Герб Рязани

Герб Рязани
Детали
Утверждён	17 мая 2001
Корона	Шапка Мономаха
Щитодержатели	конь и грифон-феникс
Основание	золотое узорное («арабеска»)
Девиз	«Славная история - достойное будущее»
Прочие элементы	золотая церемониальная цепь
Ранние версии	29 мая 1779, 8 августа 1994, 27 января 2001
Номер в ГГР	172

Герб «муниципального образования — городской округ город Рязань» Рязанской области Российской Федерации — официальный символ города Рязани, его достоинства, исторического и административного значения, прав органов самоуправления муниципального образования — город Рязань.

Герб утверждён Решением Рязанского городского Совета № 183 от 17 мая 2001 года (с изменениями, внесёнными Решением Рязанской городской Думы № 345-I от 26 июня 2008 года) и внесён в Государственный геральдический регистр Российской Федерации под регистрационным номером 172.

Описание герба

Из положения о гербе муниципального образования – город Рязань (в редакции от 26 июня 2008 года):

В золотом поле стоящий Князь в червлёной (красной) епанче, скреплённой на груди золотой застёжкой, в зелёной шапке, платье, сапогах и серебряных штанах, держащий в правой руке серебряный меч, а в левой — серебряные ножны при таком же поясе; шапка и епанча оторочены чёрными соболями. Герб увенчан Шапкой Мономаха. Щитодержатели — серебряный с золотыми гривой и хвостом, чёрными копытами и червлёным языком конь и золотой с червлёным языком грифон, обременённый червлёными огнями («грифон — феникс») на золотом узорном подножии («арабеска»). Щит окружён золотой церемониальной цепью — должностным знаком главы муниципального образования — город Рязань. Девиз: «Славная история — достойное будущее» — начертан чёрными литерами на золотой ленте.

История герба

До начала XVII века символом Рязанской земли являлся конь, изображение которого дошло до наших дней на Большой государственной печати Ивана IV, датируемой примерно 1577—1578 годами. Среди печатей городов и земель российских там была представлена печать Рязанская — «идущий конь». В геральдике конь, не имеющий всадника или хотя бы узды, трактуется как «дикий конь».

Рязанские печати XVII века

Самое раннее появление князя (воина), как символа современного герба Рязани и Рязанской области, относится к началу XVII века. Рязанская эмблема, в виде изображения человека с мечом в правой руке и ножнами в левой, была вышита на «саадачном покровце» первого русского царя из династии Романовых Михаила Фёдоровича (после 1626 года), среди 12 изображений территориальных печатей (эмблем), окружавших государственный герб. Также, изображение рязанской эмблемы было внесено в «Росписи всем государевым печатям» 1626 года: «Печать Рязанская: человек, а у него в правой руке меч, а под ним земля». Символ Рязани — изображение человека с мечом, встречается и в описании гербового знамени, сделанного в середине XVII века (примерно 1666 год) по приказу царя Алексея Михайловича.

Герб Рязани в Царском Титулярнике 1672 года

В 1672 году был составлен «Царский титулярник», который часто называется первым русским гербовником. В Титулярник были включены эмблемы 33 «русских земель», в том числе и гербовая эмблема Рязани. Первый исследователь русской геральдики Лакиер А. Б. писал о Титулярнике: «здесь видна попытка отличить гербы красками, чего прежде не было». В том же виде рязанская эмблема перешла на Большую Государственную печать Петра I. Такое же изображение прототипа герба Рязани было размещено и в «Дневнике путешествия в Московию, 1698 и 1699 гг.» австрийского дипломата И. Г. Корба (1698—1699) на эскизе русской государственной печати.

Герб на знамени Рязанского пехотного полка

В 1703 году был создан Рязанский пехотный полк (название Рязанский получил в 1708 году). В 1712 году для Рязанского пехотного полка были изготовлены знамёна: одно белое с вензелем Петра I в окружении ветвей, остальные: «Желтыя, съ золотымъ изображеніемъ, въ верхнемъ углу, у древка, Русскаго Князя, съ обнаженнымъ мечемъ въ правой руке».

В июне 1728 года Верховный тайный совет издал указ о введении нового образца полковых знамён с государственным и городским гербами. В 1729 году под руководством обер-директора над фортификацией генерала Б. К. Миниха и при участии художника Андрея Баранова (живописца А. Д. Меншикова) был составлен Знамённый гербовник. 8 марта 1730 года новые гербы для полковых знамён были утверждены. Герб на знамени Рязанского пехотного полка имел следующее описание: «В серебряном щите, на жёлтом поле Русский Князь в красной епанче, в платье, сапогах, шапке с собольею опушкою, зелёных, держащий в правой руке меч, а в левой ножны и стоящий на зелёной земле». Герб рязанского полка изображался на щите серебряного цвета, в отличие от большинства полковых гербов, изображённых на золотом щите.

