Марюла, Жакоб Франсуа

Марюла
фр. Marulaz
Дата рождения	6 ноября 1769(1769-11-06)
Место рождения	Цайскам, провинция Лотарингия (ныне Германия), королевство Франция
Дата смерти	10 июня 1842(1842-06-10) (72 года)
Место смерти	Филен, департамент Верхняя Сона, королевство Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1784 – 1815
Звание	Дивизионный генерал
Командовал	8-м гусарским полком (1798-1805)
Сражения/войны	Вальми (1792) Гогенлинден (1800) Любек (1806) Голымин (1806) Прейсиш-Эйлау (1807) Ландсхут (1809) Эберсберг (1809) Эсслинг (1809) Ваграм (1809)
Награды и премии

Жакоб Франсуа Марола (фр. Jacob François Marola; 6 ноября 1769 — 10 июня 1842) — французский военный деятель, дивизионный генерал (1812 год), барон (1808 год), участник революционных и наполеоновских войн.

Биография

Родился в семье отставного гусара Франсуа Марола.

16 сентября 1778 года был принят «сыном полка» в гусарский полк Эстерхази (будущий 3-й гусарский полк). 1 ноября 1784 года официально зачислен на службу.

С началом революционных войн отличился в сражении 20 сентября 1792 года при Вальми. 1 октября 1792 года в звании лейтенанта был зачислен в Корпус разведчиков (будущий 8-й гусарский полк), служил в составе Северной армии.

В 1793 году переведён в Западную армию и принимал участие в боевых действиях в Вандее, 1 августа 1793 года был назначен адъютантом генерала Саломона, 1 марта 1793 года возглавил роту в 8-м гусарском, отличился при разоружении повстанцев в Понторсоне, в сентябре 1793 года ранен картечью в левое бедро в сражении при Лавале, отличился при захвате Анжера, а через несколько дней разгромил штаб-квартиру мятежников в Блене.

В 1794 году возвратился в Северную армию, сражался под командой генералов Пишегрю и Вандама, 30 апреля 1794 года ранен саблей в правую щёку в бою под Мененом, 18 мая 1794 года отличился в сражении при Бусбеке, где был несколько раз ранен при захвате неприятельских окопов, в сражении 15 сентября 1794 года при Бокстеле во главе 30 гусар атаковал и опрокинул два гессенских батальона численностью 1500 штыков, причём пленил 500 человек, за что удостоен благодарности Конвента. 22 октября 1794 года лихим кавалерийским наскоком захватил Оппенгейм и удерживал город до подхода французской пехоты.

С 1795 года служил в Рейнской армии под командой генералов Бопюи и Моро, 25 октября 1795 года ранен пулей в руку в бою при Юнингене, 2 марта 1797 года отличился при захвате Берна.

23 декабря 1798 года произведён в полковники, и возглавил 8-й гусарский полк. Служил в Гельветической армии, 4-8 июня 1799 года сражался при Цюрихе, 15 июня 1799 года при захвате неприятельского лагеря пленил 400 человек и получил пять пулевых ранений в грудь, в том же году переведён в Рейнскую армию.

1 мая 1800 года захватил 800 пленных при переправе через Рейн, 3 мая 1800 года отличился в сражении при Штоккахе, где захватил 2000 пленных, 500 лошадей и 8 орудий. 19 июня 1800 года сражался при Хохштадте, затем захватил в плен 1200 баварцев при Индельфингене. 3 декабря 1800 года сражался при Гогенлиндене. 13 мая 1801 года прославился отвагой в ходе 9-часового боя при Зальцбурге.

С 1803 по 1805 год служил в Армии Берегов Океана. 1 февраля 1805 года произведён в бригадные генералы. 12 марта 1805 года стал командующим департамента Верхняя Сона.

С началом Прусской кампании, вопреки пожеланиям родных, отбыл в распоряжение Императора, и 20 октября был назначен командиром 1-й бригады 2-й дивизии тяжёлой кавалерии вместо погибшего при Йене генерала Вердьера. 5 декабря сменил кирасир на более привычных для него конных егерей, и возглавил бригаду лёгкой кавалерии 3-го корпуса маршала Даву Великой Армии.

Участвовал в Польской кампании, ранен в сражении при Голымине, в январе 1807 года занял Остроленку, где захватил 200 пленных, 6 февраля взял ещё 700 пленных и три орудия, 7-8 февраля 1807 года отличился в сражении при Эйлау, 9 февраля у Домнау захватил 300 пруссаков и большое количество багажа, продовольствия и боеприпасов. 17 июня атаковал тылы врага у Лабиау, и захватил до 5000 пленных. После заключения Тильзитского мира из-за проблем со здоровьем был вынужден возвратиться во Францию и 4 февраля 1808 года возглавил 10-й военный округ.

