Иноземский приказ

Иноземский приказ (Иноземный приказ)
Годы существования	1623 — 1701 год
Страна	Россия
Подчинение	приказному судье
Входит в	Вооружённые Силы России (Русское войско, Армия Петра I)
Тип	приказ
Функция	управление
Командиры
Известные командиры	Смотри Судьи (главы)

Иноземский (Иноземный) приказ — центральный орган военного управления (приказ) Русским войском и иноземцев на русской службе, одно из центральных ведомств Русского государства XVII века.

История развития Иноземского приказа и его полномочия

В 1623/24 (7132) году Иноземский приказ преобразован из Панского приказа.

Приказ ведал делами большей части иностранцев (иноземцев), живущих в Московском государстве, главным образом, состоящих на службе в войсках. Иноземскому приказу также были подчинены Новая Немецкая слобода, все военнослужащие иноземного и рейтарского (до образования Рейтарского приказа в 1649 году) строя. Иноземский приказ раздавал (выплачивал) жалованье военно-служилым иноземцам, разрешал споры иноземцев между собой и с православным населением.

Иноземский приказ и Новая Немецкая слобода (1652-1701).

Потребность в создании Новой Немецкой слободы (жили все иностранцы, ранее немец — человек не говорящий по русски) возникла в связи с увеличением числа иноземцев в Московском государстве и стремлением светской и духовной власти четко отделить их от основной массы населения Москвы. В 1652 году создание Новой Немецкой слободы было поручено главе Земского приказа, который заведовал московскими черными слободами, окольничему Богдану Матвеевичу Хитрово. Только после её образования и переписи всех дворов в писцовые книги стольником Афанасием Ивановичем Нестеровым она была передана в ведение Иноземскому приказу.

С управлением Новой Немецкой слободы были связаны в основном два приказа: Иноземский и Земский. Земли в слободе получали по «дачам» из Иноземского и Земского приказов. Иноземцам выдавались «дворовые крепости», которые фиксировались в Крепостных книгах приказов. Все дворы и постройки вносились в Строельные и Записные книги Земского приказа вплоть до ликвидации приказа в 1699 году, когда его функции перешли к Стрелецкому приказу. При переписях Москвы Новая Немецкая слобода переписывалась по наказу из Иноземского приказа.

Главой слободы назначался дворянин, подчинявшийся Иноземскому приказу и получавший из него наказ. Под началом дворянина была съезжая изба, которая являлась административным центром Новой Немецкой слободы, где регистрировались происшествия, куда приводились лица, задержанные в слободе. Её служащие – подьячие и приставы – состояли в ведении Иноземского приказа, где и были верстаны. За порядком во дворах слободы следили десятские, назначавшиеся и получавшие наказ также из Иноземского приказа.

Рубежом в управлении Новой Немецкой слободы считается именной указ от 18 мая 1666 года «О ведомстве в Розряде Новой Немецкой слободы впредь до указа». Но по спискам служащих Иноземского приказа на протяжении двух десятилетий с 1668/69 по 1688/89 годы служащие Новой Немецкой слободы верстались и подчинялись Иноземскому приказу, что означает подчинение ему управления слободы. Ведение её Разрядом оказалось недолгим, продолжалось не более двух с половиной лет (18 мая 1666 года — август 1668 года) и было возвращено Иноземскому приказу. Итак, в 1652 — 1701 годах Новой Немецкой слободой ведал Иноземский приказ во второй половине 1660-х ненадолго передавая её управление Разряду, возможно для всесторонней «ревизии».

Иноземский приказ и «военная реформа» 1680 года.

Изменения в Иноземском приказе в последней трети XVII века больше всего связаны с «военной реформой» 1680 года, в результате которой, как принято считать в энциклопедических изданиях, были соединены или слиты Рейтарский и Иноземский приказы и сильно расширились их военные функции.

Но не все так просто, поскольку:

1. Именного государева указа об объединении/слиянии приказов неизвестно; а в именном указе от 12 ноября 1680 года «О разделении ведомства ратных людей конных и пеших между разными приказами» об этом не говорится ни слова.

2. После 1680 года многие документы, адресованные одновременно в оба приказа, доводятся до каждого из них отдельно.

3. Указы, предназначенные одному Иноземскому приказу — также не редкость вплоть до образования из них в начале XVIII века нового приказа.

