Карлова, Наталья Фёдоровна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Карлова и Вонлярлярский

Наталья Фёдоровна Карлова
Имя при рождении:	Наталья Фёдоровна Вонлярлярская
Род деятельности:	благотворительница
Дата рождения:	4 (16) мая 1858(1858-05-16)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	14 марта 1921(1921-03-14) (62 года)
Место смерти:	Канны
Отец:	Фёдор Ардалионович Вонлярлярский
Мать:	Мария Фёдоровна Уварова
Супруг:	герцог Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий
Дети:	сын и три дочери
Награды и премии:

Графиня Наталья Фёдоровна Карлова (урождённая Вонлярлярская; 16 мая 1858, Санкт-Петербург — 14 марта 1921, Франция) — благотворительница, с 1890 года морганатическая супруга герцога Георгия Георгиевича Мекленбург-Стрелицкого (правнука императора Павла I). Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины.

Биография

Происхождение

Наталья Фёдоровна Вонлярлярская родилась в семье действительного статского советника Федора Ардалионовича Вонлярлярского (1833—1903) и Марии Фёдоровны, урождённой Уваровой (1835—1872). Супруги имели 6 детей, и Наталья была старшей дочерью. Оставшись тринадцати лет после смерти своей матери, она была хозяйкой дома, помогая во всем своей бабушке — Наталье Петровне Даниловой (1803—1889).

Отец Натальи, крупный пензенский помещик, служил вместе с М. Е. Салтыковым в Пензенской казенной палате. В конце 1866 года он переехал в Петербург и продолжил службу в центральном аппарате Министерства финансов в должности старшего ревизора Департамента неокладных сборов. Но главным увлечением Вонлярлярского была музыка. Он был знаком с А. С. Даргомыжским, а с М. П. Мусоргским служил в молодости в одном полку и сохранил с ним приятельские отношения на всю жизнь. Наталья Фёдоровна последовала по стопам отца. М. В. Волконская в своих воспоминаниях, посвящённыхМ. А. Балакиреву, писала:

«Наташа» или Наталья Фёдоровна Вонлярлярская, ныне графиня Карлова тогда молоденькая очаровательная девушка, приходилась ему (В.П. Опочинину) родственницей (кажется, племянницей) и он, весь сияя, шёл к ней, а она вместе с Катениными — мужем любителем серьёзной музыки и его хорошенькой женой, была единственной, кажется, кроме нас и Опочинина светской посетительницей Бесплатной Школы.

Фрейлина

В 1884 году Наталья Фёдоровна была принята фрейлиной ко двору великой княгини Екатерины Михайловны, вдове герцога Мекленбург-Стрелицкого. Продолжая жить с отцом, зимой Наталья ездила на службу в Михайловский дворец, а летом Великая Княгиня приглашала всю семью Вонлярлярских к себе в Ораниенбаум. По воспоминаниям А. Н. Бенуа, Великая Княгиня «была дама строгая, очень знавшая себе и своему рангу цену, очень следившая за соблюдением своих прерогатив.»

Её старший сын герцог Георгий Георгиевич или Жоржакс с детства серьёзно увлекался музыкой, он прекрасно играл на пианино и виолончели, занимался сочинительством. Дом его бабушки, великой княгини Елены Павловны, был открыт для композиторов и музыкантов. Но ему была предназначена военная карьера. А. А. Брусилов отзывался о нём так: «Это был большой чудак, и как он ни старался быть хорошим полковым командиром, это ему мало удавалось. Он был очень честный, благородный человек и всеми силами старался выполнять свои обязанности.»

Сопровождая Екатерину Михайловну на разные светские мероприятия, герцог и фрейлина часто встречались. У них нашлись общие увлечения: «Она была весьма неглупой женщиной, она интересовалась и художеством и литературой, больше же всего — музыкой, что, вероятно, и послужило её сближению с её мужем — герцогом Георгием, который сам был отличным пианистом и с такой страстью относился к музыке, что даже завел свой собственный, знаменитый на весь Петербург квартет из четырёх первоклассных, чудесно сыгравшихся виртуозов.» При этом девушка не была признанной красавицей: «Не будучи столь же хорошенькой, как её младшая сестра — Марианна Мансурова (впоследствии супруга Якова Владимировича Ратькова), она все же обладала той женственной прелестью, которая иногда вполне возмещает отсутствие патентованной красоты. Довольно высокая, очень стройная, с глазами, в которых играет какая-то весело-лукавая и в то же время ласкающая искорка, с чертами лица скорее простоватыми, но „милыми“, „Наташа Карлова“ вполне заслуживала быть зачисленной в разряд приятнейших особ женского пола.»

