Две судьбы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Две судьбы
Жанр

мелодрама

В ролях

Дмитрий Щербина
Екатерина Семёнова
Анжелика Вольская
Александр Мохов

Композитор

Туманова Ирина

Страна

Россия Россия

Количество серий

56

Производство
Режиссёр

Краснопольский, Владимир Аркадьевич
Усков, Валерий Иванович

Сценарист

Елена Караваешникова
Семён Малков
Алексей Зернов
Валентин Донсков
Аркадий Казанцев
Ольга Шевченко
Иван Попов
Майя Шаповалова
Мария Ладо

Хронометраж

52 мин.

Трансляция
Телеканал

ТВС (2002),
Первый канал (2003, 2005, 2006, 2008),
7ТВ (2011),
Страна

На экранах

с 14 октября по 5 ноября 2002 (1-й сезон)
с 29 августа по 20 сентября 2005 (2-й сезон)
с 13 марта по 28 марта 2006 (3-й сезон)
с 1 сентября по 18 сентября 2008 (4-й сезон)

Ссылки
IMDb

ID 3723352

«Две судьбы» — российский телесериал 20022008 годов, снятый режиссёрами Владимиром Краснопольским и Валерием Усковым по одноимённым книгам Семёна Малкова. Насчитывает 56 серий. Производство компаний «Телефильм» и «Народное кино» по заказу Правительства Москвы. Музыку написал композитор Владимир Комаров, песни исполнили Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев («Ты Помнишь Ночь»); Наталья Сидорцова и Владимир Дыбский («Любовь нельзя терять»). Издание на 4 DVD (5-я зона) и на 6 VHS последовало в 2003 году, издатель: «Первая видеокомпания».

Сериал состоит из четырёх сезонов:

  • 1-ый сезон — «Две судьбы» (2002, 20 серий);
  • 2-й сезон — «Две судьбы. Голубая кровь» (2004, 14 серий);
  • 3-й сезон — «Две судьбы. Золотая клетка» (2005, 10 серий);
  • 4-ый сезон — «Две судьбы. Новая жизнь» (2008, 12 серий).

Планировалось также проведение съёмок пятого сезона по книге Малкова под названием «Две судьбы. Похищение» (книга вышла в 2010-м году). Проект не был реализован.





Две судьбы

Сюжет

Шестидесятые годы. Две деревенские подруги, Вера и Лида, мечтают выйти замуж, уехать в Москву. У Веры уже есть ухажёр, местный член сельсовета Иван, но она знакомится с аспирантом Степаном, приехавшим из Москвы на практику, между ними возникает любовь. Лида, завистливая и расчётливая, тоже влюблённая в москвича, подставляет подругу, в результате Степан бросает Веру, не выяснив обстоятельств. В отчаянии Вера, ждавшая ребёнка от возлюбленного, выходит замуж за Ивана и уезжает впоследствии с ним в Москву. Лида также едет в Москву к Степану, они женятся. У обеих пар вскоре рождаются дочери.

Спустя 5 лет судьбы семей снова пересекаются, так как дочери бывших подруг ходят в один детский садик, в котором Лидия работает заведующей. Вера с мужем живут в достатке, Иван продвигается по партийной линии, и занимает значимый пост. Лидия со Степаном живут намного скромнее, его не интересуют чужие лавры, и он с головой уходит в научную деятельность. Вскоре муж для Лиды становится пустым местом, у неё появляется любовник Василий. Когда завистливая Лида догадалась, что Света — дочь Степана, она начинает шантажировать этим Веру, и, за молчание, требует вознаграждения в виде отдельной квартиры, которой она добивается за счёт невольного давления Веры на Ивана. Вскоре Лидия уходит от Степана, забрав дочь.