Герб Рязани 1779 года

29 мая (9 июня) 1779 года императрицей Екатериной II вместе с другими гербами городов Рязанского наместничества был Высочайше утверждён герб Рязани. В приложении к Закону № 14884 «Рисунки гербов Рязанского наместничества» указана более ранняя дата Высочайшего утверждения гербов — 29 марта (9 апреля) 1779 года.

Подлинное описание герба города Рязани гласило:

Городъ Рязань имҍетъ старый Гербъ. В золотомъ полҍ стоящiй Князь, держащiй въ правой рукҍ мечъ, а въ лҍвой ножны, на немъ епанча червленная, а платье и шапка зелёная, обложенная соболями.

Во всех гербах городов Рязанского наместничества, утверждённых в 1779 и 1781 годах (Раненбург), в верхней части размещалась часть герба Рязанского — «серебряной мечъ и ножны, положенные на крестъ, надъ ними зелёная шапка, какова на Князҍ въ Намҍстническомъ гербҍ». Новые гербы уездных городов Рязанской губернии (кроме Рязани) были составлены в герольдмейстерской конторе под руководством герольдмейстера статского советника А. А. Волкова.

В середине XIX века в российской геральдике была проведена геральдическая реформа Б. Кене. При его непосредственном участии был составлен и впоследствии, 8 декабря 1856 года, утверждён титульный герб Рязанской губернии. По указу Александра II в 1857 году город Рязань получил право увенчать свой герб «царской шапкой в виде венца Мономахова», как «древний русский город, бывший местопребыванием царствующих Великих Князей».

Герб Рязани в советское и постсоветское время

В советское время исторический герб Рязани в официальных документах не использовался, но его изображение появлялось на сувенирной продукции.

8 августа 1994 года Постановлением № 825 мэра города Рязани «О символике города Рязани» был восстановлен исторический герб Рязани в качестве официального символа города и принято Положение о гербе города Рязани, который имел следующее описание: «Герб города Рязани представляет собой изображение князя на золотом щите; на князе червлёная епанча, обложенная соболями и скреплённая на груди, зелёное платье и зелёная княжеская шапка, также отороченная соболями; платье подпоясано белым поясом, штаны на князе белые, сапоги чёрные; в правой руке князь держит серебряный меч, у левого бедра под рукой, упёртой в бедро — серебряные ножны». 6 августа 1997 года Рязанская Дума приняла Закон о гербе области, 11 августа того же года был утверждён герб Рязанского района. Гербы области и района были созданы на основе исторического герба Рязани. В 2000 году, по рекомендации Государственной геральдической комиссии, для обозначения статуса Рязани в композицию герба над щитом была добавлена шапка Мономаха. 27 декабря 2001 года, по решению городского Совета Рязани, герб муниципального образования — город Рязань был дополнен щитодержателями — серебряным с золотыми гривой и хвостом, чёрными копытами и червлёным языком конём и золотым с червлёным языком грифоном, обременённым червлёными огнями («грифон-феникс») на золотом узорном подножии («арабеска»). Щит герба стала окружать золотая церемониальная цепь — должностной знак главы администрации города Рязани.

28 июня 2001 года был объявлен конкурс на лучший проект девиза для герба муниципального образования — город Рязань. 26 декабря 2002 года был утверждён девиз герба Рязани «Славная история — достойное будущее» — начертан чёрными литерами на золотой ленте. Таким образом, сформировался полный вариант ныне действующего герба Рязани. Автором реконструкции исторического герба Рязани в качестве официальных символов города, а также Рязанского района и области является почётный гражданин Рязани художник Михаил Шелковенко.

В современной России были разработаны новые гербы для районов, городских и сельских поселений Рязанской области, в вольной части которых присутствует элементы герба Рязани — княжеская шапка в золотом поле.

См. также

• Флаг Рязани

Литература

• Фон Винклер П. П. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской Империи, внесенные в Полное Собрание законов с 1649 по 1900 год / Дозволено цензурою. С.-Петербург, 20 Июля, 1899 года. — Издание книготорговца Ив. Ив. Иванова. — СПб.: Типография И. М. Комелова, Пряжка д.3, 1899. — С. 26, 131. — 312 с.
• Соболева Н. А. и др. Геральдика и гербы старинных русских городов // Гербы городов России : альбом-справочник / Ин-т рос. истории РАН. — М.: Профиздат — Отечество, 1998. — С. 41-80.
• Рево О. Гербы городов Рязанской губернии // Наука и жизнь. — 1980. — № 1. — С. 97. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0028-1263&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0028-1263].

Ссылки

• [www.ryazangov.ru/ryazan/symbolism/gerb_ryazan/ Официальная символика Рязанской области]. Сайт Правительства Рязанской области.
• [www.ryazangov.ru/ryazan/symbolism/history/ История герба Рязани]. Сайт Правительства Рязанской области.
• [www.heraldicum.ru/russia/subjects/towns/ryazan.htm Герб Рязани]. Сайт «Heraldicum.ru. Гербы России».

Отрывок, характеризующий Герб Рязани

Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.