Брак

Заметив склонность сына к Наталье Фёдоровне, великая княгиня отстранила девушку от выполнения фрейлинских обязанностей. Георгий Георгиевич проявил упорство и стал добиваться разрешения на брак: в июне 1889 года он специально выехал в Германию, чтобы получить разрешение великого герцога Мекленбургского Фридриха Вильгельма (1819—1904).

Злые языки говорили, что Наташа Вонлярская «женила на себе» герцога, этого грузного и большого человека, жившего до того под крылышком своей строгой матери, крайне целомудренного и никакого жизненного опыта не имевшего. Но, насколько мне удалось изучить характер графини Карловой, это едва ли было так. Что получить разрешение матери было нелегко «Жоржаксу», это вероятно… Но победили её (в.кн. Екатерину Михайловну) не интриги нетитулованной и бедной «втируши», а упорство подлинной любви. Наталия Федоровна всем сердцем (и даже против своей воли) полюбила «своего принца», со своей же стороны «принц» нашел в ней свой идеал — то самое, что было нужно его душе, в чем он почуял всю полноту жизненного счастья. И эта взаимная любовь дала обоим энергию и силу преодолеть все препятствия.

Бракосочетание состоялось 2 февраля 1890 года в 4 часа пополудни в церкви Михайловского дворца. На бракосочетании присутствовали император Александр III и его супруга Мария Фёдоровна. Посаженным отцом у жениха был великий князь Михаил Николаевич, посаженной матерью — великая княгиня Екатерина Михайловна, а у невесты — её отец и графиня Софья Андреевна Толстая. Венчание совершил настоятель дворцовой церкви протоиерей Иоанн Сыренский, а по лютеранскому обряду в одной из зал дворца пастор Екатерининской лютеранской церкви Васильевского острова Газенегер. Вечером в Михайловском дворце состоялся свадебный обед, после новобрачные отбыли с поездом железной дороги в город Ораниенбаум на постоянное жительство. Там супруги провели первый месяц совместной жизни, затем переехали в подготовленную для них 15-комнатную квартиру в первом этаже Конторского флигеля Михайловского дворца в Петербурге.

После бракосочетания Наталье Фёдоровне был дарован титул графини Карловой, но положение новоиспечённой графини было щекотливым. При дворе её не принимали, большая часть царской семьи, а вслед за ними и большинство аристократии, относились к ней недоброжелательно, «но она до того ушла в свою семью, в воспитание своих детей и в заботы об обожаемом муже, что ей горя было мало. Она продолжала идти той же стезей твёрдой, спокойной поступью и постепенно покорила все сердца. Она даже, при всей своей скромности, приобрела известную популярность.»

Благотворительность

Войдя в семью, известную своей благотворительной деятельностью (герцоги Мекленбург-Стрелицкие были попечителями в том числе Еленинского клинического института и Елизаветинской больницы, Русского музыкального общества и петербургской консерватории.), Наталья Фёдоровна стала принимать в ней активное участие. В годы Русско-японской войны она была назначена помощницей принцессы Е. П. Ольденбургской и фактически возглавила комитет, где проводила огромную работу: занималась отправкой посылок на фронт, заботилась о раненых и инвалидах, добивалась льгот для воинов (помогала им обустроиться, выдавала деньги, предоставляла лечение) и их детей. В Катальной горке (павильоне, расположенном на территории Ораниенбаума) был устроен склад Красного Креста. Герцоги Мекленбург-Стрелицкие жертвовали деньги, проводили благотворительные концерты.

В начале 1905 года ею была проведена беспрецедентная акция: в газете «Новое Время» было помещено объявление о сборе литературы религиозно-нравственного содержания для русских солдат, находящихся в плену. Книги поступали из всех уголков империи, в результате были собраны десятки тысяч книг, отправленных в Японию. Впоследствии за работу в Порт-Артурском комитете графиня Карлова была удостоена ордена Святой Екатерины малого креста.

Графиня Карлова была почётным членом Благотворительного общества призрения интеллигентных тружениц, попечительницей приюта имени барона О. О. Буксгевдена.

Во время Первой мировой войны графиня Карлова была членом Петербургского особого комитета великой княжны Ольги Николаевны по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну. Мекленбург-Стрелицкие выделяли деньги на содержание лазаретов и госпиталей, один из которых был открыт в их доме на Фонтанке.

