Бродский, Властимил
Поделись знанием:
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Властимил Бродский | |
Vlastimil Brodský | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: |
Слунечна, Чехия |
Профессия: | |
Карьера: | |
Награды: |
Властими́л Бро́дский (чеш. Vlastimil Brodský; 15 декабря 1920, Грушов , Чехословакия, ныне Чехия — 20 апреля 2002, Слунечна , Чехия) — чешский актёр театра, кино и телевидения.
Содержание
Биография
В 1940-х годах начинает играть в театре, в частности, работал в пражском Театре в Виноградах . В кино с 1944 года («Богема»). Снялся в более чем 100 фильмах.
Был женат на актрисе Яне Брейховой. Дочь, Тереза Бродска, — актриса, а сын, Марек Бродский, — актёр.
Покончил с собой 20 апреля 2002 года.
Театр
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Избранная фильмография
Актёр
- 1944 — Богема / Bohema — скульптор (к/м)
- 1946 — Шаловливый бакалавр / Nezbedný bakalář — Мендик
- 1947 — Похищенная граница / Uloupená hranice — художник
- 1951 — / Vzbouření na vsi — Пепик
- 1953 — Тайна крови / Tajemství krve — доктор Коздера
- 1954 — Кафе на главной улице / Kavárna na hlavní tríde — следователь
- 1954 — Сегодня вечером всё кончится / Dnes vecer vsechno skoncí — Крейза
- 1954 — Война за веру: Магистр / Jan Hus — молодой человек
- 1955 — Безумные среди нас / Blázni mezi námi — заказчик
- 1956 — Зарево над Кладно / Rudá záre nad Kladnem — Голечек
- 1956 — Образцовый кинематограф Ярослава Гашека / Vzorný kinematograf Haska Jaroslava
- 1956 — Поправьте фокус! / Zaostřit, prosím! — Мацек
- 1956 — / Hotel Pokrok (к/м)
- 1957 — Сентябрьские ночи / Zářijové noci — рядовой Гуса
- 1957 — Война за веру: Полководец / Jan Žižka — Йохлик, denunciator
- 1957 — Разрешите доложить / Poslušně hlásím — венгерский пехотинец (в советском прокате «Швейк на фронте»)
- 1957 — Бомба / Bomba — Заяц
- 1957 — / Florenc 13:30 — врач
- 1958 — Сегодня в последний раз / Dnes naposled — антиквар
- 1958 — Стремление / Touha
- 1958 — О вещах сверхъестественных / O vecech nadprirozených — Сембера - охранник банка
- 1958 — Три желания / Tři přání — Карел
- 1959 — Пять из миллиона / Pet z miliónu — Йирка
- 1959 — Дядя / Strejda — вор (к/м)
- 1960 — Где чёрту не под силу / Kam čert nemůže — Боровицка
- 1961 — Ябедники / Zalobnici — Ханцль
- 1961 — / Spadla s mesíce — JZD chairman Hudec
- 1961 — / Hledá se táta — полицейский
- 1961 — Мгновения героя / Hrdinové okamžiku (сериал)
- 1961 — Флориан / Florián — профессор Гнупка
- 1962 — / Turista (к/м)
- 1962 — Невидимые миру слёзы / Slzy, které svět nevidí — Двоеточиев (к/м)
- 1963 — Король королю / Král Králů — Эда Брабеч
- 1963 — Вот придёт кот / Až přijde kocour — учитель Роберт
- 1963 — Транспорт из рая / Transport z raje — Мукл (в советском прокате «Эшелон из рая»)