Спустя ещё 15 лет Надежда — чемпионка по плаванию — случайно спасает Светлану из тонущей лодки. Они становятся подругами, своевременно вспоминая, что дружили в детстве. Света получает музыкальное образование и встречается с потомком семьи военных Михаилом Юсуповым, но в неё влюблен сокурсник Марк. Надежда же влюблена в спортсмена Константина, но из-за своей ветрености и постоянных потаканий матери «удачно выйти замуж» связывает свою судьбу с сыном партийного работника Олегом, которого абсолютно не любит. Любовник Лиды, Василий, внезапно умирает, сама она начинает выпивать от тоски и одиночества. На скорой свадьбе дочери Степан узнаёт от пьяной Лиды секрет Веры, он решает выяснить всё сам и встречается с ней. Вера подтверждает факт того, что Светлана его дочь. Подруги и рады, и шокированы тем, что они — родные сёстры по отцу. Надежда с мужем уезжает в Париж, Светлана провожает Михаила в Афганистан (его как военного юриста отправляют по работе для выяснения некоторых обстоятельств). В чужой стране Миша пропадает без вести, а Светлана после единственной ночи перед отъездом остаётся в положении. Вскоре у неё рождается сын — Петя, и мать Михаила, тяжело больная, перед своей смертью передаёт Свете семейные драгоценности Юсуповых для будущего наследника. Светлана узнаёт, что за неё в театре хлопочет Марк, и сначала отвергает его. Но Марку через некоторое время приходит письмо от Миши, и он, понимая, что тот попал в плен к афганским талибам, сжигает письмо, солгав Свете о смерти Миши. В безвыходной ситуации, Светлана всё-таки выходит за Марка замуж.

Наступают 1990-е, и Ивана под видом самоубийства убирают с партийной верхушки. Светлана с Марком растят сына. Надежда замужем за Олегом ведёт распутную, но печальную жизнь, не видя в нём мужчины. Вскоре они разводятся, и она возвращается в Россию на поиски своего идеала. Мать Надежды Лидия умирает от алкоголизма. Вера и Степан после долгих раздумий решают жить вместе, огонь любви не смог погаснуть в обоих сердцах. Находится Михаил, он приезжает в Москву и встречается с Марком, но Марк лжёт ему о том, что Света якобы утратила к нему свою любовь. Разгневавшись, Миша уезжает в Сибирь. Надежда случайно знакомится с богатым бизнесменом Борисом Бутусовым. Готовясь выйти за него замуж, она неожиданно встречает свою первую любовь — Константина. Бутусов, узнав об измене, жестоко расправляется с обоими. Не справившись с собственной ложью, вызванной безумной к Свете любовью, Марк вскоре понимает, что отношения не взаимны, и вскрывает себе вены. Михаил узнает, что у него есть сын, и возвращается в Москву. Однако попадает в больницу из-за теракта. Света навещает Мишу, и постепенно восстанавливает в нём доверие. Вскоре они становятся одной семьёй.

В ролях

Две судьбы. Голубая кровь

2-й сезон телесериала «Две судьбы», являющийся его продолжением, снятый в 2004 году. Создан ООО «Компания „Телефильм“» по заказу Первого канала. Авторы сценария: Мария Ладо и Семён Малков. В том же году был издан на 4 DVD и на 4 VHS «Первой видеокомпанией».

Сюжет

Бутусов понимает, что прокололся с убийством дочки профессора Розанова Надежды, и велит сподручникам найти женщину, похожую на Надю как две капли воды. Бандиты находят в одном из борделей Кипра девушку по имени Оксана Горленко, и шантажом заставляют ту выдать себя за неё Степану, отправив «отцу» телеграмму из Бразилии. Тем временем Михаил Юсупов, устроившийся работать в органы по возвращении из Сибири, заводит уголовное дело на самого Бутусова. Он подсаживает в машину к одному из сподручников Бутусова своего человека, но дело заходит в тупик, когда узнаётся, что «Надежда» найдена и проживает в Рио-де-Жанейро. На Оксану же сваливается куча проблем. Старый патрон делает из девушки рабыню, пользуется ей как хочет и избивает её, зная, что в полицию она обратиться не сможет. Она решается на побег и устраивается работать уборщицей в туркафе, где русский турист помогает ей вернуться в Москву. В Шереметьево Оксану совершенно случайно замечает бывший муж Надежды Олег Хлебников, принимая её за Надю. Он отвозит Оксану в Мытищи, где вскоре понимает, что обознался: в доме Горленко живут родители Оксаны и её сын Митя. Позже он рассказывает об этом Михаилу, у которого появляется возможность довести дело до конца. Но об этом узнают и люди Бутусова. Они приезжают ночью, сжигают дом и похищают Оксану, оставив в живых лишь сына. Олег первым узнаёт о похищении и забирает Митю к себе домой. Михаил возобновляет дело и выходит на коттедж Бутусова, в котором находят труп Нади. Он предлагает Бутусову ва-банк: закрытие всех дел в обмен на показания об убийстве Надежды Розановой. Бутусов меняет свою фамилию и вместе с якобы женой Оксаной покидает Россию. Семья Розановых оплакивает смерть Нади, но грустное событие вскоре сменяется радостным: у Михаила рождается двойня, и девочкам-близняшкам дают имена Надя и Оля. Митя дружится с сыном Юсупова Петей, ребята находят много общего. Олег, поняв, что Оксана уехала ради сына, решает оформить опекунство над Митей. Детей отдают в секцию по дзюдо, куда они ходят вместе на протяжении десяти лет.

