Коничев, Константин Иванович

Константин Коничев
Константин Иванович Коничев
Дата рождения:	13 (26) февраля 1904(1904-02-26)
Место рождения:	д. Поповская, Устьянская волость, Кадниковский уезд, Вологодская губерния, Российская империя
Дата смерти:	2 мая 1971(1971-05-02) (67 лет)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик,журналист
Жанр:	повесть, рассказ, очерк
Язык произведений:	русский
Награды:

Константин Иванович Ко́ничев (13 [26] февраля 1904, д. Поповская, Вологодская губерния — 2 мая 1971, Ленинград) — русский советский писатель и журналист, фольклорист. Редактор издательства в Архангельске, возглавлял местное отделение Союза писателей СССР, редактировал альманах «Север». В 1952—1953 — главный редактор Лениздата. Участник Великой Отечественной войны.

Основные темы произведений писателя — русский Север, судьбы его исторических деятелей. Автор цикла историко-биографических книг о М. В. Ломоносове, скульпторе Федоте Шубине, зодчем Андрее Воронихине, художнике Василии Верещагине, издателе И. Д. Сытине и др. Много труда отдал собиранию северного фольклора, опубликовав по этим материалам выдержавший два издания сборник «Песни Севера, частушки, пословицы, загадки».

Биография

Родился в крестьянской семье в деревне Поповская Устьянской волости Вологодской губернии (ныне Усть-Кубинского района Вологодской области). Рано остался сиротой, воспитывался опекуном.

С детства начал трудиться, учился сапожному делу, работал в поле, в лесу, испробовал все крестьянские дела. В 1911 году был отдан учиться в Коровинскую церковно-приходскую школу, и через 3 года окончил её как лучший ученик, получив за это от учителя в подарок книги.

Подростком работал сапожником, но всё это время уже никогда не забывал о книге, читал односельчанам газеты, которые иногда попадали в деревню.

После окончания Гражданской войны вернулся в родные края и снова занялся сапожным делом. В свободное время пробовал писать стихи, фельетоны, очерки, заметки, некоторые из которых печатались на страницах губернской газеты «Красный Север». Был одним из зачинателей местного селькоровского движения.

В 1923 году селькор Коничев вступил в комсомол, работал в комбеде, избачом в Устье-Кубинском — заведывал избой-читальней (1924—1925). Служил в частях особого назначения (ЧОН), затем поступил в Совпартшколу. Несколько раз переезжал — из Вологды в Сыктывкар, из Сыктывкара в Архангельск. В 1926 году вступил в ВКП(б).

В 1929 году выходит первая книга Константина Коничева «Тропы деревенские». Потом появляются новые книги «По следам молодости», «Лесная быль», очерки «Боевые дни» (о гражданской войне на Севере) и «За Родину» — о герое-пограничнике Андрее Коробицыне.

Во время работы в Архангельском ГПУ (1932 г.) был «шефом» ссыльного Леонида Мартынова.

В 1935—1941 работал в Архангельском областном издательстве редактором и одновременно уполномоченным Союза советских писателей, редактировал альманах «Север». В эти же годы заочно учился и в 1940 году окончил Литературный институт имени М. Горького в Москве.

В годы Великой Отечественной войны 1941—1945 Константин Коничев участвовал в боевых действиях на всех направлениях Карельского фронта и на Дальнем Востоке.

В 1946—1951 — редактор Архангельского издательства.

После переезда в Ленинград, в 1951—1952 — главный редактор Лениздата. А с 1953 года и до конца жизни Константин Иванович был занят только литературно-творческой работой. Жил он в небольшой квартире на Дворцовой набережной, но основное время проводил в творческих поездках по Советскому Союзу, посетил также много зарубежных стран. Ездил в Египет, Грецию, где был в Афинах, Дельфах, Коринфе, Спарте. Итогом этой поездки стала книга «По дорогам Эллады».

Самым впечатляющим и плодотворным оказалось путешествие в экваториальную Африку — в Нигер, Того, Верхнюю Вольту, Дагомею, Габон. В книге «Там, где рвут оковы рабства» писатель рассказывал о своей встрече со знаменитым доктором и учёным Альбертом Швейцером, который тоже не забыл своего русского гостя и писал в марте 1962 года в Россию следующее:

Передайте господину Коничеву, что я тронут приветствием, которое он мне прислал и на которое я отвечаю искренним приветствием. Мы сохранили добрые воспоминания о нём.

