Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии
| Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии | |
| En duva satt på en gren och funderade på tillvaron | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Пернилла Сандстрём |
| В главных ролях |
Хольгер Андерссон |
| Кинокомпания |
Roy Andersson Filmproduktion |
| Длительность |
101 минута |
| Бюджет |
40 млн. крон |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«Го́лубь сиде́л на ве́тке, размышля́я о бытии́»[комм. 1] (швед. En duva satt på en gren och funderade på tillvaron) — чёрная комедия Роя Андерссона, удостоена высшей награды Венецианского кинофестиваля «Золотой лев». Фильм представляет собой заключительную часть трилогии, куда входят также картины «Песни со второго этажа» и «Ты, живущий».
Содержание
Название фильма
Режиссёр имеет в виду известное полотно Питера Брейгеля Старшего «Охотники на снегу», где можно увидеть сидящих на ветках дерева птиц, как бы созерцающих всю сцену[1]. «Птица, — размышляет Андерссон, — поражена тем, что сидящие под деревом охотники не видят хаоса, который неизбежно приближается.»[2].
Содержание
Действие фильма, состоящего из 39 трагикомических скетчей, разворачивается в неопределенной западноевропейской стране. Герои сменяют друг друга; основная сюжетная нагрузка приходится на странную пару — внешне слегка напоминающий зомби торговец бессмысленной утварью (клык вампира, «мешок со смехом» и страшная резиновая маска) и его умственно отсталый приятель. В фильме царит временной релятивизм; по словам известного кинокритика Валерия Кичина,
Миниатюры верны единому стилю и заторможенному ритму, но легко переносятся сквозь время то в пылкую юность ныне замороженных героев, то в эпоху Карла XII, прямо на коне заскочившего в попутный кабачок и там положившего глаз на смазливого русского бармена — непосредственно перед крахом под Полтавой[3].
Поэтика
Большинство составляющих картину эпизодов сняты в минималистском духе, на театральный манер, при помощи неподвижной камеры; мизансцены перекликаются с полотнами Эдварда Хоппера. В фильме присутствуют визуальные аллюзии на живопись Брейгеля, а также реминисценции из «Дон Кихота» Сервантеса и «Преступления и наказания» Достоевского. Поэтика фильма сродни театру абсурда Беккета[4].
Напишите отзыв о статье "Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии"
Примечания
- Комментарий
- ↑ Также известен как «Го́лубь сиде́л на ве́тке, размышля́я о жизни́».
- Источники
- ↑ [www.labottegadihamlin.it/cinema/10122-roy-andersson-a-pigeon-sat-on-a-branch-reflecting-on-existence.html Roy Andersson — A pigeon sat on a branch reflecting on existence. ]
- ↑ [www.arthouse.ru/news.asp?id=14724 Наталья Рощина. Предвкушения-2012. — Arthouse.ru, 12.12.2011]
- ↑ [www.rg.ru/2014/09/03/kinofestival-site.html Валерий Кичин. Четверг, наступивший в среду // Российская газета, специальный проект «71 Венецианский международный кинофестиваль»]
- ↑ [www.loudvision.it/www.loudvision.it/pigeon-sat-on-branch-reflecting-on-existence/ La recensione di Donato Elia]
Ссылки
- «Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/va-pigeon-sat-on-a-branch-reflecting-on-existence-v603378 «Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни»] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/en_duva_satt_pa_en_gren_och_funderade_pa_tillvaron/ «Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
|
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