4. Взаимоотношение служащих приказов тоже не дает никаких данных для утверждения о соединении/слиянии рассматриваемых приказов.

По именному указу от 12 ноября 1680 года «О разделении ведомства ратных людей конных и пеших между разными приказами» большая часть ратных людей полковой службы перешла в ведение трех центральных приказов: Разрядного, Иноземского и Рейтарского и значительно уменьшились в этой области компетенции других приказов. В ведение Иноземского приказа были включены, во-первых, московские выборные полки, московские жители и городовые; во-вторых, начальные люди, копейщики и рейтары, солдаты, стрельцы и казаки Низовых и Смоленских городов, Тамбова, Верхнего и Нижнего Ломова (ведает совместно с Рейтарским приказом); в-третьих, служилые люди Островска, Старой Русы, Самерска и други соседних городов (ведает совместно с Разрядом). В связи с этим, драгун, стрельцов, казаков и других чинов, ведомых в Иноземском приказе, писать солдатами.

В результате «военной реформы» 1680 года функции Иноземского приказа расширились, и он по сути стал ведать всей пехотой на центральной территории Московского государства. Все полковые службы подчинились единому руководству — боярину Михаилу Юрьевичу Долгорукову. В результате, внутри Иноземского приказа произошли некоторые структурные изменения — вероятнее всего, появился новый стол. Но взаимоотношения Рейтарского и Иноземского приказов остались прежними: тесное сотрудничество и максимальное координирование взаимодействия, о каком-либо соединении/слиянии по известным данным говорить бездоказательно.

Реорганизация Иноземского приказа в петровское время.

В начале преобразований Петра I, 18 (28) февраля 1700 года, боярину князю Якову Федоровичу Долгорукову было поручено сформировать из Иноземского и Рейтарского приказов новый приказ, переводя дьяков и подьячих из старых приказов в новый по своему усмотрению. В итоге, 23 июня (4 июля) 1701 года по указу государя из Иноземского и Рейтарского приказов был образован Приказ Военных дел:

«Приказы Иноземской и Рейтарской и Стрелецкой впредь писать приказами ж, Иноземской и Рейтарской, Военных дел, а Стрелецкой Земских дел; а прежним званием, тех приказов не писать».

Штат Иноземского приказа

Судьи (приказные судьи, главы) Иноземского приказа играли первую роль в правительстве и практически всегда были боярами, что связано с важной ролью приказа в системе государственного управления XVII века. Все они руководили одновременно несколькими приказами.

В штат приказа также входили дьяки и подьячие, переводчики и толмачи, приставы, сторожа и уборщики.

В приказе одновременно было один — два дьяка, де-факто руководивших всем делопроизводством приказа.

Подьячие — основная категория служащих приказа, выполняющие в нём основную работу. На протяжении XVII века число подьячих в приказе менялось: в 20-е — до 10; в 30-е — 40-е — до 30; в 50-е — около 15; с 60-х их количество резко возрастает и достигает в 90-х 70 человек.

Иноземский приказ пользовался услугами толмачей (переводили устную речь) и переводчиков (переводили тексты) на протяжении всего своего существования. Их труд ценился не ниже, скорее даже выше, чем работа подьячих первой статьи. Специализация была как по отдельным языкам — немецкому, голландскому и другим, так и по видам деятельности: например, «ружейного дела толмач».

Сторожей в Иноземском приказе обычно было четыре человека, оклад их на протяжении XVII века колебался в пределах 5 — 7 рублей на год. Номинально все четверо были равны, получая одинаковый денежный оклад. Но положение у них было не всегда равное. Финансово подотчётные дела — покупки по приказу — делал чаще всего один и тот же строго определенный сторож. Сторожа в Иноземском приказе помимо своей основной обязанности — караульной службы — выполняли совершенно разную работу. На них был практически весь мелкий ремонт в приказе и, естественно, покупка для него всего необходимого.

Коллектив приставов в Иноземском приказе, в отличие от сторожей, никогда не был однородным или постоянным. Их число год от года сильно менялось: от двух до двадцати в связи с конкретными задачами приказа в данное время. Их обязанностью в приказах было «призывать разных людей к суду и давать их на поруки; содержать под своим постоянным наблюдением арестованных в целях предупреждения их побега; производить аресты лиц, взыскание с должников и осуществлять наказание над осужденными, а также доставлять переписку приказа по принадлежности».