- 1963 — / Cas jerabin — Франтишек Вальда (к/м)
- 1964 — Если бы тысяча кларнетов / Kdyby tisíc klarinetů — полковник Корунд
- 1964 — Отвага на каждый день / Kazdy den odvahu — редактор
- 1964 — Папа, достань щенка! / Táto, sežeň štěně — Якоубек, рейнджер
- 1964 — / Jak krecek snedl dedu Mráze — рассказчик, озвучивание (к/м)
- 1964 — Ковёр и мошенник / Čintamani a podvodník — полицейский
- 1965 — Белая дама / Bílá paní — бургграф Йиндрих Пупенец
- 1965 — Утраченное лицо / Ztracená tvár
- 1966 — Приговорённый из Пинктауна / Odsouzený z Pinktownu — палач (ТВ, к/м)
- 1966 — Поезда под пристальным наблюдением / Ostře sledované vlaky — Зедничек
- 1966 — Люди из фургонов / Lidé z maringotek — безногий
- 1967 — Женщине даже цветами не угодишь / Ženu ani květinou neuhodíš — Лудвик
- 1967 — Капризное лето / Rozmarné léto — майор Гуго
- 1968 — Преступление в кафе-шантане / Zlocin v santánu — министр
- 1968 — Конец священника / Farářův konec — Verger
- 1968 — Тринадцатая комната / Trináctá komnata
- 1968 — Пражский Шерлок Холмс / Prazský Sherlock Holmes — следователь Росицкий (ТВ, к/м)
- 1969 — Все добрые земляки / Všichni dobří rodáci — Ocenás
- 1969 — Джентльмены / Světáci — Густав Проуза
- 1969 — Жаворонки на нитке / Skřivánci na niti — профессор
- 1970 — Дьявольский медовый месяц / Ďábelské líbánky — доктор Костогрыз
- 1970 — 1978 — Пан Тау / Pan Tau — Малек (сериал)
- 1971 — / Pet muzu a jedno srdce — доктор Гибл
- 1971 — Смерть чёрного короля / Smrt černého krále — король Людвиг
- 1971 — Собаки и люди / Psi a lidé — Гавелка (эпизод «Верность»)
- 1971 — / Touha Sherlocka Holmese — Врабельский
- 1972 — Секрет племени Бороро / Akce Bororo — доктор Бургер
- 1973 — 30 девушек и Пифагор / 30 panen a Pythagoras — Бром
- 1974 — Адам и Отка / Adam a Otka — Венцль
- 1974 — Якоб-лжец / Jakob, der Lügner — Якоб Гейм
- 1974 — Ночь на Карлштейне / Noc na Karlštejně — император Карл IV
- 1975 — Купание жеребят / Plavení hríbat
- 1975 — Подходим ли мы друг другу, дорогой? / Hodíme se k sobe, milácku...? — Виктор
- 1976 — На хуторе у леса / Na samotě u lesa —
- 1976 — Пора любви и надежд / Cas lásky a nadeje — Феррамонти
- 1977 — / Tak láska zacíná... — Кртицка
- 1977 — Завтра встану и ошпарюсь чаем / Zítra vstanu a opařím se čajem — инженер Бауэр
- 1977 — Да здравствуют духи! / Ať žijí duchové! — Вавра - директор школы
- 1977 — Час правды / Hodina pravdy — Карел Томас
- 1977 — Летающие тарелки над Большим Маликовом / Talíre nad Velkým Malíkovem
- 1978 — Ничего не хочу слушать / Nechci nic slyset — Беда
- 1978 — Серебряная пила / Stríbrná pila — Дубинак (сериал)
- 1979 — / Smrt na cerno — инспектор Коуток
- 1979 — Дело в замке / Das Ding im Schloß — профессор К.