6 марта 1809 года назначен командующим маршевых кавалерийских полков 5-го военного округа, 4 апреля возглавил кавалерию 4-го корпуса Армии Германии (3-й, 14-й, 19-й и 23-й конно-егерские полки), с которой принял участие в Австрийской кампании. В ходе всей кампании захватил более 6000 пленных. Сражался 21-22 апреля при Ландсхуте, 24 апреля при Ноймаркте, 3 мая при Эбельсберге, 10 мая вступил в Вену. 22 мая 1809 года при Асперне дрался под началом Массена, затем получил приказ идти на помощь Ланну в Эсслинг, где и был ранен пулей в правое бедро, но не оставил руководство своей кавалерией, и под конец дня отвёл егерей на остров Лобау. 5 июля переправился через Дунай вслед за дивизией Ласалля, на следующий день при Ваграме участвовал в атаке вместе с силами Ласалля. После гибели полковника 8-го гусарского Лаборда, обращается к своим бывшим подчинённым: «Гусары 8-го, я командовал вами в течение тринадцати лет. Мое имя вам известно. Вот враг, я надеюсь, что вы покажите мне вашу былую отвагу». Воодушевлённые данной речью, гусары 8-го, а также последовавшие за ними другие полки яростно атаковали и изрубили австрийских улан, захватили 11 неприятельских орудий, однако сам Марюла в ходе этой атаки был тяжело ранен пулей в бедро. 12 июля 1809 года был произведён в дивизионные генералы, и заменил убитого Ласалля на посту командира дивизии, но новые и старые раны не позволили ему долго оставаться в данной должности. 24 сентября 1809 года он получил административную должность, и был назначен командующим 6-го военного округа.

При первой реставрации Бурбонов назначен 20 июня 1814 года генеральным инспектором кавалерии 21-го военного округа, с 15 января 1815 года служил в 18-м военном округе, во время «Ста дней» присоединился к Императору и с 11 апреля 1815 года командовал 6-м военным округом, отличился при обороне Безансона от австрийцев. После второй реставрации определён 21 июля 1815 года в резерв и 6 декабря 1815 года вышел в отставку. С 1816 по 1831 годы занимал пост мэра Филена, 17 сентября 1817 года был вынужден вновь получить французское гражданство. Умер от инсульта 10 июня 1842 года в Филене в возрасте 72 лет. За годы службы генерал Марюла был ранен 19 раз, под ним были убиты 26 лошадей.

Воинские звания

• Бригадир-фурьер (1 января 1791 года);
• Вахмистр (25 июня 1792 года);
• Лейтенант (1 октября 1792 года);
• Капитан (1 марта 1793 года);
• Командир эскадрона (7 мая 1794 года, утверждён 26 февраля 1795 года);
• Полковник (23 декабря 1798 года);
• Бригадный генерал (1 февраля 1805 года);
• Дивизионный генерал (12 июля 1809 года).

Титулы

• Барон Марюла и Империи (фр. baron Marulaz et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 7 декабря 1808 года).

Награды

• Почётная сабля (22 марта 1801 года)

Легионер ордена Почётного легиона (24 сентября 1803 года)

Коммандан ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Командор баденского орден Военных заслуг Карла Фридриха (1809 год)

Командор Большого креста гессенского ордена Людвига (3 августа 1809 года)

Кавалер военного ордена Святого Людовика (19 июля 1814 года)

Источники

• Charles Mullié. Biographie des célébrités militaires des armées de terre et de mer de 1789 à 1850, 1852
• Pierre R. Sonet, Marulaz (dit Marola), Jacob François Claude : Général, baron de l’Empire en: Dictionnaire biographique de la Haute-Saône, Vesoul , 2005, p. 564—565.

Ссылки

• [www.culture.gouv.fr/public/mistral/leonore_fr?ACTION=RETROUVER&FIELD_1=NOM&VALUE_1=MARULAZ&NUMBER=5&GRP=0&REQ=%28%28MARULAZ%29%20%3aNOM%20%29&USRNAME=nobody&USRPWD=4%24%2534P&SPEC=9&SYN=1&IMLY=&MAX1=1&MAX2=1&MAX3=100&DOM=All Информация о генерале на сайте base Léonore]
• [cavaliers.blindes.free.fr/profils/marulaz.html Биография генерала на французском]

Отрывок, характеризующий Марюла, Жакоб Франсуа

Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.