Ленд-арт

Ленд-арт (от англ. land art — ландшафт-искусство), направление в искусстве, возникшее в США в конце 1960-х годов, в котором создаваемое художником произведение было неразрывно связано с природным ландшафтом. Работы ленд-арта не были по отношению к ландшафту внешними или привнесёнными, последний использовался скорее как форма и средство создания произведения. Часто работы выполнялись на открытом и удалённом от населённых мест пространстве, в котором оказывались предоставленными самим себе и действию природных сил.

История

Лэнд-арт необходимо расценивать как художественный протест против привычной искусственности, пластмассовой эстетики и безжалостной коммерциализации искусства в Америке конца 1960-х. Мастера лэнд-арта не рассматривали стандартные художественные площадки, как музеи или галереи, в качестве демонстрации своей эстетической деятельности, ведь они создавали настолько монументальные пейзажные проекты, что их невозможно было сопоставить с традиционной транспортабельной скульптурой или же с коммерческим рынком искусства в принципе. Вдохновением для лэнд-арта послужили не только такие направления искусства, как минимализм и концептуализм, но также и модернистские движения, такие как Де Стайл, кубизм и работы Константина Бранкузи и Йозефа Бойса. Многие художники, сейчас неразрывно связанные с лэнд-артом, ранее были увлечены направлениями перечисленными выше. К примеру, дизайн Исаму Ногути 1941 года для Очерченной Детской Площадки (Contoured Playground) в Нью Йорке, можно считать исключительным ранним образцом лэнд-арта, даже при том, что сам художник никогда не называл свою работу "лэнд-артом", а просто "скульптурой". Но все же, в наши дни его влияние на современный лэнд-арт, ландшафтную архитектуру и экологическую скульптуру неоспоримо и очевидно.

Алан Сонфист является пионером альтернативного подхода к работе с природой и культурой, которую он начал в 1965 году, возвратив историческую природу и экологически устойчивое искусство в Нью-Йорк. Его самая вдохновенная работа это "Пейзаж Времени" (Time Landscape), природный лес, который он привил в Нью Йорке. Он также создал несколько других "Пейзажей Времени" по всему миру, таких как "Круги Времени" во Флоренции, демонстрирующих историческое использование земли в этом регионе Италии, и другая работа недавнего времени в Музее и Парке Скульптур Кордовы, под Бостоном. По словам критика Барбары Роуз, пишущей в Artforum в 1969 году, она была разочарована превращением искусства в товар, и навязанностью художеств в галереях. В 1967 искусствовед Грэйс Глуек, пишущая в Нью-Йорк Таймс, объявила, что первый образец искусства "в земле" был сделан Дугласом Лейчтером и Ричардом Сабой в Школе Живописи и Скульптуры Skowhegan. Внезапное появление лэнд-арта в 1968 может быть расценено, как ответ поколения художников (большинству из них не было и тридцати) обостренной политической активности того года , а также появившемуся экологическому движению и борьбе за права женщин.

Движение началось в октябре 1968 года с выставки "Земных Работ" в галерее Dwan в Нью-Йорке. В феврале 1969 Виллоуби Шарп курировал "Земную выставку" в Музее Искусства Эндрю Диксона Уайта, в Корнелльском университете. На выставке были представлены: Уолтер Де Мария, Ян Диббетс, Ханс Хээк, Майкл Хейзер, Нил Дженни, Ричард Лонг, Дэвид Медалла, Роберт Моррис, Деннис Оппенхейм, Роберт Смитсон и Гантэр Уекер. Выставка была организована Томасом В. Ливиттом. Гордон Матта-Кларк, живший в то время недалеко от университета был приглашен Шарпом помочь художникам в "Земном Искусстве".

Возможно, самый известный художник, который работал в этом жанре, был американец Роберт Смитсон, чье эссе 1968 года "Отложение осадка Мышления: Земные Проекты" послужило критической основой для движения, поскольку в нем описывалась реакция на отсоединение модернизма от социальных вопросов, по словам критика Клемента Гринберга. Его самая известная часть,( и вероятно самый известный проект лэнд-арта), это проект Спирального Причала (1970), для которого Смитсон скомпоновал скалу, землю и морские водоросли, чтобы сформировать длинный (1500-футовый) причал спиральной формы, выходящий в Большое Соленое озеро в северной Юте, США. Доступная обозрению часть работы зависит от переменчивого уровня воды. С момента своего создания пристань однажды полностью скрылась из вида, чтобы потом снова появиться из под воды.

