Жук-Кувыркун
| Жук-Кувыркун | |
| Woggle-Bug | |
 Иллюстрация Айка Моргана к «Книге Жука-Кувыркуна» | |
| Создатель: | |
|---|---|
| Произведения: | |
| Пол: |
мужской |
| Раса: | |
Жук-Кувыркун (англ. Woggle-Bug) — персонаж серии книг американского писателя Л. Ф. Баума о сказочной стране Оз[1]. Впервые появляется в книге «Чудесная страна Оз» (1904) под именем «Жук-Кувыркун, С. У. и В. О.» («Сильно увеличенный и высокообразованный»).
На иллюстрациях часто изображается в одежде ярких расцветок с несколькими парами очков на вытянутом хоботке.
История
Согласно книге «Чудесная страна Оз», Жук-Кувыркун был сначала обычным маленьким жуком, размером с горошину и жил жизнью нормального насекомого, пока не заполз в здание школы[2] (предположительно где-то в Стране Винки Страны Оз), где слушал лекции профессора Многозная в течение трех лет. Однажды профессор поймал Жука и решил использовать его в качестве наглядного пособия на уроке. Профессор Многознай поместил Жука под микроскоп и спроецировал его изображение на экран в сильно увеличенном виде. Вид увеличенного Жука так поразил школьников, что одна безымянная маленькая девочка, стоявшая на подоконнике, выпала из окна. В то время как все бросились на улицу оказать помощь девочке, увеличенный Жук-Кувыркун спрыгнул с экрана и убежал, оставшись с тех пор в увеличенном размере. Позже Жук-Кувыркун спас жизнь портному, который в благодарность преподнёс Жуку шикарный костюм[3], который Жук носил с удовольствием.
Впоследствии Жук-Кувыркун сделал карьеру при дворе принцессы Озмы, основал и возглавил Королевский колледж искусств и Атлетического совершенства, известный также как Королевский колледж Атлетических искусств или Королевский колледж Атлетических наук, расположенном в западной части Страны Жевунов, недалеко от Изумрудного города. Он также изобрел Таблетки Учёности, которые дают студентам знания без необходимости посещать лекции, освобождая время для занятий спортом[4].
В книге «Дороти и волшебник в стране Оз» Жук-Кувыркун выступает в качестве прокурора в суде принцессы Озмы.
В книге «Путешествие в страну Оз» Жук-Кувыркун присутствует среди гостей на торжестве по случаю дня рождения принцессы Озмы[5].
Личные особенности
При первом появлении в книге чудесная Страна Оз, Жук-Кувыркун изображается как обаятельный, изворотливый и несколько эксцентричный тип. У него есть склонность к употреблению громких слов, латинских фраз и красочных каламбуров, связанных с текущей ситуацией (например, его заявление: «наш Конь — ходячая нелепость. Имея в виду его происхождение из ко́зел, ему больше пристало бы блеять и бодаться»[6]). Некоторые реплики Жука-Кувыркуна просто шокируют его спутников, и Железный Дровосек даже угрожает убить Жука, если он не прекратит злоупотреблять своей учёностью, на что последний обещает исправиться. Впоследствии Жук-Кувыркун оказывает своим друзьям немало услуг, выручая их из беды.
Жук-Кувыркун, подобно многим другим персонажам книг Баума, предстаёт перед читателем довольно противоречивой натурой. С одной стороны, он вежливый и добрый, но в то же время иногда проявляет тщеславие и невнимательность.
В книге «Дороти и Волшебник в Стране Оз» Жук-Кувыркун появляется в качестве прокурора в суде принцессы Озмы. В этой книге Баум показывает Жука-Кувыркуна чрезвычайно напыщенным и высокомерным, и решительно несимпатичным.