Умер Константин Коничев 2 мая 1971 года, похоронен в Ленинграде на Богословском кладбище.

Награды

Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги» и др.

Наследие

Библиотека Константина Коничева насчитывала свыше 4 000 томов — книги по эпохе Петра I, русскому Северу и древним монастырям, сборники произведений устного народного творчества и научные труды по фольклору, искусствоведческие работы и мемуарная литература. Экслибрисы для книжного собрания писателя были созданы известным ленинградским художником В. А. Меньшиковым (1901—1978).

Документы писателя личного происхождения хранятся в Государственном архиве Вологодской области (ГАВО).

Память

• С 1971 года Усть-Кубинская библиотека носит имя писателя-земляка Константина Ивановича Коничева.
• 23 января 1975 года улица Нагорная в Октябрьском посёлке Вологды была переименована в улицу Коничева.

Сочинения

• Полицейское подполье. Сыктывкар, 1935
• Боевые дни. Сб. очерков (Архангельск, 1938)
• Повесть о Федоте Шубине. Архангельск, 1941
• Мастер торпедного удара. Архангельск, 1947
• На холодном фронте. Архангельск, 1947
• Деревенская повесть. М., 1949
• Деревенская повесть. Архангельск, 1949, 1951
• Пограничник Андрей Коробицын. Вологда, 1951
• В девятьсот пятом. Архангельск, 1952
• В местах отдаленных. Повесть (Архангельск, 1954)
• В году тридцатом. Повесть (1964)
• В местах отдаленных. Повесть (Вологда, 1956)
• Новая жизнь. Архангельск, 1956
• Деревенская повесть. Вологда, 1950, 1957
• За Родину. (Архангельск, 1939)
• Земляк Ломоносова: Повесть о Федоте Шубине. (Архангельское областное государственное издательство, 1950)
• Из жизни взятое. Сборник (Архангельск, 1964)
• Рассказы-бывальщины. М., 1967
• [lib.ru/HIST/KONICHEW_K/iz_moej_kopilki.txt_with-big-pictures.html# Из моей копилки. Сб. рассказов] (Вологда, 1971)
• К северу от Вологды. Повесть (Л., 1954)
• К северу от Вологды. Повесть (Вологда., 1955)
• По дорогам Эллады. Л., 1959
• Лесная быль. Повесть (Архангельск, 1934)
• Люди больших дел. Сб. очерков (Архангельск, 1949)
• От Карелии до Кореи. (Иркутск, 1948)
• Пётр Первый на Севере. Повествование (Л., 1973)
• По следам молодости. Повесть (Архангельск, 1936)
• Повесть о Верещагине. (Л., 1956)
• Повесть о Воронихине. (Архангельск, 1959)
• Повесть о Федоте Шубине. (Л., 1951)
• Русский самородок. Повесть о Сытине. (Л.: Лениздат, 1966; переизд. Ярославль, 1969)
• Там, где рвут оковы рабства. (Л.: Лениздат, 1962)
• Тропы деревенские. Сб. рассказов (Вологда, 1929)

Литература

• Смородинская М. Д. Коничев, Константин Иванович // Краткая литературная энциклопедия / Глав. ред. А. А. Сурков. — М.: Советская энциклопедия, 1966. — Т. 3: Иаков—Лакснесс. — С. 704.
• Фрумкин Л. Характер русского северянина: (О творчестве Константина Коничева) // Север. 1969, № 12.
• Мавродин В. В. «Повествование» К. Коничева // Коничев К. Пётр Первый на Севере. — Л.: Лениздат, 1973.
• Гура В. В. [lib.ru/HIST/KONICHEW_K/iz_moej_kopilki.txt_with-big-pictures.html# Добрая память]. 1971.
• Дудин М. Служа всей жизнью // Красный Север. 1974, 26 февр.

Ссылки

• [ystiecult.ru/features/biblioteka/konichev Культура Усть-Кубинского района — Писатель-земляк Константин Иванович Коничев]
• [smolensklib.ru/sites/default/files/old%20str/rf/book/opisan/konichev.htm Смоленская областная универсальная библиотека им. А. Т. Твардовского: Экслибрис Коничева]

Отрывок, характеризующий Коничев, Константин Иванович

Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.