Последние годы

Постепенно её стали принимать при дворе. В 1903 году Наталья Фёдоровна с супругом присутствовала на знаменитом костюмированном балу.

Семья проживала в Михайловском и Ораниенбаумском дворцах, однако по условиям завещания Екатерины Михайловны принадлежавшие ей недвижимые имения: Михайловский дворец, Каменноостровский дворец с островом и Ораниенбаумский дворец со всеми принадлежащим ему землями были завещаны герцогу Михаилу и принцессе Елене. Георгий Георгиевич имел лишь право пожизненного проживания в них. Заботясь о своей семье, герцог постоянно увеличивал капитал, приобретал земли и дома для их обеспечения. В 1895 году Георгий Георгиевич переезжает из Михайловского дворца в дом на набережной Фонтанки, купленный им с согласия императора Николая II и обустроенный по его личным планам. В 1896 году он приобрёл усадьбу Жабино, которая стала одной из летних резиденций семьи.

5 декабря 1909 года неожиданно для всех герцог Мекленбургский скончался в год своего пятидесятилетия. В лютеранской церкви Ораниенбаума состоялось его отпевание. В 1913 году случилась новая трагедия: 4 декабря от воспаления лёгких скончалась младшая дочь Наталья и была похоронена в Ораниенбауме рядом с отцом.

Графиня Карлова с детьми на правах родственников сопровождала императорскую семью в поездке на пароходе по Волге в честь празднования 300-летия Дома Романовых. Александра Федоровна пожелала, чтобы Мария Георгиевна официально вошла в её свиту, что вскоре было исполнено, и Мерика стала фрейлиной императрицы.

Во время революции графиня Карлова жила с детьми в своем имении в Полтавской губернии. Позднее семья эмигрировала, и Наталья Фёдоровна оказалась в Ницце. В 1920 году жила в Лондоне, где принимала участие в работе Красного Креста.

Наталья Фёдоровна Карлова скончалась 14 марта 1921 года в Каннах и была похоронена на русском православном кладбище Гран-Жас.

Дети

Супруги имели четырёх детей, которые именовались графами Карловыми:

• Екатерина Георгиевна (1891—1940), 28 января (10 февраля) 1913 года вышла замуж за князя Владимира Эммануиловича Голицына (1884—1954). Супруги имели трёх сыновей (Николая (1913—1999), Георгия (1916—1992), Эммануила (1918—2002). Погибла во время бомбардировки Лондона;
• Мария Георгиевна (1893—1979), 14 (27) ноября 1916 года в Тифлисе вышла замуж за князя Бориса Дмитриевича Голицына (1892—1919), погибшего в бою за г. Царицын. Дети от этого брака — Дмитрий (1917, Кисловодск — 1944, Нидерланды) и Наталья (1920, Ялта-?). В 1929 году вышла замуж за графа Владимира Петровича Клейнмихеля (1901—1982), от этого брака — дочь Софья;
• Наталья Георгиевна (1894—1913);
• Георгий Георгиевич (Георг Александр) (1899—1963), герцог Мекленбургский.
  • 7 октября 1920 года женился на графине Ирине Михайловне Толстой (1892—1955), вдове графа Александра Михайловича Толстого (1888—1918), дочери генерал-майора Михаила Николаевича Раевского (1841—1893) и княжны Марии Григорьевны Гагариной (1851—1941), внучке Н. Н. Раевского и князя Г. Г. Гагарина. В браке родилось трое детей.
  • 25 июля 1956 года обвенчался с австрийской эрцгерцогиней Шарлоттой Габсбург-Лотарингской (1921—1989), старшей дочерью последнего императора Австрии Карла I (1887—1922) и Циты Бурбон-Пармской (1892—1989),

В 1928 уже в эмиграции граф Георгий Георгиевич Карлов был усыновлён своим дядей Карлом-Михаилом, после чего принял титул «герцога цу Мекленбург, графа фон Карлов». После пресечения старших линий Мекленбургского дома права на их титулы перешли к потомкам Георгия Георгиевича, ставшим их единственными наследниками.

Примечания

Литература

• Манойленко Ю. Е., Манойленко А. С. Закрыть благотворительное учреждение «за истощением находившихся в его распоряжении средств». Благотворительная деятельность Порт-Артурского комитета в 1905—1906 гг. // Военно-исторический журнал. — 2013. — № 12. — С. 34-38.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:184968 Карлова, Наталья Фёдоровна] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Карлова, Наталья Фёдоровна

Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…