Газеты в Германии в XVII веке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Газеты в Германии появились с изобретением в Германии в 1450-х годах Иоганном Гутенбергом печатного пресса, позволявшего размножать текст и изображения, не прибегая к услугам переписчиков. Свой современный облик газеты начали приобретать в XVI веке.

В 1609 г. в Европе, в немецком тогда Страсбурге, появился новый тип печатного издания – газета. К концу XVII в. в немецкоговорящих землях выходило 60-80 различных газет. Они, хоть и соответствовали понятию «газета» в современном смысле, всё же значительно отличались от газет XX века, не только внешне, но и содержанием.





Название

В современном немецком языке «газета» называется «Zeitung». В 17-м веке под словом «Zeitung» понималась любая новость, известие. Если говорили, что «я принёс тебе Zeitung», это значило, что «у меня для тебя есть новость». Для понятия же «газета» — печатных изданий нового типа — сначала использовались слова «Avisen» и «Relationen», которые позже были вытеснены современным словом «Zeitung».

Первая газета — 1605 г.

Долгое время шли споры, кто и где напечатал в Германии первую газету, и что вообще считать за газету. Современные исследования показали, что первой газетой была «Relation», которую издавал в Страсбурге — тогда ещё немецком — Иоганн Каролус (нем.) (Johann Carolus) с 1605 г. Это была первая печатная газета не только в Германии, но и в мире. Королусу пришла идея собирать различные известия о последних событиях, написанные от руки, которые поступали в город из различных источников, печатать их и издавать раз в неделю. Газета называлась «Relation aller Fürnemmen und gedenckwürdigen Historien» (Известие о всех важных и значительных историях).

Годом рождения европейской газетной периодики считается 1605 год. Первое издание появилось в Страсбурге, она начиналась словами «Relation: Aller Fürnemmen». Его редактором-издателем стал типограф Иоганн Каролус (нем.), ранее занимавшийся составлением рукописных газет. В январе 1609 года в городе Вольфенбюттель опубликована первая сохранившаяся до наших дней газета. Она называлась «Aviso». В ней были помещены новости из Кёльна, Антверпена, Рима, Венеции, Вены и Праги[1].

Проникшее в немецкую печать итальянское слово «avviso» свидетельствует о генетической связи между первыми немецкими еженедельными газетами и их венецианскими прообразами. Формат немецких изданий и форма подачи новостей также напоминают венецианские avvisi.

Следующие первые газеты

Второй известной до сих пор немецкой газетой была «Aviso», которую издавал в Вольфенбюттеле с 1609 г Юлиус Адольф (Julius Adolph) с сыновьями. В 1610 г появилась своя газета в Базеле, в 1615 — во Франкфурте, в 1617 — в Берлине, в 1618 — в Гамбурге. Особое распространение новая пресса получила во время Тридцатилетней войны (1618—1648). Считается, что в конце XVII века в немецкоговорящих землях выходило 60-80 газет[2]. Чаще всего они издавались в больших торговых городах; города с университетами играли второстепенную роль. За границей тоже стали появляться первые газеты: в Антверпене в 1618 г, в Лондоне в 1621, в Амстердаме в 1623, в Париже в 1631, в Лиссабоне в 1641. В России первая газета появилась в 1702[3].

Общее о газетах XVII века

Заголовками статей служили источники информации, например: «Из Рима». Известия были не систематизированы, а печатались в той последовательности, как они поступали в редакцию. Поэтому самые свежие новости находились в конце газеты. Если новости ещё не поступили, то об этом так и печатали. В начале 17-го века известие о событиях доходило до читателей в большинстве случаев спустя 2-4 недели, в конце 18-го века — во время французской революции — спустя 3-7 дней.

Известия передавались буквально и в 3-х из 4-х случаев без комментариев. Политические новости занимали примерно половину газеты. Среди них доминировали придворные новости. Источники информации — знатные дворы — давали через газеты известия для равных себе. Для них они были часто посредником в передачи информации, особенно для малых дворов, столь многих в Германии того времени, для которых газеты заменяли дорогостоящую свою сеть корреспонденции.

Тиражи газет были очень невелики. Так, франкфуртская газета в 1620-х выходила в 450 экземплярах. В среднем же газеты печатались в 350—400 экземплярах. Наибольшего тиража — в 1.500 — достигла гамбургская еженедельная «Wöchentliche Zeitung». При этом необходимо отметить, что сейчас считается, что каждую газету читало примерно 10 человек[4]: газеты лежали в кофейных домах и постоялых дворах, трактирах, специальных домах новостей (нем. Avisenbuden) и их публично зачитывали, даже в деревнях[5]. Это значит, что если тираж газеты был 400 экземпляров, то она достигала около 4000 читателей. Принимая во внимание размеры городов XVII в, это немало. Также считается, что в XVII веке примерно 1/4 — 1/5 взрослого населения знали о последних событиях из прессы, во время французской революции приблизительно каждый второй[4].

Галерея картинок

См. также

Напишите отзыв о статье "Газеты в Германии в XVII веке"

Примечания

  1. Майер И. Вести-Куранты 1656 г., 1660—1662 гг., 1664—1670 гг. Часть 2. Иностранные оригиналы к русским текстам. М., 2008. С. 26-27.
  2. Stöber, стр. 70.
  3. инофрмация из статьи в Википедии «Газета», раздел «История газет в России»
  4. 1 2 Stöber, стр. 72.
  5. Bösch, стр. 85-86.

Литература

  • Bösch, Frank: Mediengeschichte, 2011. — [books.google.de/books?id=AQUS5gTCTHUC&lpg=PA86&ots=k3In0fvLT2&dq=avisenbude&hl=de&pg=PA83#v=onepage&q=avisenbude&f=true читать в Гугл-книгах]
  • Stöber, Rudolf: Deutsche Pressegeschichte, von den Anfängen bis zur Gegenwart, 2. überarbeitete Auflage, 2005. — [books.google.de/books?id=CTuJbMmxCKIC&lpg=PA71&hl=de&pg=PA72#v=onepage&q&f=false читать в Гугл-книгах].

Отрывок, характеризующий Газеты в Германии в XVII веке

– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.