Маркеллиане

Маркеллиа́не (др.-греч. μαρκελλιανοί; лат. marcelliani) — последователи религиозного течения в христианстве в IV веке, ереси, названной по имени его основоположника — Маркелла Анкирского.

Почвой для создания учения Маркелла послужили триадологические споры с Арием и его последователями. Маркелл был твёрдым последователем единосущия Отца и Слова. Он участвовал в 325 году в Никейском соборе. После него, вместе с Афанасием Великим принимал активное участие в арианском споре. В это время в столице господствовало арианствующее богословие, во главе которого стояли Евсевий Никомидийский, Евсевий Кесарийский, Астерий Софист, Павлин Тирский. Евсевий Кесарийский самонадеянно называл это богословие — др.-греч. «ή έκκλησιαστική θεολογία» («церковное богословие»), и написал книгу с одноименным названием. Против этого богословия и выступил Маркелл, в результате он создал свою оригинальную богословскую триадологическую систему.

До сотворения мира Бог представляет единую Монаду или первую сущность в мире и кроме него нет ничего. В Отце находится Слово или Логос, это так называемое «Слово внутреннее» (др.-греч. «Λόγος ενδιάθετος»); когда Бог начинает творить мир, то Слово как «деятельная энергия» (др.-греч. «ενέργεια δραστική») исходит от Бога и становится «Слово произносимое» (др.-греч. «Λόγος προφορικός»), не переставая, одновременно, оставаться силою внутри Бога. Тоже происходит и со Святым Духом, который до сотворения находится в Отце. Троица Маркелла есть Троица откровения. Трое: Отец, Слово и Святой Дух — един Бог являют «домостроительство» (др.-греч. «οικονομία»), которое есть «нисхождение», «глаголание», «протяжение». Первое «домостроительство» это творение видимого и невидимого мира, а второе — «домостроительством по плоти» (др.-греч. «κατά σάρκα οικονομίας») — вочеловечение Слова. Лишь после вочеловечения Слово становится Иисусом Христом и получает некоторую самостоятельность из-за немощи человеческой плоти. Согласно учению Маркелла в конце веков происходит второе пришествие Христа, суд и после этого Бог явит естественное «сокращение» (др.-греч. «συστολή»). Все трое: Отец, Слово и Дух вновь будут представлять одну Монаду. Вопрос о том, что будет с человеческим телом Христа Маркелл обходил стороной. Царство Христа имеет конец, а царство Слова бесконечно. Он написал книгу, в которой изложил своё богословие. Книга полностью не сохранилась. Отрывки из неё вошли в сочинения Евсевия Кесарийского. Одно из них — «Против Маркелла», а второе — «Церковное богословие». В обеих книгах Евсевий ругает богословие Маркелла. На Востоке после Никейского собора стали господствовать арианствующие иерархи. Маркелл был обвинён в савеллианстве и изгнан из своей епархии ~ в 336 году; предположительно, его осудили на Константинопольском соборе. Почти 40 лет после этого духовенство Анкиры сохраняло верность своему прежнему епископу; Маркелл отправляется на запад. Афанасий Великий и епископы западной части Римской империи поддерживали эти годы Маркелла, тогда как на востоке часть епископов считало его еретиком. В 340 году Римским собором Маркелл был оправдан и признан православным; то же самое произошло в 343 или в 344 году, Сардикийский собор вновь Маркелл был признан православным.

Верные Маркеллу, своему епископу, христиане Анкиры: духовенство и миряне образовали группу маркеллиан. Афанасий Великий до смерти в 373 году имел евхаристическое общение как с Маркеллом, так и с маркеллианами. Он очень снисходительно относился к своему старому другу и соратнику — Маркеллу, как об этом пишет в Панарионе Епифаний Кипрский. Но такое отношение разделяли далеко не все иерархи. Кирилл Иерусалимский, Иларий Пиктавийский, Василий Великий, жившие в одно время с Маркеллом, писали о его учение как о ереси, об этом же писали и более поздние авторы: Сократ Схоластик и Феодорит Кирский. В 375 году египетские епископы исповедники, сосланные в Диокесарию приняли маркеллиан в общение, Василий Великий отнесся довольно строго к этому самочинному шагу, поскольку они сделали его без всяких сношений с восточными иерархами. Епифаний Кипрский, полный неуверенности в своем мнении, отвел маркеллианам место в своём ересиологическом трактате «Панарион», написанном в 377 или в 378 году; хотя в своей книге Епифаний и не объясняет в чём состояло заблуждение маркеллиан. Римский собор 380 года анафематствовал маркеллиан.

Константинопольский собор 381 года подверг ересь маркеллиан анафеме в своём первом правиле. Лосский и Петр (Л’Юилье) считали, что добавление: «Его же Царствию не будет конца», в 7-й член Символа веры на Втором Вселенском Соборе в 381 году сделано против учения Маркелла о конечности царства Иисуса Христа.

