Хоффманн, Вольф
Вольф Хоффманн Wolf Hoffmann | |
Вольф Хоффманн с Accept на концерте в поддержку Blood of the Nations | |
Основная информация | |
---|---|
Дата рождения |
10 декабря 1959 (64 года) |
Место рождения | |
Годы активности |
с 1976 по настоящее время |
Страна | |
Профессии | |
Инструменты | |
Жанры | |
Коллективы |
Вольф Хоффманн (нем. Wolf Hoffmann; 10 декабря 1959, Майнц, Германия) — известный немецкий гитарист и композитор, бессменный участник хэви-метал группы Accept.[1] Кроме того, является профессиональным фотографом.
Содержание
Биография
Вольф Хоффманн родился 10 декабря 1959 года в Майнце, Германия и в 1965 году переехал с семьёй в Вупперталь. Его отец был профессор химии и работал на компанию Bayer. Мать была домохозяйкой. Ожидалось, что по окончании гимназии Вольф поступит в университет и будет занят приличной работой. Как он стал гитаристом в рок-группе, Хоффманн и сам не знает.
«Я вырос в учёном семействе, получая хорошее, если не наилучшее образование. И ожидалось, что я проступлю в университет и стану юристом по брачным делам, инженером или может быть физиком. Так что же случилось? Я не рос в сиротском приюте или с приемными родителями, которых я ненавидел. Я не был из рабочего района, но почему то закончил тем, что играю рок'н'ролл или, что ещё хуже, хэви-метал! И это было даже не из-за чего-то такого, типа „в-тот-день-когда-я увидел-Beatles-на-шоу-Ed-Sullivan-я-понял-кем-я-хочу-стать“!»
Началось всё с того, что его друг стал играть на гитаре и показал пару аккордов Вольфу. Тому понравилось и он тоже решил освоить гитару. В отличие от многих рок-музыкантов, Вольф сразу понял, что самостоятельно ему с этим не справиться (образование и семейные устои давали о себе знать), и поэтому он начал брать уроки игры на акустической гитаре (электрогитару отвергла семья) у одного преподавателя, работающего на общественных началах. Около года он разучивал классические произведения, и, наконец, приобрёл электрогитару из фанеры, ценой что-то около 20 долларов. Подключал он её к старым ламповым радиоприёмникам, которые очень быстро выходили из строя, так что ему приходилось давать объявления о покупке таких раритетов.
Accept стала его первой командой (и последней, кстати). До этого он играл в группах, которые выдерживали по несколько репетиций. На тот момент Вольф не очень хорошо разбирался в теории музыки, впрочем, по его утверждению, он так никогда и не стал в ней разбираться, предпочитая играть интуитивно.
Во время его работы в группе Вольф всегда экспериментировал со звуком, пробовал различное оборудование и эффекты. Обычно в его распоряжении находилось два десятка гитар, причём Хоффманн опровергает устоявшееся мнение о том, что его любимая гитара — это Gibson Flying V.
«А хотите правду? Это забавная история. Гитара, которой я когда-либо едва пользовался в студии, это Flying V. Большинство думает, я с ней не расстаюсь. Но я главным образом использовал её на сцене, потому что это выглядит классно. Гитара хорошая, и звучание в порядке, но для студии есть гитары получше.»
Вольф Хоффманн также является профессиональным фотографом, и после распада Accept и до его воссоединения почти полностью посвящал своё время фотографии. На его [www.wolfhoffmann.com/ официальном сайте] нет ни слова о его музыкальной карьере. В связи с этим, Вольф Хоффманн не занимался сольной карьерой: на его счету только вышедший в 2000 году альбом Classical, содержащий гитарные обработки классических произведений, также он отметился на сольном альбоме Себастьяна Баха (ex-Skid Row). Кроме того, он записался на японском трибьюте Рэнди Роадсу (Randy Rhoads Tribute) на двух песнях, опять же с Себастьяном Бахом и Джо Линн Тёрнером.
По мнению самого Вольфа, самым интересным проектом, в котором он принимал участие именно как фотограф стала работа с Четом Аткинсоном и Лесом Полом. По заказу одного издательского дома, Вольф в домашней обстановке фотографировал гитары и другие личные инструменты музыкантов. Результатом фотосессии стала иллюстрированная книга — настоящее сокровище для коллекционеров и любителей гитар.
По версии [digitaldreamdoor.nutsie.com DDD] занимает 29 место среди лучших хэви-метал гитаристов, его соло в песне Head Over Heels занимает 60 место среди лучших хэви-метал соло.
В 2009 году британский журнал Classic Rock включил Вольфа в список величайших гитаристов всех времен.
С 2010 года Вольф Хоффманн вновь является гитаристом возрождённого Accept.
Дискография
Accept
- Accept (1979)
- I'm a Rebel (1980)
- Breaker (1981)
- Restless and Wild (1982)
- Balls to the Wall (1983)
- Metal Heart (1985)
- Russian Roulette (1986)
- Eat the Heat (1989)
- Objection Overruled (1993)
- Death Row (1994)
- Predator (1996)
- Blood of the Nations (2010)
- Stalingrad (2012)
- Blind Rage (2014)
Сольные работы
- Classical (1997)
- Headbangers Symphony (2016)
Себастьян Бах
- Bring ’Em Bach Alive! (1999)
Outrage
- Who We Are (1997)
Vengeance
- Back in the Ring (2006)
Музыкальные предпочтения
На музыку Вольфа Хоффманна большое влияние оказали классические композиторы (так, интерпретации классических произведений в песнях Accept появились по его инициативе), а также такие гитаристы как Ричи Блэкмор и Ули Рот.
Личная жизнь
Вольф Хоффманн женат на Габи Хауке, менеджере Accept, известной под псевдонимом Deaffy. Воспитывают дочь от предыдущего брака Габи.
Проживает преимущественно в Нэшвилле, штат Теннесси, США.
Напишите отзыв о статье "Хоффманн, Вольф"
Примечания
- ↑ [www.metal-archives.com/artists/Wolf_Hoffmann/21647 Информация о Вольфе Хоффманне] (англ.). metal-archives.com. Проверено 28 августа 2014.
Ссылки
- [accept-archive.ru/ Сайт об Accept]
- [wolfhoffmannmusic.com/ Сайт Вольфа Хоффманна]
- [www.metal-archives.com/artists/Wolf_Hoffmann/21647 Вольф Хоффманн на сайте Encyclopaedia Metallum]
|
Отрывок, характеризующий Хоффманн, Вольф
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.