Теперь Пётр Юсупов — студент геофака, вместе с ним учится поступивший по блату сын нефтяного магната Кирилл Слепнёв — сибарит, которому безразлично образование. Одновременно узнаётся судьба семьи Волошиных: Василия, Анны и их взрослой дочери Дарьи. Петя занят учёбой, ему не до девушек и не до вечеринок, тем более, что в какой-то момент, он, всё-таки согласившись прийти на вечеринку одной сокурсницы, застаёт там Кирилла за употреблением кокаина. Кирилл, в свою очередь, приглашает Юсупова к себе на семейный ужин и представляет его родителям. Отец предлагает Кириллу брать пример с Петра. Наркоделец и приятель Кирилла Алик (Альберт) случайно знакомится с Дашей Волошиной в одной из художественных галерей. Он знакомит её с Кириллом. Позже Кирилл приглашает к себе домой Дашу, туда же приходит и Петя. Между ними возникает любовь с первого взгляда. Алик способствует трудоустройству Даши в модельном агентстве. Петя приглашает Дашу к себе домой и знакомит со своими родителями. Алик сообщает Кириллу об их отношениях, и Кирилл решает во что бы то ни стало «заполучить» Дашу. Тем временем находится Оксана, которая звонит матери Олега и просит разговора с Дмитрием. Мать категорически отказывает, и говорит, что Митю ей больше не отдаст.

Дашей интересуются модельеры Парижа и предлагают ей там работу. Но Даша не может бросить Юсупова, несмотря на то, что он не относится к идее отрицательно. Даша приглашает Петю к себе домой для знакомства с родителями, но они оказываются одни и проводят ночь вместе. Тем временем подруга Кирилла за деньги подбрасывает Пете в портфель пачку кокаина. Даша думает, что Петя подсел на наркотики, и рвёт с ним отношения. В семье Юсуповых в это, тем не менее, не верят. Пётр решает выступить перед сокурсниками, честно расспросив каждого, считают ли они его наркоманом. Отец Кирилла узнаёт, что сын подставил Юсупова, и давит на него, чтобы тот рассказал правду. Именно по его наставлению Петю оставляют в институте. Петя ищет разговора с Дашей, постоянно названивает ей. Она же внезапно решается на поездку в Париж. Узнав об этом, Петя покупает ювелирное кольцо, уезжает за ней и в Париже делает девушке предложение. Даша, наконец, верит намерениям Пети, и они вместе возвращаются в Москву. Родители Петра настроены против его скоропалительной свадьбы с Дашей. Они считают, что Петя ещё не встал на ноги, несмотря на то, что Даша теперь финансово обеспечена. Зато родители Даши дают своё согласие. Петя обращается за помощью к своим дедушке с бабушкой, и Степан настоятельно просит Михаила уступить. Юсупов же старший пытается оправдать своё решение учёбой сына на геофаке, а Вера напоминает Степану про их собственные юношеские отношения. Кирилл решается на новый план: напоить Дашу снотворным, а после раздеть и уложить в постель, инсценируя тем самым измену перед Петром. Он приглашает Дашу на свой день рождения.

