Тени исчезают в полдень
Поделись знанием:
К:Фильмы 1971 года
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
| Тени исчезают в полдень | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Пётр Емельянов |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Мосфильм». |
| Длительность |
492 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Тени исчезают в полдень» — советский телесериал-сага по одноимённому роману Анатолия Иванова, снятый киностудией «Мосфильм» в 1970—1971 годах режиссёрами Валерием Усковым и Владимиром Краснопольским. Премьера фильма состоялась 14 февраля 1972 года, а через 2 года сериал был показан в кинотеатрах.
Сюжет
История небольшой сибирской деревни Зелёный Дол стала отражением судьбы всей России и Советского Союза за 70 первых лет XX века: последние годы царской России, гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная война, послевоенное строительство.
Наследники богатых сибирских семей Константин Жуков и Серафима Клычкова после поражения в Гражданской войне белых армий и лесных полуповстанческих-полубандитских отрядов оседают с чужими паспортами в таёжной деревне. Они хотят лишь переждать трудные времена, дождаться падения Советской власти, бороться с ней изнутри, ускоряя возврат прежних порядков. Но десятилетие за десятилетием новая власть становится крепче, новые поколения рождаются и строят свою жизнь. Даже их собственные дети: Фёдор и Варя, — для которых они крестьяне Устин и Пистимея Морозовы, вырастают чужими их образу жизни и ценностям.
Название серий
- Красная Марья. Первая серия начинается с той картины повседневной жизни, которая была в начале XX века в России. Богатые, зажиточные люди, позднее кулаки, сидят дома у Меньшиковых, едят, выпивают и разговаривают о том, какой из них кулак лучше, кого уважают и о том, какие нынче крестьяне. Среди лиц, присуствующих и Анисим, который любит Марью. Он спорит на то, что если она убьет медведя и принесет гладкую его шкуру, то женится на ней и мельницу отдаст. Дает срок ей управиться в 3 дня. Марья возвращается с добычей, цела и невредима, но уходит от Анисима, уплывая на лодке со своей дочкой. Чувства его остаются при себе, но он не может ее уговорить остаться. Далее нам показывают пышные гулянья в доме Клычкова. Он при всех присуствующих завещает своей дочери-Серафиме все золотодобывающие рудники и приказывает всем целовать ее сапог. Константин Жуков отказывается это делать. Серафима это запомнит и в дальнейшем припомнит ему об этом. В стране тем временем начинается революция и гражданская война доходит и до Сибирской деревни. Марья становится руководителем партизанского отряда. В ее отряде и славный удалой Фрол, который неравнодушен к Марье. Но потом по прошествии времени он возвращается к белым. Константин Жуков и Серафима тем временем скрываются в лесах и все таки находят убежище в монастыре. Там они для всех решают стать мужем и женой. Филипп Меньшиков попадает к красным и его начинают раскулачивать и допрашивать. Он думает тем временем как избавиться от Марьи и подстрекает на это дело Фрола, который в итоге соглашается пойти к ней домой, чтобы та впустила его.
- Пришлые люди. В начале серии показано как Фрол приходит пьяным к дому Марьи с помощью Филлипа и Демида Меньшиковых и прикидывается, что его зарезал Анисим. Марья открывает дверь и в дом врываются Меньшиковы и забирают Марью и ее дочь. Фрол остался лежать на земле. Потом придя в себя пошел вслед за ними. На горе у пропасти Филипп поднимает камень, но не может бросить в голову глядя в ее глаза. Марья ему говорит:"Ну чтож ты дрожишь-то, а? Ну бей! Что у тебя руки то дрожат! Ну? Я тебе и мертвая поперек дороги стану!". На это он отвечает : "Отвороти глаза-то, отвороти" и просит Демида закрыть лицо, чтобы не видеть. Фрол переплывая через реку кричит, но его не слушают. Филипп убивает Марью и Фрол переплыв реку все это видит, но сделать уже ничего не может и не успевает. После этого Филипп с Демидом решают, чтобы Демид уехал из здешних мест навсегда, а Филипп остаться должен. Во время их разговора в лодке плыл спящий Фрол и Филипп предупреждает того : "И гляди Фролка. По одной плажке теперь ходим. Переломится-вместе загремим. Ясно?". Анисим находит в расщелине дочь Марьи, берет ее на воспитание. Через некоторое время спустя Анисим подводит Филиппа к той же самой горе, где была убита Марья и говорит Филиппу в лицо: " Ну! Узнаешь место гад? Говори молитву, говори молитву!" Анисим мстит за Марью и убивает Филиппа столкнув того с обрыва. По прошествии времени Демид приходит к Захару Большакову - председателю колхоза и начинает пытать, чтобы тот рассказал где его брат. Привязали Захара к лошади и начали возить по снегу, вмешался же Фрол, помог тому выпутаться. После того как выписали из санчасти Захара, Анисим ему рассказал, что это он убил Филиппа и что на месте Захара его должны были привязать к лошадям. Демид же нашел Клычкову, Жукова и Тараса. Вместе они решают : как быть дальше, куда идти, где обосноваться и как найти и через кого подход к председателю колхоза. Ушли они в путь и среди других переселенцев нашли людей с документами, убили их и теперь они уже с документами под чужими именами. Константин Жуков это теперь Морозов Устин Акимыч, а Клычкова Серафима теперь Морозова Пистимея Макаровна, а Тарас уже не Тарас, а Юргин Илья. Прибывают они в деревню и в колхоз их принимает Захар Захарович Большаков. Устин потом становится героем, сумев спасти муку на расстаявшем льду и тем самым снискав уважение Захара и остальных мужиков. Потом Устин находит Фрола и припоминает все тому. Фролу же теперь опять приходится под неволей быть и слушаться.