Григорий Нисский в своём «Послании не доверяющим православной вере», написанном после 381 года, но до 394 года, по просьбе христиан Севастии пишет: «мы... приняли в общение вселенской Церкви людей, имевших некогда собрания в Анкире, называемых по имени Маркелла.... Но все сделали мы в согласии с православными и сослужителями нашими на Востоке, которые поручили нам заняться делом этих людей и одобрили сделанное нами.»

В 7 правиле Второго Вселенского Собора, определяющим каким чином принимать из какой ереси, конкретно маркеллиане не упоминаются. Никодим (Милаш) считает, что маркеллиане упоминаются в этом правиле во фразе: «и всех прочих еретиков (ибо много здесь таковых, наипаче выходящих из Галатския страны)». По его мнению маркеллиане согласно правилу принимались в Церковь как язычники, то есть через оглашение и последующее крещение. Уже в 385 году маркеллиане были чрезвычайно малочисленны.

Западные авторы: Аврелий Августин (начало V века) в книге лат. «De Haeresibus ad Quodvultdeum Liber Unus» («Ереси, попущением Бога, в одной книге»), Исидор Севильский (начало VII века) в труде лат. «Etymologiae» («Этимологии») о маркеллианах не упоминают ничего.

Ссылки

• [khazarzar.skeptik.net/pgm/PG_Migne/John%20of%20Damascus_PG%2094-96/De%20haeresibus.pdf «Περὶ αἱρέσεων ἐν συντομίᾳ ἑκατόν, ὅθεν ἤρξαντο καὶ πόθεν γέγονασιν».]
• [azbyka.ru/otechnik/Ioann_Damaskin/o_100_eresyax/ Иоанн Дамаскин. О ста ересях вкратце]
• [azbyka.ru/otechnik/Epifanij_Kiprskij/na-vosemdesjaty-eresej-panarij-ili-kovcheg/3_1_3 Епифаний Кипрский. На восемьдесят ересей Панарий, или Ковчег. Книга 3. Против Маркеллиан. Пятдесят вторая, а по общему порядку семдесят вторая ересь]
• [books.google.ru/books?id=YodWAAAAcAAJ&pg=PT329&dq=Contra+Marcellum&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjXsKWb-LjJAhUEiiwKHYczDQEQ6AEITDAH#v=onepage&q=Contra%20Marcellum&f=false PG 24, col.749—827 (Eusebii Pamphili. Contra Marcellum); col. 825—1045 (De ecclesiastica theologia contra Marcellum libri tres)]
• [azbyka.ru/otechnik/Nikodim_Milash/pravila-svjatyh-apostolov-i-vselenskih-soborov-s-tolkovanijami/106#note503 Никодим (Милаш). Правила Святых Апостолов и Вселенских соборов с толкованиями. Правила Второго Вселенского Собора, Константинопольского. Правило 1]
• [predanie.ru/bolotov-vasiliy-vasilevich/book/114709-lekcii-po-istorii-drevney-cerkvi-4-1/#toc4 Василий Васильевич БОЛОТОВ. ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ. Том 4. Санкт-Петербург Аксион эстин 2006. I. Споры о Св. Троице (завершение „богословской“ стадии споров о Богочеловеке. 2. Заблуждения, возникшие в период борьбы с арианством. Маркелл анкирский.]
• [books.google.ru/books?id=x8AUAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false PG 94. col. 721 «Περὶ αἱρέσεων ἐν συντομίᾳ ἑκατόν, ὅθεν ἤρξαντο καὶ πόθεν γέγονασιν»]
• [books.google.ru/books?id=C4P5eFG6Yg4C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false PG 42 (глава 72)]
• [www.sedmitza.ru/lib/text/434987/ А.В.Карташев. «Вселенские соборы». Богословствование Маркелла. Маркелл Анкирский]
• [azbyka.ru/otechnik/Grigorij_Nisskij/pisma/ Григорий Нисский. Послания. 5. Послание не доверяющим православной вере, по просьбе христиан Севастии написанное.]
• [books.google.ru/books?id=eyZPAAAAYAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, cujus Johannes Dominicus Mansi et post ipsius mortem Florentius et Venetianus editores ab anno 1758 ad annum 1798 priores triginta unum tomos ediderunt, nunc autem continuatat et absoluta, Том 3. col. 486]
• Спасский А. А. [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File%3AСпасский_История_догматических_движений_в_эпоху_Вселенских_соборов.djvu&page=293 История догматических движений в эпоху вселенских соборов]. — 2-е. — Сергиев Посад, 1914. — Т. I. — 648 с.
• [azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Brilliantov/lektsii-po-istorii-drevnej-tserkvi/5_2 Бриллиантов А.И. Лекции по истории древней церкви. Торжество ариан на основе союза их с восточными епископами (325—361 гг.)]

Отрывок, характеризующий Маркеллиане

– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.