К Пете Юсупову из армии приезжает друг детства Дмитрий. Петя рассказывает ему про свои отношения с Дашей. Кирилл готовится к вечеринке, на которой всё-таки приводит в действие свой план. Дело заканчивается полной ссорой Пети и Даши. Сама она ничего не помнит, и думает, что Пётр просто приревновал её к Кириллу. В гневе Пётр напивается, а затем рассказывает всё своим родителями и Дмитрию. Митя советует Пете забыть Дашу. Вместе они решают уехать в тайгу к родственнику Волошиных Фомичу, чтобы поработать там старателями на золотом прииске. Кирилл же пользуется моментом и приходит свататься к родителям Даши. Пётр решает в последний раз позвонить Даше, но трубку снимает её мать. В результате разговор не состоится и друзья уезжают на Алтай.

В ролях

Две судьбы. Золотая клетка

3-й сезон телесериала «Две судьбы», являющийся его продолжением, снятый в 2005 году.

Сюжет

Пётр и Дмитрий приезжают к Фомичу на прииск, где также знакомятся с его внучкой Клавой. Вместе с Фомичом Юсупов находит прииск глубоко в горах, но по стечению обстоятельств Фомич умирает, и Пётр должен самостоятельно пройти тайгу, чтобы вернуться назад в деревню. Обессилев, он падает в реку без сознания, и поток уносит его прочь. Тем временем Дарья продолжает избегать Кирилла и пытаться объясниться с родителями Петра, которые ничего не хотят знать. Тем не менее, её отец Василий, командир МЧС, находит Петра у берега в результате долгих поисков, и докладывает об этом Михаилу. Михаил срочно прилетает на Алтай, где знакомится с Василием. Пришедший в себя Пётр рассказывает своим друзьям о прииске, и они решают обратиться к знакомому сдельщику Льву Яневичу. Его дочь Юлия влюбляется в Петра при их общей встрече. Яневич соглашается помочь Петру «раскрутить» приисковое дело, но взамен настаивает на отношениях Юсупова со своей дочерью. Дело же оказывается непростым, потому как новоиспечённая фирма тут же попадает под давление некоего «Сибирского соболя», требующего в регионе нереальные налоги. Пётр собирается отказать Яневичу во всём, не соглашаясь на его условия. Тем не менее, положение меняется, когда глава «Соболя» Козырев — он же Бутусов — решается похитить сына Яневича Даниила для шантажа отца.

Оксана Горленко, теперь долголетняя супруга Бутусова, наконец встречается со своим сыном. Но Дмитрий, под впечатлением бабушки, считает, что его мать бросила его ради какого-то толстосума, и избегает разговора с ней. Оксана решается на отважный поступок: выкрасть из сейфа Бутусова все документы об его прошлом. С её помощью Михаил Юсупов возобновляет старое дело, на сей раз у него достаточно доказательств для шантажа самого Бутусова. Но Бутусов оказывается хитрее и переводит все стрелки на свою супругу. Доказательство смерти Надежды — теперь единственное, что может её спасти. Тем временем олигархи убивают отца Кирилла Слепнёва, и его мать вскоре уходит жить к своему любовнику, который, недолго думая, обворовывает её и выкидывает вон ни с чем. Кирилл подсаживается на героин и встречается с теперь богатым Петром, поочерёдно требуя у него денег. Деньги идут на в основном проигрыши в казино. Те выигрыши, которые остаются, у Кирилла забирает влиятельная компания. В гневе на всех он приходит к Дарье под воздействием наркотиков, и закатывает той скандал. В результате скандала Даша нервничает и за рулём попадает в аварию, оказавшись в больнице. Пётр бросается навестить её, но даёт знать, что им уже не быть вместе, так как он обещал жениться на дочери Яневича, и своё обещание не сдержать не может.

