Гриценко, Ефим Дмитриевич

Ефим Дмитриевич Гриценко
Дата рождения	1 мая 1908(1908-05-01)
Место рождения	с. Шабалинов, Коропский район, Украина
Дата смерти	26 апреля 1945(1945-04-26) (36 лет)
Место смерти	Берлин, Германия
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1930—1937; 1941—1945
Звание	гвардии
Часть	117-й гвардейский стрелковый полк
Командовал	117-й гвардейский стрелковый полк 39-й гвардейской стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
Автограф

Ефим Дмитриевич Гриценко (1 мая 1908 — 26 апреля 1945) — командир 117-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта. Гвардии подполковник. Герой Советского Союза (1945).

Биография

Ефим Дмитриевич Гриценко родился 1 мая 1908 года в селе Шабалинов ныне Коропского района Украины в многодетной украинской семье. В 1914 году родители с девятью ребятишками переезжают в Сибирь на вольные сибирские земли. Энергичный Ефим становится комсомольским вожаком. После окончания кратких партийных курсов в Новосибирске работает секретарём Каргатского райкома комсомола, откуда в 1930 году призывается в Красную армию. Оканчивает курсы политруков. За семь лет прошёл путь от курсанта артполка до военкома. После демобилизации с 1937 года и до призыва на фронт в начале сентября 1941 года жил с семьёй в Маслянино, работал заведующим отделом пропаганды и агитации райкома ВКП(б) и заместителем редактора районной газеты «Социалистическое льноводство».

Личность незаурядная. Заметный политработник, талантливый журналист до войны и одарённый военачальник в годы кровопролитных сражений. Е. Д. Гриценко прошёл с боями от Северного Донца через всю Украину и Польшу до Берлина. Гриценко воевал под Ржевом, Орлом, Одессой, на Днестровском плацдарме. Форсировал Днепр, Буг, Днестр, Одер, Шпрее. Ефим Дмитриевич Гриценко — кавалер двух орденов Красного Знамени, орденов Богдана Хмельницкого, Александра Невского и Красной Звезды.

Передовой 117-й гвардейский стрелковый полк этой дивизии под командованием полковника Ефима Дмитриевича Гриценко вступил в ожесточённую схватку с кадровыми подразделениями противника и батальоном фольксштурма, которые стремились всеми силами добиться какого-либо успеха. Они бросались в контратаки из засад, устроенных на пологих западных скатах Зееловских высот, открывали пулемётный огонь из тщательно замаскированных укрытий, которые уже прошли наши войска, бросали гранаты и фаустпатроны из домов и различных построек, стоящих возле дорог и переездов. Полковник Гриценко нашёл способ борьбы с такой тактикой врага. Он отказался от лобовых атак населённых пунктов и узлов обороны. Батальоны полка повзводно и поротно с миномётами и лёгкими орудиями через перелески, окольными путями пробирались в тыл и на фланги подразделений противника и навязывали невыгодный ему бой.

Моральное превосходство было на стороне советских воинов, и хотя соотношение сил на этом участке было не всегда в пользу полка Гриценко, гитлеровцы не выдерживали напора — сдавались в плен или панически отступали. Только за один день боя полк захватил около 100 пулемётов, 107 автомашин с различными военными грузами, взял в плен 315 солдат и офицеров.

— В.И. Чуйков. От Сталинграда до Берлина

«В период боёв по форсированию реки Вислы гвардии подполковник Гриценко умело руководил полком, в результате чего полк организованно форсировал реку на подручных средствах, быстро захватил плацдарм на левом берегу, отбив все яростные атаки противника. Несмотря на сильную оборону гитлеровцев, полк Гриценко продвинулся с боями на 17 километров, первым выполнил поставленную командованием задачу. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года гвардии подполковник Гриценко был награждён орденом Богдана Хмельницкого II степени.

Во время боёв на территории Германии гвардии подполковник Гриценко проявил особый героизм, мужество, мастерство и грамотность в управлении частью. За период с 17 по 25 апреля 1945 года полком, которым командовал Гриценко, уничтожено 1500 гитлеровских солдат и офицеров, 8 танков, 42 пулемёта, 24 орудия разных калибров, 36 автомобилей, захвачено 415 автомашин и 29 железнодорожных вагонов, 24 военных склада, завод химических приборов, 32 моторных лодки, взято в плен 315 солдат и офицеров противника».