Уборщики Иноземского приказа, в отличие от остальных служащих, не верстались судьей и дьяком приказа, а работали по найму: «чистить ис приказу всякой сор по уговору найму на год». С середины XVII века количество уборщиков в приказе увеличивается до двух человек, плата за труд каждого из них не изменяется по сравнению с первой половиной века.

Кроме данных категорий служащих, в Иноземском приказе привлекались для разовых работ люди разных специальностей. Ежегодно пользовались услугами переплётчика со стороны или из другого приказа для переплётов приказной документации: Приходных, Расходных и Раздаточных книг. По необходимости, в зависимости от состояния здания, приглашали каменщиков и печников, кузнецов и плотников. Чаще всего они были совершенно не связаны с приказным аппаратом.

Судьи (главы) Иноземского приказа

1. 1623/24 — 1641/42 гг. — Черкасский, Иван Борисович, князь, боярин
2. 1638/39, 1641/42 — 1644/45 гг. — Шереметев, Фёдор Иванович, боярин
3. 1645/46 — 1647/48 гг. — Морозов, Борис Иванович, боярин
4. 1648/49 г. — Черкасский, Яков Куденетович, князь, боярин
5. 1648/49 — 1665/66 гг. — Милославский, Илья Данилович, боярин
6. 1666/67 — 1669/70, 1681/82 гг. — Одоевский, Никита Иванович, князь, боярин
7. 1669/70 — 1675/76 гг. — Троекуров, Иван Борисович, князь, стольник, боярин
8. 1675/76 — 1676/77 гг. — Трубецкой, Юрий Петрович, князь, боярин
9. 1676/77 — 1681/82 гг. — Милославский, Иван Михайлович, окольничий, боярин
10. 1680/81 — 1681/82 гг. — Долгоруков, Михаил Юрьевич, князь, боярин
11. 1681/82 — 1682/83 гг. — Плещеев, Михаил Львович, стольник, боярин
12. 1682/83 — 1689/90 гг. — Голицын, Василий Васильевич, князь, боярин
13. 1686/87 — 1689/90 гг. — Голицын, Алексей Васильевич, князь, боярин
14. 1689/90 — 1693/94 гг. — Урусов, Фёдор Семёнович, князь, боярин
15. 1693/94 — 1696/97 гг. — Иванов, Автомон Иванович, дьяк, думный дьяк (с 29.08.1688)
16. 1696/97 — 1699/1700 гг. — Шеин, Алексей Семенович, боярин, генералиссимус
17. 1700 — 1701 гг. — Долгоруков, Яков Федорович, князь, боярин, генерал-комиссар.

См. также

• Приказ (орган управления)
• Судья (история России)
• Дьяк

Литература

Справочные издания

• Василенко Н. П. Приказы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Военная энциклопедия / Под ред. Апушкина В. А., Величко К. И., Новицкого В. Ф., Шварца А. В., Шульца Г. К. — Т. 11. — СПб.: Товарищество И. В. Сытина, 1913. — С. 5—6.
• Государственность России: В 6 кн. Документация государственных учреждений и органов сословного управления: конец XV в. — февраль 1917 г. Словарь-справочник. — Кн. 2-3. — М.: Наука, 1999—2001.
• Добровольский А. М. Основы организации центрального военного управления в России и важнейших западноевропейских государствах. — СПб.: Военная типография, 1901. VIII, 420 с. С. 52—54.
• Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России: Учебник для студентов высших учебных заведений по специальности «Историко-архивоведение». — 3-е изд., пер. и доп. — М.: Издательство «Высшая школа», 1983. — 352 с. — С. 53.
• Лохвицкий А. О. О Панском приказе // Журнал министерства народного просвещения. — 1857. — № 4. — Т. 94. — Отд. VII. — C. 24—25.
• Петров К. В. Приказная система управления в России в конце XV—XVII веков: формирование, эволюция и нормативно-правовое обеспечение деятельности. — М.-СПб.: ООО «Альянс-Архео», 2005. — 140 c. — С. 65.
• Успенский Г. П. Опыт повествования о древностях русских. — Харьков, 1818. — XII, 816 с. — С. 316—317.
• Центральный государственный архив древних актов СССР: Путеводитель: В 4 т. / Сост. Желоховцева Е. Ф., Бабич М. В., Эскин Ю. М. — Т. I. — М.: Госархив СССР, 1991. — 530 с. — С. 58—59.