Кирилл находит в тайнике своего дома пистолет отца, и предлагает Альберту убить Юсупова в момент свадьбы за вознаграждение. Альберт соглашается на преступление, но в последний момент он неловко целится и попадает в Юлю. При задержании Альберт ссылается на Кирилла, и того вскоре арестовывают как зачинщика убийства Юсупова. Михаилу удаётся обезвредить Бутусова и спасти сына Яневича, вызвав спецподразделение. Теперь Бутусов сам готов во всём признаться ради того, чтобы избежать расправы «своих», но оказывается поздно. Оксана возвращается к сыну, который намеревается сделать предложение Клаве. Но будущую судьбу Дмитрия до сих пор не разделяет его неродная бабушка — мать Олега, которая не хочет, чтобы внук женился на провинциалке. Оксане, самой будучи провинциалкой, приходится пойти на многое, чтобы убедить свою незаконную свекровь, и та, в конце концов, одобряет брак. На свадьбе Пётр обещает помочь селу Фомича материально, восстановив заброшенную церковь на средства с прииска. Через некоторое время он получает письмо от Кирилла, и встречается с ним в колонии. Кирилл просит о помощи, Пётр же не отказывает, обещая, что поможет, как только Кирилл отбудет срок. Заинтересовавшись судьбой отца Дарьи, Пётр с помощью своего отца помогает тому восстановить свои ордена и медали, вместе со званием. Волошин в то же время рассказывает об этом своей дочери, и та приезжает к Петру на работу. Их отношения восстанавливаются, и вскоре пара решает пожениться. На сей раз никто и ничто им уже не препятствует, и свадьба происходит в восстановленной церкви, в присутствии близких и друзей обеих семей.

В ролях

Две судьбы. Новая жизнь

4-ый сезон телесериала «Две судьбы», являющийся его продолжением, снимался и вышел в 2008 году. В отличие от предыдущих сезонов, «Новая жизнь» содержит множество отступлений от романа Малкова «Обман».

Сюжет

Проходит три года после событий предыдущей части. Супруги Дарья и Пётр теперь живут в Троицке, где Юсупов только что занял ответственный административный пост, и в жизни у них всё ладится. Пётр берётся за восстановление троицкой турбазы "Бодайбо" вместе с другом, но вскоре выясняется, что не всё так просто. В это же время из тюрьмы возвращается отбывший заключение Кирилл Слепнёв, и ищет встречи с Петром. По стечению обстоятельств, Юсупов и Горленко задерживаются в долине турбазы на несколько дней, а за Дарьей начинает ухаживать коллега её мужа. Юсупов узнаёт, что часть недвижимости возле турбазы изначально предназначалась для переселения жителей деревни Вербень, но в свете троицких махинаций исчезла из бумаг. Глава городской администрации Колесников, пытаясь "замять" дело, дарит Юсупову ключи от одного из коттеджей. В ответ на это Пётр обращается в прессу, обещая раскрыть дело.

Погибает сокурсница Петра и Кирилла Инна, и на её поминках былые друзья встречаются снова. Слепнёв просит Юсупова помочь с работой, вспоминая его обещание, на что Пётр устраивает Кирилла работать своим ассистентом вопреки разногласиям с Дарьей. Кирилл знакомится с Дмитрием, его женой Клавой, а также с односельчанкой и подругой Клавдии Людмилой (Люсей), по характеру очень похожей на Лидию Розанову — такой же хваткой и дерзкой. Вместе со Слепнёвым Юсупов вникает в изучение дела об изъятом жилье, несмотря на предупреждения Колесникова. В какой-то момент оба попадают в организованную автокатастрофу, из которой Петра спасает Кирилл. Отношение Даши к нему внезапно меняется. Кирилл намекает, что организаторами аварии могут быть люди Колесникова, чего Пётр не исключает. На новогоднем балу Слепнёва знакомят с дочерью мэра Ларисой (Лорой), которая влюбляется в него. Но у Кирилла, как оказывается, уже появилась своя новая любовь.

