Есугей

Есугэй-баатур (монг. Есүхэй баатар, баатур (багатур) — «герой», «доблестный воин», «богатырь» ; ? — 1171) — отец Тэмуджина-Чингисхана. Предводитель большой части монгольских племён. Основатель — Борджигин .

Происхождение

Есугэй-багатур был третьим сыном Бартан-баатура, внуком Хабул-хана, первого общемонгольского хана . Хабул-хан имел семерых сыновей, которые дали начало роду кият.

Несмотря на такое количество прямых наследников, Хабул-хан завещал править своему троюродному брату Амбагаю. Родство Хабул-хана и Амбагая восходит к общему прадеду Хайду. У Хайду было три сына: Байшингор-Догшин, Чарахай-Линху и Чаоджин-Ортегай. Хабул-хан был внуком Байшингор-Догшина, Амбагай был внуком Чарахай-Линху. Амбагай-хан и другие потомки Чарахай-Линху основали род тайджиут.

Следующий хан, Хутула-хан, был дядей Есугея и четвёртым сыном Хабул-хана. Кроме Есугея у Бартан-багатура было ещё трое сыновей, старшие: Мангету-Киян, Некун-тайджи и младший — Даритай-отчигин.

Биография

Женитьба и потомство

Перед войной с татарами Есугэй во время охоты встретил меркита Эке-Чиледу и его невесту Оэлун из племени олхонут. Поразившись редкой красотой девушки, он вернулся за своими братьями Некун-тайджи и Даритай-отчигином и отбил её.

Кроме Темуджина, Оэлун родила Есугэю ещё троих сыновей: Хасара — в 1164 г., Хачиуна — в 1166 г., Тэмуге — в 1169 г. и дочь Тэмулун — в 1170 г . Вторая жена, Сочихэл родила Есугэю двоих сыновей, Бектера и Бельгутея.

Война с татарами

Однажды Амбагай-хан лично отправился к татарам, чтобы, по одной версии, проводить свою дочь, которую он выдавал замуж, либо же, чтобы выбрать себе в жёны одну из татарских девушек. Он был вероломно схвачен татарами, передан чжурчжэньскому «Алтан-хану» Улу, которым и был казнён.

Есугэй вступил в войну с татарами за кровь своего дяди Амбагая. Сын Амбагай-хана Хадан-тайджи провёл тринадцать безуспешных походов на татар, Есугей же был более успешен в этой войне. В 1162 г. к нему в плен попали двое татарских воинов, Темуджин-Уге и Хори-Буха. В это же время Оэлун родила ему первенца, которого назвали именем убитого при его рождении знатного татарина Темуджина.

Военная помощь Тоорил-хану

Есугэй-багатур был побратимом (анда) кереитского хана Тоорила, который впоследствии сыграл большую роль в жизни его сына, Темуджина. Тоорил, взойдя на престол, казнил нескольких своих родственников, препятствовавших наследованию им титула отца. Среди выживших оказался дядя Тоорила, носивший титул гурхана. Он сумел свергнуть Тоорила, однако в 1171 году Есугэй-багатур, придя на р. Тола с войском, изгнал гурхана за Гоби, к тангутам, а ханство вернул Тоорилу.

Сватовство старшего сына и гибель

Есугей скончался в молодые годы , когда его старшему сыну Темуджину было девять лет. Есугэй отправился сватать ему невесту олхонутского рода, из которого происходила и Оэлун. По дороге он повстречал унгиратского Дай-Сецена. Дай-Сецен пригласил его с сыном переночевать, и заодно взглянуть на его дочь Борте. Борте понравилась Есугэю, и на утро он сосватал Борте Темуджину, оставил его погостить в зятьях и отправился обратно домой.

По дороге, в Цекцерской степи, ему повстречались татары на привале. По древней степной традиции Есугея пригласили к трапезе, но татары его узнали и, скорее всего, тайно отравили. Уезжая от них, он почувствовал себя дурно, и добравшись домой, отправил к Дай-сэцэну одного их своих нукеров, Мунлика, чтобы привезти Темуджина, однако к моменту их возвращения Есугей скончался.

Документальное кино

• Тайны древности. Варвары. Часть 2. Монголы (США; 2003)

Литература

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/mongol.html Монгольский обыденный изборник] // Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. ЮАНЬ ЧАО БИ ШИ. / Перевод С. А. Козина. — М.-Л.: Издательство АН СССР, 1941. — Т. I. — С. 79—199.
• Рашид ад-Дин. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/R.phtml?id=2057 Сборник летописей] / Перевод с персидского Л. А. Хетагурова, редакция и примечания профессора А. А. Семенова. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1952. — Т. 1, кн. 1.
• Рашид ад-Дин. Сборник летописей / Перевод с персидского О. И. Смирновой,редакция профессора А. А. Семенова. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1952. — Т. 1, кн. 2.

Отрывок, характеризующий Есугей

– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.