Итальянцы в Тунисе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Итальянцы в Тунисе были некогда крупной этнокультурной общиной, которая внесла значительный вклад в историю страны. Романоязычное население в Тунисе появилось во времена Римской империи и существовало до момента интенсивной арабизации и исламизации страны в ХIII веке. После этого европейское присутствие возобновилось в ХV веке. В Тунис часто наведывались испанские, французские и итальянские купеческие и военные экспедиции, но массовая итальянская колонизация началась с нач. ХIХ века. Итальянское присутствие в стране достигло своего пика в 1910 году, когда в Тунисе было зафиксировано свыше 105 тыс. итальянцев (или 5,5 % населения страны). Свыше 72 % из них были выходцами с острова Сицилия. Настороженное отношение французского правительства Туниса по отношению к итальянским переселенцам привело к росту напряжения между Италией и Францией и отчасти способствовало распространению итальянского реваншизма, ирредентизма и фашизма в 1930-е и 1940-e годы[1]. После провозглашения независимости, итальянцы и итало-туниссцы, равно как и другие группы европейского происхождения предпочли незамедлительно покинуть страну. Большинство выехало во Францию и Италию к началу 1960-х годов. Тем не менее, итало-туниссцы, также как и итало-ливийцы, успели внести значительный вклад в кулинарию и архитектурный облик страны.



Итальянская иммиграция в Тунис

Показательным примером растущего итальянского влияния в регионе стал тот факт что первая газета Туниса стала издаваться на итальянском языке с 1838 года[2]. В Тунисе искали временное убежище и известные итальянские политики (например, Джузеппе Гарибальди). В конце ХIХ века обанкротившийся Тунис попал в экономическую зависимость от Италии. При этом в страну усилился поток итальянских разнорабочих и безземельных крестьян. Итальянское правительство надеялось аннексировать Тунис, однако Франция, действуя из соседнего Алжира сумела опередить Италию. Французские власти настороженно относились к росту итальянской общины в стране.

Статистика

В 1910 году население протектората насчитывало 1,923 млн чел. Из них уроженцы Италии составляли 105 000 (5,5 %), Франции — 35 000 (1,8 %). Специальный декрет 1919 года сделал приобретение земли итальянцами затруднительным. В результате среди них только 1 167 человек владело 83 000 га земли. при этом в стране было 2 395 франц. землевлад., захвативших 700 000 га. Дети итальянских граждан, родившиеся в Тунисе, подвергались быстрой галлизации, поэтому число людей называющих себя итальянцами начало постепенно сокращаться. К 1946 г. итальянцами себя назвали лишь 84 935 чел., в 1959 (3 года спустя начала массовой эмиграции тунисских итальянцев в Италию и Францию) — 51 702; в 1969 — менее 10 000. Сегодня в стране проживает менее тысячи итальянцев. Итальянцы внесли важный вклад в развитие портового города Хальк-эль-Уэд (Ла Голетта), где они долгое время составляли относ. большинство населения. Уроженкой города является итальянская актриса Клаудия Кардинале.

Напишите отзыв о статье "Итальянцы в Тунисе"

Примечания

  1. [books.google.ru/books?id=BOopmtvrsOAC&pg=RA2-PA192&lpg=RA2-PA192&dq=tunisian+italians&source=web&ots=lc-5_MIO5a&sig=Aexe-le68_OOkHock_yT5rP5qy4&redir_esc=y#v=onepage&q=tunisian%20italians&f=false France Overseas: A Study Of Modern Imperialism, 1938 — Herbert Ingram Priestly — Google Книги]
  2. [www.allturportal.ru/tunis_istorija.php История Туниса]


Отрывок, характеризующий Итальянцы в Тунисе

Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.