Вале (кантон)
| |||
| Страна | |||
|---|---|---|---|
| Статус |
Кантон | ||
| Включает |
14 округов | ||
| Административный центр | |||
| Дата образования |
1815 | ||
| Официальные языки |
Французский, Немецкий | ||
| Население (2012) |
321 732 человек (9-е место) | ||
| Плотность |
61,58 чел./км² (23-е место) | ||
| Площадь |
5224,4 км² | ||
| Высота над уровнем моря • Наивысшая точка |
| ||
|
| |||
| Часовой пояс | |||
| Код ISO 3166-2 |
CH-VS | ||
| Код автом. номеров |
VS | ||
| [www.vs.ch Официальный сайт] | |||
Валé[1] (также Валлис; фр. Valais, нем. Wallis, итал. Vallese, ромш. Vallais, франкопров. Valês) — двуязычный (62,8 % населения говорят по-французски, 28,4 % по-немецки) кантон на юго-западе Швейцарии. Административный центр — город Сьон. Население — 321 732 человек (9-е место среди кантонов; данные 2012 г.).
Содержание
География
Площадь 5224 км² (3-е место среди кантонов).
История
Кантон стал частью Швейцарской Конфедерации в 1815 г. С XVII века на территории части кантона Вале существовала Республика Семи Десятков, являвшаяся союзом семи общин.
Население
Население — швейцарцы, говорящие на немецком и французском языках. Немецкий язык является родным языком для 28,4 % жителей (преобладает в округах Гомс, Восточный Рарон, Бриг, Западный Рарон, Лойк, Сьер, северный анклав округа Эренс), французский для 62,8 % (преобладают в округах Монти, Сен-Морис, Мартиньи, Энтремон, Конти, Эрен, Сьон), итальянский для чуть более 2 %. Остальные 6,8 % говорят на других языках. Большинство верующих — католики, есть также протестанты — 6 %.
Административное деление
Кантон делится на 14 округов:
- Бриг (Brig)
- Гундис (Gundis)
- Энтремон (Entremont)
- Гомс (Goms)
- Эринг (Ering)
- Лёк (Leuk)
- Мартинах (Martinach)
- Монти (Monthey)
- Остлих-Рарон (Östlich Raron)
- Санкт-Мориц (Saint-Maurice)
- Сидерс (Siders)
- Ситтен (Sitten)
- Фисп (Visp)
- Вестлих-Рарон (Westlich Raron)
Государственное устройство
Законодательный орган - Большой Совет (Grand Conseil), исполнительный орган — Государственный Совет (Conseil d’État), суд апелляционной инстанции — кантональный суд, суды первой инстанции — окружные суды.
Экономика
Сельское хозяйство является важной отраслью Вале, особенно разведение крупного рогатого скота и молочное животноводство. Винная промышленность кантона является крупнейшей в Швейцарии. В Вале находится гидрокомплекс Клезон-Диксенс который производит примерно четверть всего электричества Швейцарии.
Достопримечательности
- [www.musee-saint-bernard.ch/ Музей] Сенбернар
- Маттерхорн
- Горы Аллалинхорн и Миттелаллалин — на последней расположены самый высокий в мире вращающийся ресторан[en] [2] и самый высокий в мире фуникулёр[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Вале (кантон)"
Примечания
- ↑ Словарь географических названий зарубежных стран / отв. ред. А. М. Комков. — 3-е изд., перераб. и доп. — М. : Недра, 1986. — С. 67.</span>
- ↑ [www.saas-fee.ch/en/drehrestaurant/ Revolving Restaurant Allalin] (англ.) (нем.) (фр.) (кит.) на сайте saas-fee.ch
- ↑ Феликс Гросс. [books.google.ch/books?id=f6QaHszWPrQC&printsec=frontcover&hl=fr#v=onepage&q&f=false Seilbahnlexikon: Technik, Relikte und Pioniere aus 150 Jahren Seilbahngeschichte] (2011), стр. 51
</ol>
Ссылки
- [www.vs.ch Официальный сайт кантона Вале] (фр.) (нем.)
- [www.matterhornstate.com Туристическая организация кантона]
- [home.valaisinfo.ch/photo/search.asp Photo database]
|
Это заготовка статьи по географии Швейцарии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Вале (кантон)
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