- Горькое счастье. Захар во время страды подходит к Стеше и говорит, что заедет за ней, та соглашается, но сразу после того как Захар уезжает Фрол под пристальным и внимательным взглядом Устина подходит к ней и предлагает Стеше встретиться. Она после некоторых раздумий идет к Фролу на сеновал. Она признается Фролу в том, что любит именно его, а Захар как "теленок" потомучто он председатель и ей повезло, раз такое дело.Захар женится на Стеше, но свадьба неожиданно срывается, когда Стеша убегает к Фролу. Теперь Фрол и Стеша вместе. Подрастает сын Морозовых Федор, который мечтает стать летчиком. В деревне приземляется самолет и Федору удалось полетать на нем. Цивилизация доходит до Сибирской деревни, проводят радио. Проходят выборы Верховного совета СССР.
- Марьин утёс. Устин наведывается в гости к Наталье Филипповне Меньшиковой. Во время разговора с ней он напоминал ей всячески о том, что та кулацкая дочь и пугал тем, что с ней могут сделать. Потом Устин узнав о том, что к ней захаживает Егор, напоминает тому про случай с мукой, про кулацкую дочь и якобы то, что Захар жалуется. Егор понимает его и отходит от Натальи. Электромонтеру Андрею приглядывается Наталья и он приезжает к ней в гости, чтобы увидеться. Во время одной из таких поездок он дарит ей платок. Наталья рада и счастлива, глаза сверкают наконец- таки счастьем....Тут как гром среди ясного неба приходит новость о том, что началась Великая Отечественная война. Федор и Глаша играют свадьбу и именно в этот день Федору вручает повестку с военкомата Захар Захарович.Потом Федор попадает в немецкий плен и встречается там со своим отцом, который работает старостой у немцев и уже вновь с новым именем. Отныне он Фомичев Сидор. Рьяно он пытается доказать правоту своих действий и поступков и говорит сыну всю правду о себе, своем прошлом и настоящем его имени. Федор ему в презрении говорит : "Гнида ты, гнида. Живым оставишь, я тебя первым, я тебя гада из-под земли достану.Не уползешь. Я тебя гада из-под земли достану, я тебя все равно, я тебя гада, я тебя гада.." Тот не выдержав убивает своего сына, а потом через некоторое время в ходе разговора с Демидом Меньшиковым, который также работает на немцев, убивает из пистолета и того.
- Речные звёзды
- Трудная зима
- Захар Большаков
В 1970-х — начале 1980-х годов фильм демонстрировался по телевидению и в сокращённом варианте, в четырёх частях (именно таким был его показ «с субтитрами»).
В 1998 году канал «ОРТ» выпустил новую версию фильма — в 10 сериях, меньшей продолжительностью каждая. Качество изображения для данной версии было улучшено. Дополнительные серии также имели названия.
