Климат США

Из-за большого размера страны, её протяжённости и широкого разнообразия географических особенностей на территории США можно найти районы с практически любыми климатическими характеристиками. Бо́льшая часть США (штаты, расположенные к югу от 40 градуса с. ш.) располагается в зоне субтропического климата, севернее преобладает умеренный климат, Гавайи и южная часть Флориды лежат в зоне тропиков, а север Аляски относится к полярным регионам. Великие равнины к западу от 100-го меридиана относят к полупустыням, Большой Бассейн и области вокруг него имеют аридный, а прибрежные районы Калифорнии — средиземноморский климат. Тип климата в границах одного пояса может существенно меняться в зависимости от рельефа, близости океана и других факторов. Благоприятный климат оказал немалое влияние на заселение материка европейцами и во многом способствовал занятию США лидирующих позиций в мире.

Общие положения

Стихийные бедствия

Ежегодно в США происходит сравнительно большое количество разнообразных стихийных бедствий.

С одной стороны, засухи в США случаются редко, с другой — когда случаются, имеют серьёзные, порой катастрофические последствия. Как пример можно вспомнить страшную засуху 1931—1940 годов, известную также как Пыльный котёл, которая к тому же пришлась на период тяжелейшего экономического кризиса — Великую депрессию. Фермерские хозяйства в районе Великих равнин фактически перестали функционировать, регион обезлюдел (до 2,5 млн людей покинуло равнины к 1940 году), многочисленные пылевые бури разрушили верхний плодородный слой почвы. В 1999—2004 годах в Америке наблюдалась очередная засуха, сравнимая по последствиям с вышеописанной.

Частые торнадо являются известной особенностью климата Северной Америки, на самом деле США сильно обгоняют любую другую страну по количеству смерчей. Столкновение воздушных масс с сильно различающейся температурой — основная причина частых гроз и смерчей в центральных районах США весной и летом. Хотя торнадо в Америке встречаются в самых разных регионах — и в равнинных районах Канады, и на восточном побережье США и на полуострове Флорида, всё же самые частые и сильные смерчи происходят в так называемой Аллее торнадо, условные границы которой захватывают север Техаса, Оклахому, Канзас, часть Миссури, Арканзаса и Теннесси. В городах этих штатов стоят специальные сирены, предупреждающие о появлении торнадо, а дома ещё при постройке снабжаются противоторнадными убежищами. Мощный торнадо был в Оклахоме 20.05.2013, принесший массовые потери как человеческие, так и материальные. Ещё одно стихийное бедствие, часто встречающееся в США — ураганы. Восточное побережье, острова Гавайи и особенно южные штаты США, граничащие с Мексиканским заливом, наиболее подвержены этой стихии. Сезон ураганов в США начинается в июне и заканчивается к началу декабря, самый пик приходится на период с августа по октябрь. Из самых разрушительных ураганов можно назвать Гальвестонский ураган 1900 года, ураган Эндрю 1992 года и страшный ураган Катрина, пронёсшийся по югу США в 2005 году. На западном побережье США иногда наблюдаются отголоски тихоокеанских тайфунов, чаще всего в виде сильных продолжительных ливней.

Наводнения, как и засухи, в США явления нечастые. Однако стоит отметить Большое Миссисипское наводнение 1927 года и Большое наводнение 1993 года — крайне продолжительные и сильные наводнения, унёсшие немало человеческих жизней и дорого обошедшиеся американской экономике. Многие наводнения являются также прямыми следствиями ураганов. Особо стоит отметить наводнения, развивающиеся крайне стремительно из-за особенностей рельефа некоторых районов США. Внезапная гроза может моментально наполнить каньон, подняв уровень воды сразу на несколько метров. В штате Калифорния из-за сильных дождей также систематически случаются оползни.