Зеркало Гравия Смитсона с Трещинами и Пылью (1968) является редким примером лэнд-арта, существующего в галерее, а не на природе. Этот объект искусства состоит из груды гравия, расположенного около частично зеркальной стены галереи. В простоте его форм и вниманию к самим материалам угадывается дух минимализма, как и в других произведениях лэнд-арта. Здесь также угадывается связь с Arte Povera в использовании материалов, которые традиционно рассматривают как "лишенные художественного вкуса" или "бесполезные". Итальянец Джермано Челант, основатель Arta Povera, был одним из первого пособников лэнд-арта.

"Художники Земли" чаще всего американцы, наряду с другими выдающимися художниками в этой области, таких как Карл Андре, Элис Эйкок, Уолтер Де Мария, Ханс Хээк, Майкл Хейзер, Нэнси Холт, Деннис Оппенхейм, Эндрю Роджерс, Чарльз Росс, Роберт Смитсон, Алан Сонфист и Джеймс Террелл. Террелл начал работу в 1972 над возможно крупнейшим лэнд-артом настоящего времени, изменив землю, окружающую потухший вулкана Кратер Родена в Аризоне. Возможно, самыми выдающимися не американскими художниками являются британцы Крис Дрери, Энди Голдсуорти, Питер Хатчинсон, Ричард Лонг и австралиец Эндрю Роджерс.

Некоторые проекты художников Христо и Жанны-Клода (они известны обертыванием памятников, зданий и пейзажей в ткани) также считали лэнд-артом, хотя сами художники считают это неправильным. Понятие Йозефа Бойса 'социальной скульптуры' сильно повлияло на 'Лэнд-арт', и в его '7000 Eichen', проекте 1982 года, в котором он задумал посадить 7000 Дубов, есть много общих черт процессам 'Лэнд-арта'. “Ритмы Жизни” Роджерса - самый большой предпринятый проект лэнд-арта на данный момент. Цепь каменных скульптур, или "геоглифов" по всему миру, протянутая в 12 разрозненных экзотических местоположениях (начиная от мест, которые располагаются ниже уровня моря и до высот 4,300 м / 14,107 футов). В каждом месте планируется расположить от трех скульптур (от 40,000 кв. м./430,560 кв. фут).

В 1979 году латиноамериканский философ и художник, знаменитый своими работами в области лэнд-арта, Эдуардо Сангвинетти, представил свои "Скульптуры в Земле". Они были расположены на природе, и через некоторое время начали функционировать, поскольку растения и животные сделали свои дома в той особой "topos", в пустыне Ла-Пампа. Позже они выработали определенную систему, помогающую классифицировать запахи и цвета, таким образом претворяя в жизнь оригинальную идею художника, который был в то время поглощен сельской местностью и её зеркальной радиацией... В его выступлении на тему лэнд-арта "Solum" (1987) идет речь о зооморфологии той лошади, которая значительно обольщает аудиторию Культурного Центра Реколета (бывший Centro Cultural Ciudad de Buenos Aires).

"Amarillo Total" - имя той лошади, не только предотвратило экологический удар, но также и выставило напоказ моделей, полностью раскрашенных нашим художником, их голые накрашеные тела представляют нам живопись красками, изготовленными из пигментов земли и растений. В эссе Сангвинетти "Альтер эго" (1986), он сказал: "Спонтанная деятельность в природе... В природе есть тип непосредственной деятельности. Это понятие не существует в культурном человеке, и если это действительно чувствуется в детях, то это лишь походит на слабое воспоминание о примитивном уме... Следовательно я думаю, что выживание осознания сверхъестественного в природе, во всех работах Лэнд-арта, должно быть вещью, которая ´оживляет Все´.

Художники, посвятившие себя лэнд-арту, в Америке положились главным образом на богатых покровителей и частные фонды, с помощью которых они спонсировали свои зачастую весьма дорогостоящие проекты. С внезапным экономической рецессией в середине 1970-х приток денег из подобных источников в основном остановился. Со смертью Роберта Смитсона в авиакатастрофе в 1973 году движение потеряло одного из своих самых важных глав и постепенно исчезло. Чарльз Росс продолжает работать над Звездным проектом Оси, который он начал еще в 1971 году. Майкл Хейзер продолжает свою работу над Городом, и Джеймс Террелл продолжает работать над проектом Кратера Родена. В большинстве отношений 'Лэнд-арт' стал частью господствующего общественного искусства, и во многих случаях термин "Лэнд-арт" используется некорректно, чтобы определить любой другой вид искусства на природе даже при том, что он может быть совершенно не связан с первоначальной задумкой.