- 1979 — Но доктор... / Ale doktore! — доктор Себастьян Фланке (ТВ)
- 1979 — Арабелла / Arabela — сказочный король (сериал)
- 1980 — Юлик / Julek — Буцек
- 1980 — / Tchán — дедушка
- 1980 — / A nebojís se, princeznicko? — рассказчик / колонисты (ТВ)
- 1981 — / Neco je ve vzduchu — Вацлав Йебавий
- 1981 — Тайна Карпатского замка / Tajemství hradu v Karpatech — Игнац
- 1981 — Вынужденное алиби / Krtiny — депутат Гумпрл
- 1981 — Посчитать овечек / Počítání oveček — лечащий врач Клофак (ТВ)
- 1981 — / Tajemství dáblovy kapsy
- 1982 — Отель «Полан» и его постояльцы / Hotel Polan und seine Gäste — ребе Бродский (сериал)
- 1982 — О лебеде / O labuti (ТВ)
- 1983 — Гости / Návštěvníci — Алоис Драгослав Дрхлик (сериал)
- 1983 — Конец чуда / A csoda vége — Дьёрдь
- 1983 — / Tazní ptáci — Фендрих (ТВ)
- 1984 — Остались только слёзы / Oci pro plác — Шлама
- 1984 — Луция, гроза улицы / Lucie, postrach ulice — рассказчик, озвучивание
- 1984 — И снова эта Луция! / ...a zase ta Lucie! — рассказчик
- 1984 — / Anynka a cert — Вирпавец, озвучивание (ТВ)
- 1985 — Растворившийся, рассеившийся / Rozpuštěný a vypuštěný — Оулик
- 1986 — Большое киноограбление / Velká filmová loupez
- 1986 — Меня преследует смех / Smích se lepí na paty — Йошка Платейц
- 1986 — Сироты бывают разными / Není sirotek jako sirotek — Клофак
- 1987 — Шут и королева / Sasek a královna — Вацлав
- 1988 — У надежды – глубокое дно / Nadeje má hluboké dno — мистер Дласк (ТВ)
- 1989 — История 88 / Príbeh '88 — отец Анны
- 1989 — / L.P. 1948 (к/м)
- 1989 — 1993 — История криминалистики / Dobrodruzství kriminalistiky — Чемберлен Теодор (сериал)
- 1990 — / Král kolonád — владелец кофейни Брод
- 1990 — Летающие кроссовки / Motýlí cas — доктор Рене
- 1991 — Фреоновый дух / Freonový duch — Леопольд Лоренц
- 1991 — Лабиринт / Labyrinth
- 1993 — Бессмертная тетушка / Nesmrtelná teta — рассказчик, озвучивание
- 1993 — Арабелла возвращается / Arabela se vrací — король (сериал)
- 1995 — 2000 — Жизнь в замке / Zivot na zámku — Ванек (сериал)
- 1995 — Слишком шумное одиночество / Une trop bruyante solitude — дядя Альберт
- 1999 — Возвращение потерянного рая / Návrat ztraceného ráje — Ocenás
- 2000 — Когда дедушка любил Риту Хейворт / Ab ins Paradies — дедушка Зигмунд
- 2000 — Бабье лето / Babí léto — Франтишек Гана
- 2001 — Осень вернулась / Podzimní návrat — Марек
Сценарист
- 1970 — Дьявольский медовый месяц / Ďábelské líbánky
Награды
- 1967 — Заслуженный артист ЧССР
- 1975 — Национальная премия ГДР («Якоб-лжец»)
- 1975 — «Серебряный Медведь» за лучшую мужскую роль 25-го Берлинский международного кинофестиваля («Якоб-лжец»)
- 1988 — Народный артист ЧССР
- 2001 — «Чешский лев»
- 2002 — Специальный приз за выдающийся вклад в мировое кино кинофестиваля в Карловых Варах
Напишите отзыв о статье "Бродский, Властимил"
Литература
- Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич Москва, Советская энциклопедия, 1987. - с. 525
Ссылки
- Властимил Бродский (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.kinopoisk.ru/name/52854/ Властимил Бродский на сайте КиноПоиск]
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Бродский, Властимил
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 15 декабря
- Родившиеся в 1920 году
- Родившиеся в Остраве
- Умершие 20 апреля
- Умершие в 2002 году
- Актёры по алфавиту
- Актёры Чехии
- Актёры Чехословакии
- Актёры XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Чехии
- Сценаристы Чехословакии
- Сценаристы XX века
- Лауреаты Национальной премии ГДР
- Заслуженные артисты Чехословакии
- Народные артисты Чехословакии
- Обладатели «Серебряного медведя» за лучшую мужскую роль
- Награждённые медалью «За заслуги» (Чехия)
- Самоубийцы