Западное побережье Северной Америки входит в так называемое Тихоокеанское вулканическое огненное кольцо — источник 90 % всех землетрясений на земле. Весь горный регион начиная от полуострова Аляска и до южной Калифорнии — зона повышенной вулканической активности. Особенно велика концентрация вулканов в Каскадных горах на северо-западе США. Извержение вулкана Сент-Хеленс 1980 года было одним из самых разрушительных в США. Также своими вулканами славятся острова Гавайи, например вулкан Килауэа извергается непрерывно с 1983 года. Однако, гавайские вулканы не представляют особой опасности для жителей штата. Штаты Аляска и Калифорния из-за своего расположения на краю Огненного кольца подвержены особенно сильным землетрясениям. Землетрясение 1906 года в Сан-Франциско и Аляскинское землетрясение 1964 года были одними из самых сильных в истории. Кроме больших разрушительных землетрясений, эти штаты испытывают более слабые удары довольно регулярно, поэтому все здания приходится строить сейсмоустойчивыми. Прямыми следствиями землетрясений являются также цунами, нередко обрушивающиеся на западный берег США.

В последнее время, из-за сухих летних периодов, штат Калифорния ежегодно страдает от лесных пожаров.

Сводная таблица по городам

В приведённой ниже таблице представлен список климатических данных по населённым пунктам США.

Город	Абсолютный минимум, °C	Температура самого холодного месяца, °C	Температура трёх самых холодных месяцев, °C	Средняя годовая температура, °C	Температура самого тёплого месяца, °C	Температура трёх самых тёплых месяцев, °C	Абсолютный максимум, °C	Среднее годовое количество осадков, мм
Анкоридж	−38,9	−8,3	−7,4	2,8	14,9	13,8	30,0	423
Атланта	−22,8	6,3	7,4	17,0	26,8	26,1	40,6	1263
Бостон	−27,8	−1,7	−0,1	10,8	23,0	21,7	40,0	1112
Вашингтон	−26,1	2,2	3,5	14,5	26,6	25,4	41,1	1010
Гонолулу	11,7	22,8	23,1	25,4	27,7	27,5	35,0	436
Даллас	−22,2	8,3	9,3	19,5	30,3	29,5	45,0	955
Денвер	−33,9	−1,1	−0,5	10,2	23,4	21,9	40,6	379
Детройт	−29,4	−3,6	−2,3	10,1	23,1	22,0	40,6	851
Кадьяк	−26,7	−0,8	−0,6	4,9	12,9	11,7	30,0	1984
Канзас-Сити	−30,6	−1,8	−0,4	12,5	25,7	24,6	45,0	987
Коцебу	−48,3	−19,3	−18,2	−5,2	12,6	10,4	29,4	280
Лас-Вегас	−13,3	9,3	9,9	20,8	33,6	32,2	47,2	106
Лос-Анджелес (побережье)	−2,8	13,7	13,8	17,0	20,9	20,6	43,3	326
Майами	−2,8	20,1	20,9	25,1	29,0	28,7	37,8	1573
Мемфис	−25,0	5,1	6,3	17,2	28,2	27,5	42,2	1364
Миннеаполис	−40,6	−9,1	−7,4	7,9	23,2	21,8	42,2	779
Новый Орлеан	−11,7	11,8	13,0	21,3	29,2	28,8	38,9	1443
Нью-Йорк	−26,1	0,3	1,7	12,7	24,7	23,5	41,1	1270
Оклахома-Сити	−27,2	4,0	5,1	16,4	28,3	27,3	45,0	926
Риверсайд	−7,2	12,5	12,8	18,8	26,3	25,5	46,7	315
Сан-Диего	−3,9	13,6	14,0	17,6	22,0	21,5	43,9	265
Сан-Франциско	−4,4	10,2	10,7	14,5	18,2	18,0	41,1	524
Сиэтл	−17,8	4,8	5,6	11,4	18,9	18,0	39,4	953
Солт-Лейк-Сити	−34,4	−1,4	−0,4	11,5	25,9	23,9	41,7	413
Филадельфия	−23,9	0,6	1,9	13,2	25,6	24,4	41,1	1054
Финикс	−8,9	13,0	14,0	23,9	34,9	33,9	50,0	204
Хьюстон	−12,8	11,7	12,6	21,0	29,2	28,8	42,8	1265
Чикаго	−32,8	−4,6	−3,1	9,9	23,3	22,1	40,6	940

Ссылки

• [www.weather.gov National Weather Service]

Отрывок, характеризующий Климат США

– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.