Материалы и исследования

• Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века // Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат и делопроизводство XVI—XVII веков / Отв. ред., авт. пред. Шмидт С. О. Сост., авт. вступ. ст., комм., подгот. Топычканов А. В. — М.: Языки славянской культуры, 2006. — 608 с. — Серия: «Наследие москвоведения». — С. 71—75, 110, 214—308.
• Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв.: Справочник / Под ред. Буганова В. И., Левшина Б. В. — М.: Издательство «Наука», 1975. — 608 с.
• Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII века (1625—1700). Биографический справочник / Отв. сост. Иванова Г. А. — М.: Памятники исторической мысли, 2011. — 720 с.
• Ерешко А. Е. Взаимоотношения Новой Немецкой слободы и Иноземского приказа во второй половине XVII века // Наука, образование, общество: тенденции и перспективы. Сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции 31 августа 2013 г. В 3 ч. / Министерство образования и науки РФ. — Ч. III. — М.: «АР-Консалт», 2013. — 139[1] с. — С. 100—107.
• Ерешко А. Е. Второстепенные служащие Иноземского приказа и его связь с торговыми кругами Москвы // Ключевские чтения — 2011. Т. 1: Василий Осипович Ключевский и познание русской истории: Материалы Всероссийской научной конференции: Сборник научных трудов / Отв. ред. Воронин В. Е. — М.: Спутник+, 2011. — 349[1] с. — С. 89—93.
• Ерешко А. Е. Дьяки и руководители Иноземского приказа: их место в системе государственного управления России XVII века // Что изучает и чему учит история: актуальные проблемы политической и социальной истории России: Ключевские чтения — 2009. Материалы межвузовской научной конференции: Сборник научных трудов / Отв. ред. Воронин В. Е. — М.: Спутник+, 2009. — 411[1] с. — С. 132—135.
• Ерешко А. Е. Иноземский (Панский) приказ в представлении иностранцев конца XVI–XVII столетий // Наука и образование в XXI веке: Сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции 30 декабря 2013 г: В 8 ч. / Министерство образования и науки РФ. — Ч. VII. — М.: «АР-Консалт», 2014. — 194 с. — С. 168–178.
• Ерешко А. Е. Иноземский приказ и «военная реформа» 1680 г. // Ключевские чтения — 2012. Российская государственность и освободительные войны. Т. 1: Материалы Всероссийской научной конференции: Сборник научных трудов / Отв. ред. Воронин В. Е. — М.: Спутник+, 2013. — 308 с. — С. 101—104 с.
• Ерешко А. Е. Московское дворовладение служащих Иноземного приказа как аспект краеведческого исследования // Краеведение как феномен провинциальной культуры: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 125-летию со дня рождения Андрея Федоровича Палашенкова (1886—1971) (Омск, 27-29 окт. 2011 г.) / Под ред. Вибе П. П., Кильдюшевой А. А., Бежан Е. М., Безродной О. А. — Омск: ОГИК музей, 2011. — 696 с. — С. 175—179.
• Ерешко А. Е. Эволюция Иноземного приказа в системе государственного управления России в XVII веке в контексте западноевропейской истории // Особенности социокультурных взаимодействий в Российском обществе Москва, 2008 (МПГУ Межвузовская научная конференция). — М., 2009. — С. 48—51.
• Лаптева Т. А. Документы Иноземного приказа как источник по истории России XVII века // Архив русской истории. — Вып. V. — 1994. — С. 109—127.
• Лисейцев Д. В. Панский (Иноземский) приказ в конце XVI — начале XVII столетий // Иноземцы в России в XV—XVII веках: Сборник материалов конференций 2002—2004 гг. / Под общ. ред. Левыкина А. К. — М.: Издательство «Древлехранилище», 2006. — 535[1] с. — С. 59—69.
• Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России XVII века (правовой статус и реальное положение). — М.: Издательство «Древлехранилище», 2004. — 344 с. — С. 52—64, 171—172.
• Скобелкин О. В. Служилые иноземцы и Иноземский (Панский) приказ в 10 — 20-х годах XVII века // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. — 2011. — № 2. — С. 67—72.

Отрывок, характеризующий Иноземский приказ

– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.