Закс, Леон Борисович

Закс Леон Борисович
Род деятельности:	советский музыкант, скрипач, педагог
Дата рождения:	20 апреля 1918(1918-04-20)
Место рождения:	Виндзор (Канада)
Дата смерти:	20 августа 1977(1977-08-20) (59 лет)
Место смерти:	Афины (Греция)
Награды и премии:	Заслуженный артист РСФСР, орден «Знак Почета»

Леон Борисович Закс (20 апреля 1918 — 20 августа 1977) — советский музыкант, скрипач-виртуоз, один из ведущих педагогов отечественной скрипичной школы. Заслуженный артист РСФСР (1976).

Биография

Родители

Отец Борис Михайлович Закс (рабочий, слесарь), выходец из Риги; мать Ольга Исааковна Закс (в девичестве Рейман, домашняя хозяйка), родом из Винницы. В конце XIX века с эмиграцией первой волны уехали в США на поиски счастья. Осели в американском городе Детройт, где познакомились и поженились. Как и большинство молодого населения столицы штата Мичиган, любили плавать по реке Детройт и на её противоположный берег, где находится уже Канада, город Виндзор, который за его парки и сады вдоль русла реки называют городом Роз. Туда молодая пара отправилась и в один из выходных в апреле 1918 года. Ольга была в положении. Причалив к канадскому берегу, она почувствовала себя неважно и обратилась к врачу. 20 апреля 1918 года родился её первенец — сын Леон Закс.

Детство

У Леона рано проявились способности к музыке. В 4 года его стали учить частным образом игре на скрипке. Родители постоянно испытывали нужду, но делали все возможное, чтобы создать сыну условия для занятий музыкой. Отец работал на заводе Генри Форда (Форд Мотор Компани). Но средств на обучение Леона игре на скрипке не хватало. Родители пытались наладить небольшой бизнес, открыли прачечную, но она обанкротилась. На заводе Форда Борис Закс вступил в компартию США. А в 1925 году он откликнулся на призыв вождя мирового пролетариата Ленина к американским рабочим — приехать в Россию для участия в стройках молодой Страны Советов. Леону было семь лет, когда семья переехала в столицу СССР, где он получил возможность учиться музыке бесплатно.

В 1925 году поступил в Музыкальный техникум имени братьев А. и Н. Рубинштейн. По распоряжению наркома просвещения А.Луначарского ему была выделена специальная стипендия из фонда для особо одаренных детей. Первым педагогом по специальности Леона стал один из основоположников отечественной скрипичной школы Лев Цейтлин, ученик и последователь основателя русской скрипичной школы Леопольда Ауэра. В 1932 году переведен во вновь созданную особую группу для одаренных детей при Московской консерватории.

Консерватория

В 1937 году — студент первого курса Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского (завкафедрой скрипки — профессор Лев Цейтлин) по классу выдающегося скрипача, профессора Давида Ойстраха, ученика легендарного скрипача-педагога Петра Столярского. В том же 1937 году Леон Закс принял участие в I Всесоюзном конкурсе скрипачей и виолончелистов и удостоился звания лауреата.

«Привлекательная манера игры, понимание стиля и умение раскрыть авторский замысел позволяют отнести Леона Закса к числу наших лучших молодых скрипачей», - отозвался о нем после конкурса авторитетный педагог отечественной скрипичной школы, создавший собственную методику преподавания профессор Московской консерватории Константин Мострас.

После окончания консерватории в 1941 году призван в ряды Красной Армии - зачислен в симфонический оркестр Центрального дома Красной Армии. Тогда же Леон Закс встретил главную любовь своей жизни Музу Денисову. В 1943 году юная пианистка, студентка Училища имени Гнесиных, впоследствии одна из ведущих педагогов фортепиано Школы-семилетки имени Гнесиных, стала женой Закса. Она подарила ему сына Виктора и дочь Марию. На всю жизнь их связала большая любовь друг к другу и к музыке.

Квартет им. Бородина

С 1943 по 1946 год учился в аспирантуре Московской консерватории под руководством профессора Д.Ойстраха. В 1944 году в классе камерного ансамбля консерватории был создан квартет имени Бородина под руководством М.Тэриана. Леон Закс играл в его первом составе. В 1944 году после демобилизации занял место концертмейстера в оркестре Театра оперетты. Проработал в оркестре год.

