итал.)]

Эмма Бонино (итал. Emma Bonino; род. 9 марта 1948 года, Бра, Кунео, Пьемонт, Италия) — итальянский государственный и политический деятель. Министр иностранных дел Италии с 28 апреля 2013 года по 21 февраля 2014 года.

Биография

Окончила факультет современных языков и литературы в Университете Боккони в Милане в 1972 году. В 1975 году основала Информационный центр по вопросам стерилизации и абортов (Centro informazione sulla sterilizzazione e l’aborto), в 1976 году избрана в Палату депутатов Италии по списку Радикальной партии и возглавила партийную фракцию, а также вошла в руководство партии. В 1979 году была избрана в Европейский парламент и впоследствии несколько раз переизбиралась, оставаясь евродепутатом до 2006 года. После преобразования Радикальной партии в Транснациональную радикальную партию стала в 1989 году её председателем и сохраняла за собой этот пост до 1993 года.

Долгие годы Бонино сотрудничала с видным деятелем Радикальной партии Марко Паннелла, вместе с которым с 1970-х годов участвовала в избирательных кампаниях. В 1994 году список Паннеллы получил на выборах в Европейский парламент в Италии 2,1 % голосов, обеспечив 2 депутатских места. В 1996 году список под новым названием Паннелла-Згарби получил на парламентских выборах в Италии только 1,9 %, а на новые европейские выборы 1999 года он пошёл уже как список Бонино, набрав в Италии 8,5 % голосов, что обеспечило ему 7 мест в Европарламенте.

С 1995 по 1999 год являлась еврокомиссаром по вопросам рыболовства, гуманитарной помощи и защиты потребителей (с 1997 года в её компетенцию дополнительно вошли проблемы защиты здоровья потребителей и продовольственной безопасности). В 1997 году в составе делегации Евросоюза посетила столицу Афганистана Кабул, который в тот период находился под контролем движения Талибан, и посетила больницу для ознакомления с положением женщин. 30 сентября 1997 года Бонино и 18 других членов делегации, включая корреспондентку CNN Кристиан Аманпур, на три часа были задержаны патрулём талибов, но затем с извинениями освобождены.

В 2001 году Бонино и Паннелла стали одними из ведущих членов новой либертарианской партии Итальянские радикалы, в 2005 году эта структура влилась в новое образование — Роза в кулаке, которая в 2006 году вошла в коалицию «Союз», а в 2007 году прекратила существование, после чего Паннелла и Бонино возродили свою прежнюю партию «Итальянские радикалы».

Работала во втором правительстве Проди министром по европейским делам и международной торговле с 2006 по 2008 год.

В 2008 году избрана в Сенат Италии, где, оставаясь радикалом, вошла во фракцию Демократической партии. Стала одним из организаторов неправительственных организаций: «Нет мира без справедливости» (Non c’è Pace Senza Giustizia), которая проводит международную кампанию против женского обрезания, и «Руки прочь от Каина» (Nessuno Tocchi Caino), выступающей против смертной казни и пыток. Является членом совета попечителей Европейского совета по международным отношениям. С 2008 по 2013 год являлась вице-президентом Сената.

В 2013—2014 годах занимала в правительстве Летта кресло министра иностранных дел Италии. В новой должности сохранила приверженность прежним убеждениям, уделяя особое внимание утверждению принципов прав человека и международного правосудия. Политику евроатлантизма также толковала шире, чем только способ обеспечения безопасности, и считала её средством распространения в мире демократических ценностей Запада. Тем не менее, бюджет МИДа в этот год составил около 0,2 % государственных расходов, из-за недостатка средств закрывались консульства и сокращался аппарат посольств в западных странах. За счёт сэкономленных таким образом средств открывались новые здания итальянских посольств в Туркменистане, Вьетнаме и нескольких других государствах. Если вложения Великобритании в Сирии составили около 150 млн долларов США, то инвестиции Италии — 38 млн, что снизило её политическое значение в этом регионе. Финансовые проблемы ведомства сказалась и на экономической конкурентоспособности. В частности, в Пекине итальянское торговое представительство насчитывало в своём персонале четыре человека, а французское — около сорока. Одним из важных направлений деятельности министра Бонино оставался Ближний Восток, где она активно содействовала сближению Европейского союза с Ираном после прихода к власти президента Рухани.

В 2013 году наблюдатели отметили ухудшение политических отношений Бонино и Паннеллы, когда последний не поддержал кандидатуру своей давней соратницы на президентских выборах, а 28 июля 2015 года произошёл открытый разрыв, когда Паннелла подверг коллегу резкой критике в эфире Radio Radicale, обвинив её в большом количестве бессмысленных зарубежных поездок при отсутствии реального политического плана действий. Он также утверждал позднее, что Бонино, «обзвонив пол-Италии», добилась задержки публикации некой книги Маттео Аньоли, Анджоло Бандинелли и Карло Рипа ди Меана, а также обвинил Бонино в том, что она, в отличие от самого Паннеллы, готова занять любой предложенный ей пост.

Личная жизнь

12 января 2015 года в программе Radio Radicale объявила, что больна раком лёгких и должна пройти курс химиотерапии, но не намерена оставлять политику.

Ссылки

• [www.emmabonino.it/ Официальный сайт]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Бонино, Эмма

Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.