Жакерия

Жакери́я (фр. Jacquerie, из-за презрительного названия крестьян «жаками») — название крестьянского антифеодального восстания во Франции в 1358 году, вызванного положением, в котором находилась Франция вследствие войн с Эдуардом III Английским; самое крупное в истории Франции крестьянское восстание.

Непосредственным поводом к восстанию были разорения, которые произвел наваррский король Карл Злой в окрестностях Парижа и которые особенно тяжело отозвались на сельском населении. Крестьяне, жестоко угнетаемые грубыми и распутными дворянами, которые насиловали их жён и дочерей, бросились на своих мучителей, обратили сотни замков в развалины, избивали дворян и насиловали их жён и дочерей. Скоро восстание распространилось в Бри, Суассоне, Лаоне и на берегах Марны и Уазы. Наконец дворянам всех партий удалось общими силами утопить восстание в потоках крови.

Название

Современники называли восстание «войной недворян против дворян»; название «Жакерия» появилось позже, дворяне звали своих крестьян «Jacques bon homme» (славный малый Жак), отсюда и произошло название восстания.

Причины

Причинами Жакерии явилась экономическая разруха, вызванная Столетней войной на территории Франции, налоговый гнёт, а также эпидемия чумы («чёрная смерть»), которая унесла от трети до половины населения, что, в свою очередь, привело к снижению заработной платы и изданию законов, направленных против её роста. Поселения и участки крестьян не были защищены (в отличие от городов) от грабежей как англичан, так и французской наёмной армии.

Толчком к Жакери́и послужили новые денежные обложения (по распоряжению дофина Карла для выкупа короля Иоанна Доброго, пленённого в 1356 при Пуатье) и повинности (введённые Компьенским ордонансом в мае 1358 для восстановления крепостей близ Парижа). Восстание началось 28 мая в местечке Сен-Лё-д’Эссеран (области Бовези).

Непосредственным поводом для восстания стали грабежи солдат наваррского короля Карла Злого в окрестностях Парижа, наиболее тяжело отразившиеся на сельском населении. Крестьяне, жестоко угнетаемые дворянами, которые насиловали их жён и дочерей, бросились на своих мучителей, превратили сотни замков в развалины, избивали дворян и насиловали их жен и дочерей. Скоро восстание распространилось в Бри, Суассоне, Лаоне и на берегах Марны и Уазы. Вскоре у восставших крестьян появился руководитель — Гильом Коль (Каль), родом из бовезийской деревни Мело, ставший «генеральным капитаном жаков».

История восстания

Восстание совпало по времени с Парижским восстанием (1358) под руководством купеческого прево Парижа Этьена Марселя.

Гильом Каль

Один из крестьянских лидеров восстания Гильом Каль искал для разрозненных и плохо вооружённых крестьян сильного союзника в лице горожан и пытался установить связи с Этьеном Марселем. Он отправил в Париж делегацию с просьбой помочь крестьянам в их борьбе с феодалами и сразу же двинулся в Компьен. Однако богатые горожане не пустили туда восставших крестьян. То же самое произошло в Санлисе и Амьене. Этьен Марсель наладил связь с крестьянскими отрядами и послал им на помощь отряд парижан с целью разрушить укрепления, возведённые между Сеной и Уазой феодалами и мешавшие подвозу продовольствия в Париж. Однако позже этот отряд был отозван.

К тому времени сеньоры оправились от страха и начали действовать. Против повстанцев одновременно выступил Карл Злой и дофин Карл.

8 июня 1358 года с хорошо обученной армией в тысячу копий Карл Злой подошел к деревне Мело (fr:Mello), где расположились главные силы восставших. Поскольку несмотря на значительное численное превосходство не обученные крестьяне практически не имели шансов победить в открытом бою, Гильом Каль предложил отойти к Парижу. Однако крестьяне не желали слушать уговоров своего предводителя и заявляли, что они достаточно сильны, чтобы сразиться. Тогда Каль удачно расположил свои войска на холме, поделил их на две части; впереди из повозок и клади сделал вал и расположил лучников и арбалетчиков. Отряд конников построил отдельно.

Позиции выглядели настолько внушительно, что Карл Наваррский неделю не решался атаковать восставших, и в конце концов пошел на хитрость — пригласил Каля для переговоров. Гильом поверил его рыцарскому слову и не обеспечил свою безопасность заложниками. Его тут же схватили и заковали в цепи, после чего деморализованные крестьяне были разбиты. Тем временем рыцари дофина напали на другой отряд жаков и также истребили множество восставших.

Расправа над восставшими

Началась массовая расправа с восставшими. Гильом Каль был казнён после жестоких пыток (палач «короновал» его в «мужицкие короли», надев ему на голову раскалённый докрасна железный треножник). До 24 июня 1358 года было умерщвлено не менее 20 тысяч человек, и резня пошла на убыль только после объявленной 10 августа дофином Карлом амнистии, на которую, однако, многие феодалы смотрели сквозь пальцы.

Продолжение волнений

Крестьянские же волнения продолжались до сентября 1358 года. Напуганное народными восстаниями, королевское правительство поспешило договориться с англичанами о заключении мира.

Версии о причинах

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Существует множество мнений о причинах этого восстания, и, хоть оно и было вызвано особыми обстоятельствами, его можно связать с целым рядом французских средневековых крестьянских бунтов и волнений. Это восстание также можно сопоставить с английским восстанием Уота Тайлера 1381 г. и с движением таборитов (гуситским движением) в Чехии. В определённой степени восстание 1358 г. стало связующим звеном между крестьянскими средневековыми бунтами и религиозными движениями начала Нового времени.

Историки спорят по поводу классового характера Жакерии, и, не отрицая наличия дворян в рядах повстанцев, ставят под сомнение однородность движения. Кроме того, помимо отказа платить налоги, Жакерия имела причиной стремление крестьян отстоять своё достоинство. Жакерия серьёзно отразилась на сознании людей и впредь крестьянские волнения обозначались словом «жакерия» как именем нарицательным.

Причины восстаний могут быть следующими:

1. Столетняя война, которая привела к увеличению налогов.
2. Голод и болезни в Европе, которые ухудшили и без того тяжелое положение крестьян.
3. Усилилась эксплуатация крестьян, произошли изменения в хозяйстве (торговля), и феодалы, желая покупать дорогие товары из других стран, стали требовать денежный оброк.

См. также

• Восстание тюшенов
• Крестьянская война в Германии

Библиография

• Бессмертный Ю. Л. Предпосылки и характер крестьянских движений во Франции XIV в. // Французский ежегодник. 1974. М., 1976
• Бессмертный Ю. Л. Демографические и социальные процессы во французской деревне XIV в. // Французский ежегодник. 1981. М., 1983
• Конокотин А. В. Жакерия 1358 г. во Франции // Учёные записки Ивановского гос. пед. ин-та. Т. 35. 1964
• Французская деревня XII—XIV вв. и Жакерия. Документы. М.; Л., 1935

Ссылки

• Жакерия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [medieval-wars.com/articles/ha_0040.html Жакерия. Комментарии к Столетней войне.]

Отрывок, характеризующий Жакерия

– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.