Вскоре Юсупов обнаруживает, что следы строительных махинаций действительно ведут к самому Колесникову. Он делает Кирилла директором "Бодайбо", а сам с головой уходит в расследование. Кирилл с Люсей уезжают в Москву в командировку, где начинают транжирить бюджет турбазы на роскошь, выпивку и казино. Недолго думая, он рассказывает новой возлюбленной всё о своей прошлой жизни, затем раскрывает секрет — отомстить Юсупову. Обеспокоенная за жизнь своего мужа беременная Дарья никак не берётся сообщить ему о том, что совершила выкидыш, но скоро тайное всё равно становится явным. Тем временем мэр Троицка пытается подкупить окружение Юсупова: он предлагает Кириллу жениться на своей дочери в обмен на сотрудничество против Петра. Кирилл отказывается, но Люся собственноручно берётся мстить Петру, рассказывая всяческую ложь Дарье.

После долгих усилий Петру удаётся закрыть дела Колесникова и вывести того на чистую воду. Колесников, тем не менее, не сдаётся, и посылает сподручников с целью разгромить турбазу. В результате нападения погибает бабушка Юсупова Вера. Люся сообщает Кириллу, что у них будет ребёнок, но тот настаивает на аборте. Тогда она, пользуясь моментом, соблазняет Юсупова, а позже шантажирует его чужим ребёнком. В это время Кирилл нарывается на старые "связи", понимая, что это — конец. Лёжа в больнице с множественными переломами, он передаёт Люсе документы бывшей турбазы и просит составить пасквиль на Юсупова. Люся понимает, что Кирилл любит её, и исполняет его последнее предсмертное желание. Вместе с будущим ребёнком она клянётся во что бы то ни стало отомстить Петру.

В ролях

Две судьбы. Похищение

Съёмки 5-го сезона телесериала «Две судьбы» планировалось начать в 2010 году, тем не менее, контракт с автором книги на права распорядителя был расторгнут, в том числе из-за судебной тяжбы. В 2011 году Усков заявил о возможном восстановлении съёмок, уже по сценарию и постановке на собственной основе, с заменой большинства персонажей (в нём, например, похищают не сестёр-близняшек Петра Юсупова, а якобы его новорожденную дочь). По окончании 2012 года сценарий Ускова к постановке отменили из-за отсутствия финансирования и неподписания контрактов с большинством ранее согласованных актёров. Дальнейшая судьба саги неизвестна.

Интересные факты

  • В третьем сезоне появляется персонаж Марии Черновой. В первом сезоне актрису также можно заметить среди гостей на свадьбе Ивана и Веры.
  • В 18 серии, при встрече молодых Светланы и Михаила у станции метро «Кировская» (1980-е годы) на заднем плане можно заметить крупномасштабную литеру «М» с надписью «Чистые пруды», оформленную в стиле 2000-х.
  • В 9-й серии (по сюжету) описаны события 1985 года. На 21-й минуте Светлана и Михаил выходят из подъезда дома. В этот момент по улице проезжает а/м ВАЗ-21099, серийный выпуск которых был начат лишь в 1991-м.
  • В 9-й серии (33-я минута) на стене кабинета Николая Егоровича висит портрет М.С. Горбачева (годы власти март 1985 - декабрь 1991), а в 8-й серии (26-я минута) Надя и Костя целуются на фоне а/м с гос.номером Н218РА/99, тогда как номера данного образца (с указанием регионов РФ) утверждены лишь в 1993-м. В 9-й серии на 22-й минуте Светлана с Михаилом прогуливаясь, также проходят мимо ряда автомобилей с подобными номерами.
  • В серии, когда Ивана под видом самоубийства выбрасывают из окна квартиры (партийная чистка осени 1991 года), во дворе можно заметить ряд припаркованных иномарок, выпуск которых приходится на конец 1990-х — начало 2000-х годов.
  • Пётр Юсупов, заблудившись в горном Алтае, падает с обрыва в овраг, но (его каскадёр) затем почему-то оказывается в речке.
  • Когда в конце сериала Люся вводит Кириллу смертельную дозу из шприца, его ЭКГ продолжает показывать пульс, даже когда актёр изображает смерть.

Напишите отзыв о статье "Две судьбы"

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=10648 «Две судьбы»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=10650 «Две судьбы 2. Голубая кровь»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=13409 «Две судьбы 3. Золотая клетка»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Две судьбы

Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.