— Из воспоминаний командира войсковой части п. п. 38865 гвардии генерал-майора Синчука и начальника политотдела гвардии полковника Тимошенко.

Подвиг

Под командованием Гриценко 117-й гвардейский стрелковый полк 39-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта одним из первых ворвался в фашистское логово — Берлин 23 апреля 1945 года. Гвардейцы наступали к центру Берлина с юга. В их задачи входило форсирование Тельтов-канала, который прикрывал путь к аэродрому Темпельхоф, одному из последних, упорно сопротивляющихся плацдармов врага. Его окружали каналы, наполненные водой, зенитные части и отборные отряды войск СС, танки. Это была последняя точка, с которой противник делал вылеты. На северном берегу канала немцы приспособили для укреплений траншей железобетонные доты, врытые в землю танки. В подземных ангарах аэродрома стояли полностью заправленные самолёты. Возле них круглые сутки дежурили экипажи — лётчики и штурманы, которым доверялась переброска Гитлера, Геббельса, Бормана.

Для продвижения по кварталам Берлина Гриценко принял решение делать проломы в стенах домов. Бойцы полка передвигались от дома к дому, протаскивая через них лёгкие орудия и миномёты. Выбивая противника из укрытий, бойцы 117-го гвардейского стрелкового полка уничтожили 8 танков, 24 орудия разных калибров, 40 пулемётов и миномётов, 36 автомашин и полторы тысячи гитлеровцев.

Полку Гриценко было приказано штурмовать аэродром Темпельхоф. Вся имеющаяся артиллерия обстреливала аэродром и подземные ангары. Первые цепи наступающих напоролись на кинжальный, убийственный огонь эсэсовцев, прижались к земле… Гриценко повёл бойцов в атаку. Вражеская пуля сразила боевого командира.

К полудню 26 апреля аэродром и весь аэропорт Темпельхоф с ангарами и узлами связи, включая главное здание «Флюггафен», оказался в наших руках. Вместе с этой радостной вестью пришла и горестная: погиб командир 117-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Ефим Дмитриевич Гриценко, умный, волевой и завидной храбрости человек. Молчаливый, широкий в плечах, стройный, с ясным взглядом, он и сейчас стоит перед моими глазами. Он погиб в ночь на 26 апреля, но сообщили мне об этом только на следующий день. Видно, товарищи не верили, не хотели верить, что погиб Ефим Дмитриевич. Не хотел верить в это и я…

… Прощай, боевой товарищ. Ты вечно будешь жить в нашей памяти. Гвардейцы твоего полка продолжают двигаться вперед. Там, в центре Берлина, мы воздвигнем памятник героям штурма, и на его граните среди других имён будет высечено твоё имя

— «Конец третьего рейха», В.И.Чуйков.

Шли последние дни войны. Конечно, не хотелось умирать! И как страшно было видеть смерть погибающих рядом товарищей! Моего любимого командира полка — подполковника Гриценко немецкий снайпер «снял» в Тиргартен-парке. Мы положили его на шинель и понесли к знамени, которое водрузили. Впервые в жизни я плакал…

— Из воспоминаний ветерана 39-й гв. сд А. В. Ситцева.

За мужество и героизм, проявленные в боях за город Берлин, гвардии подполковник Гриценко Ефим Дмитриевич указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года удостоен звания Героя Советского Союза.

Похоронен на мемориальном комплексе павшим советским воинам в Тиргартене (Берлин).

Награды и звания

• Звание Герой Советского Союза ( посмертно).Указ Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года:
  • Орден Ленина,
  • Медаль «Золотая Звезда».
• Орден Красного Знамени.
• Орден Красного Знамени.
• Орден Богдана Хмельницкого II степени.
• Орден Александра Невского.
• Орден Красной Звезды.
• Другие медали СССР.