Большой театр

С 1945 года — скрипач симфонического оркестра Большого театра Союза ССР. А с 1964 года до своей кончины 20 августа 1977 года — концертмейстер симфонического оркестра Большого театра Союза ССР. Л.Закс никогда не замыкался в рамках оркестровой работы. Он много выступал как солист и ансамблист, записывался на пластинки. Музыкальный кругозор его был достаточно широк: от старинных сонат до новейших сочинений композиторов XX века: Стравинского, Мессиана, Хиндемита, Шостаковича, Вайнберга…

Особенность игры

«Все мы многократно слушали solo Леона Закса, - говорил дирижер оркестра Большого театра Фуат Мансуров, - но всякий раз поражает удивительная стабильность его игры, теплый, ласковый звук, безупречная «снайперская» интонация и высокая культура его музыкальной речи.» («Советский артист», ноябрь 1970 года).

Педагогика

С 1943 по 1977 годы наряду с исполнительской деятельностью Л.Закс постоянно вел педагогическую работу. Он преподавал: в Школе-десятилетке и Школе-семилетке имени Гнесиных, в училище при Московской консерватории, в Институте имени Гнесиных.

Погиб 20 августа 1977 году на 34-м км дороги Эпидавр-Коринф, Греция (во время участия Большого театра Союза ССР в Афинском фестивале искусств). Похоронен с женой Музой Денисовой на Головинском кладбище в Москве.

Ученики

Григорий Унанян — солист Российского государственного симфонического оркестра кинематографии (художественный руководитель и главный дирижер Сергей Скрипка)
Михаил Рахлевский — российский дирижер, основатель и художественный руководитель Камерного оркестра «Kremlin»
Андрей Петрович Подгорный — художественный руководитель и дирижер Московского камерного оркестра, созданного в стенах Московской городской музыкальной школы имени Гнесиных. Директор этой же школы.
Юрий Почекин – российский скрипач, известный скрипичный мастер. Член Союза скрипичных мастеров России, Испанской ассоциации профессиональных скрипичных и смычковых мастеров, Европейской Ассоциации скрипичных мастеров, Международного союза искусства скрипичных и смычковых мастеров.

Черты личности

«Леон Закс был не только замечательным художником, но и принадлежал к лучшим представителям современной интеллигенции, мыслящей и действующей.»( Александр Ивашкин, виолончелист оркестра Большого театра, «Советский артист» 16 декабря 1977 года).

Награды

В 1951 году награждён орденом «Знак Почета».

Статьи

«Жизнь и смерть Леона Закса». Артур Штильман, «Заметки по еврейской истории», №11-12(72), Ноябрь-декабрь 2006 года, Нью-Йорк.
«Leva Sachs, Young Violinist, Shows Talent». By A. Constant Smith, «Moscow Daily News», May 23, 1935. (Лева Закс, молодой скрипач, проявляет талант. А.Констант Смит, «Москоу Дэйли Ньюз», 23 мая, 1935)
«Vies for Honors», «Daily Worker», October 29, 1937, USA. (Борьба за участие, «Дэйли Уоркер», 29 октября, 1937, США)
Балет «Сказка о каменном цветке». Черновой прогон спектакля. Леон Закс, солист оркестра Большого театра, «Советский артист», 6 января 1954 года
Концерты в Афинах. Леон Закс, солист оркестра Большого театра, наш спец.корр. Афины, «Советский артист», 17 мая 1963 года
Концертмейстер оркестра. Фуат Мансуров, дирижер оркестра Большого театра, «Советский артист», ноябрь 1970 года
Памяти Леона Борисовича Закса. Коллектив Большого театра Союза ССР, «Советский артист», 21 августа 1977 года
Вечер памяти Л. Б. Закса. В творческом клубе. Александр Ивашкин, виолончелист оркестра Большого театра, «Советский артист», 16 декабря 1977 г.
Образец истинного искусства. Александр Ивашкин, виолончелист оркестра Большого театра, «Советская музыка», № 5, 1978 г.
Яркая, незаурядная личность. «Советская музыка», № 5, 1978 г.
Человек благородной души. Петр Тарасевич, скрипач оркестра Большого театра, «Большой театр», 21 мая 1998 года.

Примечания

Памяти Леона Закса написан «Третий струнный квартет» (Григорий Заборов, 1977 г.). Первое исполнение - декабрь 1977 г., Бетховенский зал Большого театра (вечер памяти Леона Закса).

Отрывок, характеризующий Закс, Леон Борисович

– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.