Интифада

Интифа́да (от араб. انتفاضة‎ — «восстание») — арабское боевое движение, направленное на захват территории Палестины. В наиболее радикальной форме — движение, стремящееся уничтожить государство Израиль для создания на его современной территории арабского государства Палестина (в другой интерпретации — движение, направленное на отделение Палестинской автономии от Израиля). Исключение составляют Голанские высоты, признаваемые участниками движения территорией Сирии.

В настоящее время под словом «интифада» чаще всего понимается вооружённая борьба палестинских арабов против Израиля Западного берега реки Иордан и Сектора Газа (из которого Израиль полностью ушёл в 2005 году). Интифада явилась одним из наиболее существенных аспектов арабо-израильского конфликта в период со второй половины 1980-х до настоящего времени.

На территории исторической Палестины

Обычно различают две палестинских интифады: первую и вторую (Интифада Аль-Аксы).

Первая интифада

Началом первой интифады принято считать 9 декабря 1987 года. Эту интифаду иногда также называют «войной камней», поскольку в её начале палестинцы в основном использовали против израильтян камни и самодельное вооружение.

Официально интифада завершилась подписанием Соглашений в Осло между Израилем и ООП (август 1993), в результате которых в 1994 году была создана Палестинская национальная администрация.

С начала интифады и до подписания «соглашений Осло» погибли 111 израильтян («Бецелем») и более 2000 палестинцев; из них, до 1100 — убиты израильтянами и 1000 — в результате внутренних конфликтов (Palestinian Human Rights Monitoring Group).

Вторая интифада

Началась в сентябре 2000 года.

Ряд источников считает, что непосредственным поводом для начала интифады послужило посещение Ариэлем Шароном Храмовой горы в Иерусалиме, что рассматривалось руководством Израиля как легитимный акт, поскольку, по условиям мирных соглашений, доступ к ней был открыт для верующих всех религий. В связи с этим вторая интифада известна также как «Интифада аль-Акса» (по названию мечети, расположенной на Храмовой горе).

Сам Шарон, вернувшись, сказал журналистам: «Я считаю, что мы можем строить и развиваться вместе. Это был мирный визит. Является ли это подстрекательством, когда израильские евреи приходят к святыне еврейского народа?» Шарон хотел доказать право израильтян-евреев посещать Храмовую гору.

После посещения Шароном Храмовой горы начались массовые беспорядки среди палестинцев, бросание камней в сторону Стены Плача. Израильская полиция ответила слезоточивым газом и резиновыми пулями. Было ранено 25 полицейских и 3 палестинца. При этом ещё за день до посещения Шароном Храмовой горы в результате теракта на перекрёстке Нецарим был смертельно ранен израильский пограничник.

R. Baroud («International Socialist Review») утверждает, что это Израиль ставил своей целью спровоцировать интифаду с целью свернуть мирный процесс.

Ряд других источников считает, что подготовка к ней велась Арафатом заблаговременно, и начало интифады было его решением (см. Интифада Аль-Аксы#Мнения о причинах начала интифады).

Так, в декабре 2000 года Имад Фалоуни, министр ПА связи в то время, сказал, что «интифада была заранее запланирована, после возвращения Арафата в июле, задолго до визита Шарона». Лидер Хамаса Махмуд аль-Захара также заявил в сентябре 2000 года, что когда Арафат в 2000 году понял, что Кэмп-Дэвид не привел к выполнению его требований, он приказал таким организациям, как ХАМАС, ФАТХ, Бригады мучеников Аль-Аксы запустить «военные операции» против Израиля.

Лидер ФАТХа Маруан Баргути так описал свою роль в преддверии интифады: «Я знал, что конец сентября — последний срок начала выступлений, но когда Шарон поднялся к мечети Аль-Акса, понял, что это самый подходящий момент для начала интифады… Было невозможно, чтобы Шарон, достигнув аль-Харам аль-Шариф, ушел мирно… Мы попытались создать столкновения. Нам помешали разногласия, возникшие с другими фракциями в то время… Когда Шарон ушел, я остался, и ещё в течение двух часов мы обсуждали способы реагирования в разных городах, а не только в Иерусалиме».

Потери израильтян и палестинцев в период второй интифады

Цифры о потерях израильтян и палестинцев в период интифады в разных источниках не совпадают. Но вот результат исследования, проведенного Международным институтом противодействия терроризму при научном центре в Герцлии. В ходе боев и столкновений было убито 1450 палестинцев и 525 израильтян. В эти цифры входят боевики и гражданские лица, террористы-самоубийцы и их жертвы, палестинские «коллаборационисты», заподозренные палестинскими боевиками в сотрудничестве с Израилем. Несмотря на то, что погибших израильтян в три раза меньше, число гражданских жертв среди израильтян составляет 40 % от общего числа.

Подавляющее большинство палестинских гражданских потерь — молодые мужчины. Объясняется это тем, что именно они становились террористами-смертниками, старались стать «святыми мучениками» и попасть в рай.

В декабре 2008 года, с началом в секторе Газа широкомасштабной военной операции «Литой свинец», лидеры радикального движения Хамас призвали население ПНА к «третьей интифаде».

В Ираке

Восстание шиитов против режима Саддама Хусейна в 1991 году именуется «Интифадой Шаабания».

В 2004 году радикальный шиитский лидер Муктада ас-Садр организовал восстание своих последователей против американского вторжения в Ирак, которое он назвал «иракской интифадой».

Другие

Интифадами именуются также массовые выступления суннитов в Ираке против проамериканской шиитской диктатуры.

Ссылки

• Kurz, Anat. [www.inss.org.il/upload/(FILE)1239086658.pdf The Palestinian Uprisings: War with Israel, War at Home]. — Tel Aviv: Institute for National Security Studies, Memorandum No. 98, April 2009. — 104 p. — ISBN 978-965-7425-10-7.
• [www.intifada.ru/ Интифада] (точка зрения портала ХАМАСа на события «первой интифады»)

Отрывок, характеризующий Интифада

– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?