Память

Внешние изображения
	[www.warheroes.ru/content/images/monuments/pamyatn/GricenkoEfimDmitr_pam-znak-Alleya-ger_Korop.JPG Памятный знак в п. Короп]

• Обелиск в пос. Маслянино Новосибирской области.
• Улица в пос. Маслянино Новосибирской области.
• Памятный знак в пос. Короп Черниговской области.
• Имя Е.Д. Гриценко увековечено на Мемориале павшим советским воинам в Тиргартене (правая плита).

См. также

• 117-й гвардейский стрелковый полк.
• 39-я гвардейская стрелковая дивизия.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• [sovsibir.ru/index.php?dn=news&ye=2010&to=art&id=3274 Газета «Советская Сибирь»]
• [www.1tv.ru/news/social/153007 Исторический цикл «Время Победы» на 1 канале]
• Ветровская О. Какой богатырь остался в немецкой земле: [о герое-земляке Е. Д. Гриценко] / О. Ветровская // Маслянинский льновод.-2000.- 5 мая.- С. 7.
• Грачева Л. Комиссар: [о Е. Д. Гриценко — Герое Советского Союза, погибшем 25 апреля 1945 года при штурме Берлина] / Л. Грачева // Маслянинский льновод.- 1979.- 18 мая.- С. 3.
• Гриценко Ефим Дмитриевич // Маслянинский мемориал: Маслянинский мемориальный комплекс / авт.-сост. А. И. Перфильев. — Маслянино, 1987.- С. 42.
• Губарева Т. О герое-земляке: [Е. Д. Гриценко] / Т. Губарева // Маслянинский льновод.- 1975.- 24 мая.- С. 2.
• Командир гвардейского полка: Гриценко Ефим Дмитриевич // Звезды доблести ратной: о Героях Советского Союза — новосибирцах / сост. А. К. Адамов, Е. Д. Головин, Л. М. Живоглядова.- 2-е доп. изд.- Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1986.- С. 92-94.
• Никифоров П. Легендарный земляк: [о Герое Советского Союза Е. Д. Гриценко] / П.Никифоров // Маслянинский льновод.- 1985.- 22 февраля.- С. 2.
• Никифоров П. Легендарный земляк: [о Е. Д. Гриценко] / П. Никифоров // Маслянинский льновод.- 1981.- 14 февраля.- С. 2,4.
• Перфильев А. И. Война опалила мирные крыши: Гриценко Ефим Дмитриевич / А. И. Перфильев // Вставай страна огромная: о боевом и трудовом подвиге маслянинцев в годы Великой Отечественной войны / А. И. Перфильев.- Маслянино: общество «Знание», 1991.- С. 7.
• Перфильев А. И. Герои Советского Союза: Гриценко Ефим Дмитриевич / А. И. Перфильев // На отрогах Салаирского кряжа: крат. ист. очерк к 70-летию Маслянинского района, 1924—1994 / А. И. Перфильев.- Новосибирск: общество «Знание», 1994.- С. 105.
• Ушакова Т. «Война — величайшее испытание…»: [о Е. Д. Гриценко] / Т. Ушакова // Маслянинский льновод.- 2008.- 2 мая.- С. 10.
• Ушакова Т. «Я вернусь… В этом нет сомнений»: [воспоминания Смирновой Раисы Ефимовны о своем отце Е. Д. Гриценко] / Т. Ушакова // Маслянинский льновод.- 2007.- 18 мая.- С. 11.
• Морозов А. В. 39-я Барвенковская. - М.: Военное изд-во МО СССР,1981.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6872 Гриценко, Ефим Дмитриевич]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 17 августа 2011)

• [www.podvignaroda.ru/?n=150008216 Наградной лист на присвоение звания «Герой Советского Союза».Сайт «Подвиг народа»]
• [www.1tv.ru/news/polit/153007 Исторический цикл «Время Победы». 25 апреля 1945 года – 1404-й день войны. // 1-й канал]
• [www.sovsibir.ru/index.php?dn=news&ye=2010&to=art&id=3274 «Я вернусь, в этом нет сомнений…» // «Советская сибирь» № 77 (26199) от 29.04.10]

Отрывок, характеризующий Гриценко, Ефим Дмитриевич

Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.