В ролях
- Петр Вельяминов — Большаков Захар Захарович
- Нина Русланова — Воронова Марья
- Сергей Яковлев — Жуков Константин, он же Морозов Устин Акимыч, он же староста Фомичёв Сидор (в годы Великой Отечественной войны)
- Александра Завьялова — Клычкова Серафима Аркадьевна, она же Морозова Пистимея Макаровна
- Борис Новиков — Тарас «Купи-продай», он же Юргин Илья
- Валерий Гатаев — Курганов Фрол Петрович
- Элеонора Шашкова — Стеша, Степанида Михеевна, жена Фрола
- Лев Поляков — Шатров Анисим Семёнович
- Галина Польских — Клавдия Морозова
- Геннадий Корольков — Морозов Фёдор Устинович
- Ольга Науменко — Морозова Варя
- Анатолий Шаляпин — Митька Курганов
- Евгений Шутов — Антип
- Иван Рыжов — Андрон
- Анатолий Соловьёв — Колесников Филимон
- Людмила Давыдова — Меньшикова Наталья Филипповна
- Юрий Орлов — Лукин Андрей
- Валерий Малышев — Егор
- Валентина Владимирова — Марфа
- Роман Филиппов — Меньшиков Демид
- Сергей Полежаев — Меньшиков Филипп
- Галина Логинова — Ольга Воронова, дочь Анисима и Марьи
- Борисова Ирина — Иришка, внучка Анисима
- Владимир Самойлов — Аркадий Арсентьевич Клычков
- Пётр Должанов — Андрей Васильевич Жуков
- Борис Чинкин — Смирнов Петр Иванович
- Александра Данилова — Даниловна
- Валентина Ананьина — Мироновна
- Клавдия Козленкова — Авдотья
- Лариса Воронова — Клавдия
- Василий Свистунов — Федя Морозов
- Николай Лиров— Миша Павлов
- Хабарова Клавдия — Мария Дмитриевна
- Тамара Логинова — Татьяна Васильевна, мама Миши
- Татьяна Чукина — Меньшикова Наталья Филипповна (в детстве)
- Алевтина Румянцева — Меньшикова Матрёна, жена Филиппа
- Виктор Шульгин — Виктор Андреевич
- Бердиков Константин — чекист, командир отряда продразверстки
- Игорь Суровцев — Матвейка, приказчик Клычкова
- Николай Горлов — Кирпичников
- Анатолий Соболев — эпизод
- А.Лёвушкин — Митрошка (поет песню «Колокольчики-бубенчики»)
- Пётр Тимофеев — эпизод
- Манефа Соболевская — мать Стеши
- Николай Бармин — отец Стеши
- Владимир Дорофеев — доктор
- Сергей Чекан — Митька Курганов (в детстве)
- Никита Астахов — лётчик
- Юля Полякова — Варя Морозова (в детстве)
- Л. Кукарина — эпизод
- В. Кукарин — эпизод
- Елена Вольская — Ольга Ивановна
- Иван Кулебякин — Петька
- Г. Басов — эпизод
- А. Черныщов — эпизод
- Николай Парфенов — эпизод
- Михаил Кислов — фотокорреспондент
- Александр Дегтярь — купец Чуев, нет в титрах
- Петр Кононыхин — гость Клычкова, нет в титрах
- Иван Жеваго — купец Коровин, нет в титрах
- Иван Турченков — купец Пичужкин, гость Клычкова, нет в титрах
- Василий Корнуков — купец Соболев, нет в титрах
- В. Соколов — гость Клычкова, нет в титрах
- Валериан Виноградов — купец, нет в титрах
- Юрий Мальковский — купец, нет в титрах
- Александр Петров — партизан, нет в титрах
- Юрий Мартынов — белый офицер, плененный Фролом, нет в титрах
- Александр Бахарь — белый офицер, нет в титрах
- Александр Строев — белый офицер, нет в титрах
- Михаил Калинкин — красный партизан, нет в титрах
- Олег Савостин — белый бандит, эпизод, нет в титрах
- Сергей Борисов — дед, эпизод, нет в титрах
- Антон Корольков — Федор Морозов (в детстве), нет в титрах
- Петр Кирюткин — дед, нет в титрах
- Михаил Розанов — гость на свадьбе Захара
- Борис Юрченко — начальник МТС, нет в титрах
- Петр Савин — бухгалтер совхоза, нет в титрах
- Виктор Уральский — Алексей Владимирович, нет в титрах
- Николай Сибейкин — колхозник, нет в титрах
- Жорж Новицкий — эпизод, нет в титрах
- Владимир Вязовик — лейтенант (4-я серия), нет в титрах
- Иван Гаврилюк
- Алексей Тебнев — эпизод
Музыка
«Гляжу в озёра синие» — песня звучит в начале 5-й серии «Речные звёзды»; исполняет Екатерина Шаврина. С этой же песней Ольга Воронец выступала на телевизионном фестивале «Песня-73».
Съёмки
Съёмки фильма проходили в окрестностях посёлков Сараны и Сарга Свердловская область.
Награды
Фильм был удостоен большой премии на ВТФ в Ташкенте.
Напишите отзыв о статье "Тени исчезают в полдень"
Ссылки
- «Тени исчезают в полдень» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.1tv.ru/prj/tonight/vypusk/27070 Актеры фильма «Тени исчезают в полдень» и поклонники картины встречаются спустя 40 лет после съемок] в т/п «Сегодня вечером» (Первый канал, 9 августа 2014)
| ||||||
Отрывок, характеризующий Тени исчезают в полдень
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