В книге «Изумрудный город страны Оз» Дороти, тётя Эм и дядя Генри наносят визит Жук-Кувыркун в Атлетической академии, который он руководит и в которой преподаёт в качестве профессора. В последующих книгах серии о стране Оз, за исключением последней — «Глинда из страны Оз»[en]профессор Жук-Кувыркун больше не участвует в приключениях, и не пользуется симпатиями обитателей страны, несмотря на его знаменитую Атлетическую академию. Когда Рут Пламли Томпсон после смерти Баума продолжила серию книг о стране Оз, она изображала Жука-Кувыркуна в той же манере. Так, согласно сюжету «Королевской книги страны Оз»[en] Р.Томпсон, Жук-Кувыркун обвиняет правителя Изумрудного города Страшилу в отсутствии в его генеалогии предков, которые давали бы ему основание занять трон.
Профессор Жук-Кувыркун также играет важную роль в книге Джона Р. Нила «Беглец в стране Оз»[en].
В массовой культуре
- Для обеспечения популярности своей новой книги «Чудесная страна Оз» Баум написал серию коротких рассказов-комиксов под названием «Необычайные посетители из чудесной страны Оз» (англ. Queer Visitors from the Marvelous Land of Oz), с иллюстрациями Уолтера Макдугалла[en]. Эти рассказы публиковались с 28 августа 1904 по 26 февраля 1905 года на специальных детских страницах воскресных выпусков газет. Первые семнадцать выпусков заканчивались загадкой для юных читателей: один из персонажей задавал Жуку-Кувыркуну вопрос, а читателям предлагалось угадать, что Жук-Кувыркун сказал в ответ, угадавшие ответ получали приз. Правильный ответ публиковался в следующем воскресном выпуске. Комиксы пользовались большой популярностью, развернулось производство сувениров с изображениями их персонажей: ноты, открытки, игры и многое другое.
- После успеха книги «Чудесная страна Оз» Баум написал мюзикл по мотивам её сюжета; он надеялся повторить успех мюзикла 1902 года Волшебник страны Оз[en]. Новый мюзикл под названием «Жук-Кувыркун»[en] был поставлен в театре «Гаррик»[en] в Чикаго, роль Жука-Кувыркуна в нём исполняли 26-летний Фред Мейс[en] (который впоследствии стал звездой в комедиях Мака Сеннета) и Сидни Дин — первый австралиец, снявшийся в голливудском фильме[7]. Ф.Мейс исполнял в мюзикле такие песни, как «Мистер Жук-Кувыркун, С. У. и В. О» и «Леди Жук ждёт меня». Сюжет мюзикла во многом отличался от сюжета книги. Так, в мюзикле Жук-Кувыркун питает страсть к платьям из яркой ткани с тартаном, и мгновенно влюбляется в того, кто носит такой наряд. Среди персонажей также появились «цветной» (вероятно, блэкфейс) повар Дина и профессор Knowitt (игра слов — на английском означает «знаю это») как любовник Присси Принг, женщины-лейтенанта из армии генерала Джинджер. Мюзикл получил несколько доброжелательных отзывов, но в конечном счёте, как выразился один критик, «перестал цеплять» и сошёл со сцены менее чем через месяц.
- Пьеса Баума была также адаптирована и издана как небольшая книга, «Книга Жука-Кувыркуна»[en] (1905).
- В фантастическом рассказе Филиппа Хосе Фармера 1952 года «Любовники» (The Lovers) термином «wogglebugs» («wogs») обозначены инопланетяне, напоминающие персонажа Баума.
Напишите отзыв о статье "Жук-Кувыркун"
Примечания
- ↑ Jack Snow, Who’s Who in Oz, Chicago, Reilly & Lee, 1954; New York, Peter Bedrick Books, 1988; pp. 239-40.
- ↑ Баум, 1992, с. 94.
- ↑ Баум, 1992, с. 98.
- ↑ Баум, 1992, с. 460.
- ↑ Баум, 1992, с. 468.
- ↑ Баум, 1992, с. 102.
- ↑ Bonnell, M. (2004) «Men of Many Talents», The Journal of the Cricket Society, vol. 21, no. 4., The Cricket Society.
Литература
- Л.Ф.Баум. Страна Оз. — М.: ТЕРРА, 1992. — 480 с. — ISBN 5-85255-110-4.
Ссылки
- [www.halcyon.com/piglet/ozites/oz0381.htm Oz encyclopedia entry for the Wogglebug, including picture and sound bite]
Отрывок, характеризующий Жук-Кувыркун
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