Лэнд-арт в России

Крупнейшей площадкой в современной России стала деревня в Калужской области Никола-Ленивец, куда приезжают лэнд-артисты со всей России, а также из зарубежных стран. В этом ключе нельзя не упомянуть Николая Полисского.С 2000 года он является создателем крупных арт-объектов в природной среде из естественных материалов, наряду с крестьянами – жителями деревни Никола-Ленивец, которую Полисский выбрал своей главное площадкой для творчества. Его первый проект – «Снеговики» создан на территории Никола-Ленивца в 2000 году и представлял из себя войско из 220 снеговиков, стоящих на берегу реки Угры. За «Снеговиками» последовали другие монументальные объекты из природных материалов – сена, дерева, лозы – «Сенная башня», «Дровник», «Медиа башня», «Маяк» и другие. С 2006 года в Никола-Ленивце проходит фестиваль «АрхСтояние», зачинщиком которого выступил Полисский, и в деревне начинают появляться работы различных авторов, в том числе и зарубежных.

Цитаты

Николай Полисский, 2009:

Сейчас на Западе лэнд-арт за редким исключением выродился в дизайн — сугубо прикладное утилитарно-функциональное занятие. А мы сосредоточены на художественных обобщениях. Сейчас, чтобы продолжать заниматься собственно лэнд-артом, нужно иметь какую-то внутреннюю мотивацию.

Основные представители

• Роберт Смитсон
• Ричард Лонг
• Христо
• Герман де Врайс
• Вальтер де Мария
• Майкл Хейзер
• Ана Мендьета
• Хамиш Фултон
• Энди Голдсворти
• Яцек Тылицки
• Николай Полисский
• Ричард Шиллинг

Литература

• Lawrence Alloway, Wolfgang Becker, Robert Rosenblum et al., Alan Sonfist, Nature: The End of Art, Gli Ori,Dist. Thames & Hudson Florence, Italy,2004 ISBN 0-615-12533-6
• Max Andrews (Ed.): Land, Art: A Cultural Ecology Handbook. London 2006 ISBN 978-0-901469-57-1
• John Beardsley: Earthworks and Beyond. Contemporary Art in the Landscape. New York 1998 ISBN 0-7892-0296-4
• Suzaan Boettger, Earthworks: Art and the Landscape of the Sixties. University of California Press 2002. ISBN 0-520-24116-9
• Amy Dempsey: Destination Art. Berkeley CA 2006 ISBN 978-0-520-25025-3
• Michel Draguet, Nils-Udo, Bob Verschueren, Bruseels: Atelier 340, 1992
• Jack Flam (Ed.). Robert Smithson: The Collected Writings, Berkeley CA 1996 ISBN 0-520-20385-2
• John K. Grande: New York, London. Balance: Art and Nature, Black Rose Books, 1994, 2003 ISBN 1-55164-234-4
• Eleanor Heartney, Andrew Rogers Geoglyphs, Rhythms of Life, Edizioni Charta srl, Italy, 2009 ISBN 978-88-8158-712-4
• Robert Hobbs, Robert Smithson: A Retrospective View, Wilhelm Lehmbruck Museum, Duisburg / Herbert F. Johnson Museum of Art, Cornell University,
• Jeffrey Kastner, Brian Wallis: Land and Environmental Art. Boston 1998 ISBN 0-7148-4519-1
• Lucy R Lippard: Overlay: Contemporary Art and the Art of Prehistory. New York 1983 ISBN 0-394-51812-8
• Udo Weilacher: Between Landscape Architecture and Land Art. Basel Berlin Boston 1999 ISBN 3-7643-6119-0
• Edward Lucie-Smith (Intro) and John K. Grande: Art Nature Dialogues: Interviews with Environmental Artists, New York 2004 ISBN 0-7914-6194-7
• David Peat & Edward Lucie-Smith (Introduction & forward) Dialogues in Diversity, Italy: Pari Publishing, 2007, ISBN 978-88-901960-7-2
• Gilles A. Tiberghien: Land Art. Ed. Carré 1995

См. также

• Геоглиф
• Надписи из деревьев

Ссылки

• [artandyou.ru/category/history/post/nikolay_i_lend_art Николай Полисский и лэнд-арт]
• [www.polenov.su/?item=ec9beb3c-93bb-4db8-8916-d8bc1f4f4906&termin=e18756df-53cf-4c10-b7f6-ee717e70472d Лэнд-арт на сайте «Василий Поленов»]
• [cappadociavisit.com/skulpturniy-park/ Лэнд-арт композиции Эндрю Роджерса из цикла «Ритмы жизни», скульптурный парк «Время и Пространство» в Турци (Каппадокия)]
• [www.landart.fr/ OBSART | Observatoire du Land Art]
• [www.youtube.com/watch?v=FRPodGZfMPM&list=PLRSwFqRcpg4ELTQzr6suZQtdjR49o6BqM&index=4 Лекция Ирины Кулик в Музее «Гараж». Майкл Хейзер – Ричард Лонг]

Отрывок, характеризующий Ленд-арт

«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.